Война амазонок - Бланкэ Альбер. Страница 35

Старик Мондор подошел к нему нос к носу и стал рассматривать его с таким комическим, но натуральным любопытством, что народ заливался громким смехом, воображая, что вся эта сцена заранее подготовлена.

– Тиртен, бедный мой друг и сотрудник, какие злые духи изменили тебя до такой крайности? Ты ли это?

– Это я, хозяин, – отвечал тот жалобно.

– Странная вещь! Непонятная вещь! Клянусь честью хирурга. Как же это? Давеча утром я оставил у себя этого человека с носом вроде трубы, как и подобает быть служителю такого хозяина, как моя особа, а теперь явился он передо мной с носом длинным-предлинным – чуть не с аршин!

– Хозяин, а хозяин, – заговорил под влиянием необыкновенного положения Ренэ настоящим паяцем, – как же не вытянуться моему носу? Сам суди, ведь я истый парижанин, а у какого парижанина не надорвется нос, когда он видит, как все дела у нас идут шиворот-навыворот? Поневоле нос тебе наклеят!

– Это что значит? Ах ты плутишка, интриган! Не вздумал ли и ты сунуться носом в таинственные нити политики?

– Ну как же не попытаться, хозяин, хоть раз-то в жизни? Если сам пороху не выдумаешь, так у других научишься. Вот и я волей-неволей подслушал славные куплетики насчет господ Гонди и Бофора – объедение, да и только.

– Насчет отца народа и короля рынков! – воскликнул Мондор, с почтительною поспешностью снимая шляпу.

– Да здравствует наш Гонди! – заорал в толпе какой-то бешеный фрондер.

– Пошли Господь много лет здравствовать герцогу Бофору! – подхватил другой, махая шляпой.

– Что за хвалебные восторги! – воскликнул Ренэ с горькой усмешкой.

– Песню! Песню! – закричали в передних рядах.

– Не жеманься, дружочек, спой свою песенку, – сказал Мондор в ожидании блистательного успеха.

В эту минуту Ренэ встретился глазами с Маргаритой, и это возвратило ему смелость. Он схватил пародийную скрипку – дощечку, на которой натянута одна струна, и, взмахнув толстым смычком, ударил по струне. По всему пространству пронесся глухой сиплый звук, похожий на вызов.

Звучным, приятным голосом он затянул куплет, который в скором времени обошел весь Париж.

Гонди, ты, который называешься нашим отцом, Гонди, ты, который зришь наши беды, Слезы парижанина осуши! Гонди, ты, который называешься нашим отцом, У нас и голод, и война, И крайняя нищета, Тогда как ты спишь на цветах. Гонди, ты, который называешься нашим отцом! Если тебе шапку дадут, От нас ты будешь чересчур высоко.

– Браво! Браво! – крикнули мазаринисты, прибывшие на площадь.

– Это гнусно! Безбожно! – заревела толпа. – Тиртен поплатится!.. Его двор подкупил!.. Мазарини денег ему дал!.. Долой его! Выбросьте вон!.. Какое нахальство… Да здравствует Гонди! Долой Мазарини!

– Слышишь, что ты наделал? – бормотал раздосадованный Мондор.

– Правда, правда, господа публика! Гонди великий человек, и я прошу прощения за то, что повторил эту скверную песенку.

– Давно бы так!..

– С ващего позволения я намерен угостить вас другой песней, в честь господина Бофора.

– Браво! Какая славная мысль!

– Смотри же, друг Тиртен, не осрамись, – увещевал его Мондор.

Ренэ извлек из своего инструмента такой визгливый звук, что вся площадь разом затихла. На мотив, известный всем уличным мальчишкам, Ренэ громко затянул песенку:

– Браво! – восклицала толпа, пуще всех – женщины. Ренэ опять встретился глазами с Маргаритой, которая остолбенела, узнав в паяце своего кузена, и продолжал:

– Долой Тиртена! – закричал кто-то.

– Нет, пускай продолжает, – заорали другие.

– Да, да, мы обожаем его! – пробившись в первые ряды, пронзительно кричали женщины с бойкими манерами.

– И точно, есть она, и самая лучшая! – кричал восторженный человек.

– Тише! Пускай он докончит.

– Клевета! Гнусная ложь! – ревела не на шутку разъяренная толпа.

Несмотря на сопротивление одних, другие бросились на подмостки: все, что попадало под руку, летело в несчастного Мондора, который не знал, куда ему спрятаться. Напрасно он силился убедить публику, что он тут ни при чем, и знать не знает этого паяца.

Как только разразилась буря, Ренэ со всех ног бросился с лестницы долой и чуть не столкнулся с Тиртеном.

– Караул! С моим париком удирает! – закричал Тиртен и, проворно стащив парик с головы Ренэ, надел на себя.

– Это шпион кардинала! – кричали в толпе.

– Смерть шпиону! – повторяла толпа, всегда соглашаясь даже с самым нелепым обвинением.

Но на этот раз вся наружность говорила не в пользу Ренэ; из желания ли мести или по убеждению он поставил себя в опасное положение.

Тиртен хотел доказать почтеннейшей публике, что не от него спета клевета на народных кумиров; схватив Ренэ за руку, он тащил его на подмостки, чтобы выдать народной ярости.

Но молодой силач дал ему сильного пинка и скрылся из глаз разъяренных зрителей.

Мигом балаган был полон, Мондор сбит с ног. Произошла страшная свалка, и балаган бедного врачевателя был разнесен в куски. Все его отчаянные мольбы и слезные уговоры были напрасны.

Появление Ренэ на подмостках балагана задержало Маргариту в толпе; бедняжка понимала, какой опасности подвергался ее кузен. Сначала она стояла в последних рядах, но народ прибывал, скоро ее затянуло в середину толпы, а когда началось смятение, она вместе с маленькой Марией совсем потерялась.

Человеческие волны все уносили в своем течении. Маргарита вдруг почувствовала, что кто-то с силой вырвал у нее из руки ладошку Марии.

Напрасно она пыталась своими пронзительными криками удержать напор толпы: она не смогла ни вырваться оттуда, ни увидеть, куда девалась ее сестра. Может быть, она упала и ее затоптали?

– Мария! – кричала она что было силы. – Мария, где ты?

Несмотря на физическую боль – ее давили и душили все эти разъяренные груди, несмотря на нравственное страдание – что она скажет своим родителям и каково будет их отчаяние? – Маргарита энергично сопротивлялась общему течению.

– Мария, Мария! – истошно звала она с отчаянием.

Никто не отвечал на ее призывы, только ревела буря разъяренного народа.

В этой страшной свалке Маргарита забыла про Ренэ, она упорно искала свою сестру. Когда толпа, двинувшись в другую сторону, выпустила ее из железных тисков, она, как безумная, понеслась к Новому мосту, с ужасом приглядываясь к каждой куче обломков.

– Вы ищете вашего ребенка? – спросил Гондрен, не выпускавший из виду Маргариту во все время суматохи.

– Мою сестру. Где моя Мария? Не видали ли вы ее?

Вы ищете девочку в красной юбочке и в черной бархатной шапочке?

– Да. Где вы ее видели?

– Я сейчас видел, как эта девочка громко плакала, а какой-то высокий мужчина силой уводил ее.

– Силой? Что вы говорите? – спросила Маргарита, и глаза ее загорелись диким огнем.

– Уверяю вас, он насильно увел ее. Она не хотела идти за ним, так он подхватил ее на руки и уехал с ней в карете.