Война амазонок - Бланкэ Альбер. Страница 50

– И прекрасно. Вы дадите мне средство узнать, кто вы? Надо вам сказать, что по вашей милости у всех любопытство сильно разгорелось.

– Я это знаю.

– Итак, посмотрим, как много дурного скажете вы обо мне в отношении моих друзей.

– А то, например, что вы слишком торопитесь давать советы на крайние меры. Когда любишь людей искренно, то убеждаешь их оставаться в границах, налагаемых приличиями, саном и полом.

– Под именем «людей» вы разумеете ее высочество?

– Может быть.

– Правда, она удостаивает меня своей дружбой.

– И прекрасно! Но если она позволяет вам читать в ее сердце, то убедите ее в истине, что женщина должна оставаться женщиной.

– А если у женщины есть честолюбие?

– Она ошибется и наделает много проступков, а тогда насмешники будут не на ее стороне.

– Но если ее честолюбие переносится на другого?

– Роль такой женщины пассивная во всяком случае. Если она полюбила другого, значит, этот другой стоит сердцем в уровень с ней, а в таком случае она должна довольствоваться ролью женщины, а не предварять события.

– Что же надо делать, чтобы исполнить хорошо свою роль?

– Ждать.

При этом слове волшебник очень вежливо отделался от прекрасной графини и повернулся в другую сторону. Он увидел герцога Монбазона, ведущего под руку женщину в маске, которую, вероятно, узнал, потому что поклонился ей.

– Господин волшебник, – закричал герцог, – моя дама горит нетерпением услышать от вас предсказание своей будущности, не будете ли вы любезны, удовлетворить ее желание?

– Герцог, случай накинул на меня личину волшебника, а, в сущности, я ничего не знаю.

– И по руке не умеете гадать?

– Я умею по прикосновению к руке сказать, честен или нечестен человек, верен ли он в дружбе, вероломен ли в любви. Но на лице этой дамы, как мне кажется, есть все счастливые линии жизни, и это избавляет меня от труда задумываться.

– Я с полным доверием протягиваю вам руку.

Волшебник схватил прекрасную руку и бросил на даму быстрый взгляд.

– На вашей голове благополучие королевства, – сказал он, – и эта рука ослепительной красоты даже при руке королевы может дать корону.

– Кому бы это? – спросил с живостью герцог.

– Тому, кто ее желает, – отвечал волшебник, пристально заглянув в глаза маски, так что ей сделалось неловко.

Но когда герцог, почувствовав дрожь в руке женщины, посмотрел на нее с удивлением, она залилась громким непринужденным смехом, что часто бывает лучшим средством скрыть замешательство – средством для этой маски тем более приятным, что зубы у нее были бесподобные.

Волшебник отошел от них и, побродив от одной толпы к другой, направился к даме в длинном черном домино, которая шла, опираясь на руку графини Фронтенак.

– Бывают сторожа бдительнее стоглавого дракона при Гесперидских садах, – сказал он, обращаясь к маске.

– Бывает и так, – отвечала маска, не глядя на него и как бы разговаривая с графиней, – но графиня Фронтенак будет ждать завтра в три часа того, кто всегда занимался усыплением драконов.

Дамы прошли, волшебник отвернулся от них и, отыскивая новые приключения, не заметил, что герцогиня Монбазон, оставив мужа, таилась за высоким креслом и была свидетельницей этого разговора. Угадала ли она или услышала эти слова? Побледнев и задрожав, она вынуждена была, чтобы не упасть, опереться на спинку кресла.

– Кто она? – задала себе вопрос герцогиня. – Светло-русый локон выбивался из ее кружевного капюшона… О! Я не ошибаюсь…

Она оправилась и вмешалась в толпу, не переставая следить тревожными глазами за волшебником.

– Но точно ли это он?… Голос другой… Нет, я сошла с ума!..

Гордо подняв голову, она отыскала одного из многочисленных обожателей, которых, как богиня, десятками приковывала к своей колеснице, и направилась в ту сторону, где устраивались танцы.

Тут она увидела неподалеку маску со светло-русым локоном, опирающуюся на руку господина, одетого в маскарадный костюм.

Волшебник стоял рядом и весело разговаривал с ними. Но этот волшебник показался ей ниже ростом, чем прежний. Не останавливаясь на этом замечании, она подхватила кавалера и повернула его спиной к этой группе.

– Маркиз, – сказала она, – прислушайтесь хорошенько.

– Слушаю, – сказал маркиз Жарзэ с усердием человека, сознающего важность поручения.

– Знаком ли вам этот голос?

– Очень, это голос герцога Ларошфуко.

– А голос дамы?

– Клянусь честью, тут и ошибиться нельзя… Это…

– Да, да, вы правы, это она, – прервала его герцогиня Монбазон. – Уйдем в ту сторону.

Высокомерная герцогиня сняла маску и приняла участие в танцах. Ей удалось затаить в сердце страшную бурю и продемонстрировать всю прелесть своих движений и дивные формы. По окончании танцев она удалилась из толпы. Ей хотелось уединения.

Случай привел ее к глубокой амбразуре окна, откуда слышался шепот. Тут было довольно темно, так что нельзя было рассмотреть лица разговаривающих. Но велико женское любопытство, а госпожа Монбазон считала себя вправе всех подозревать.

Алчным взором пронзила она полутемноту и узнала худощавый стан и плечо несколько выше другого, принадлежавшие принцу Конти. Нечего было и сомневаться, что его дама – прекрасная Шарлотта Шеврез.

Вдруг вспомнила герцогиня Монбазон о своем обещании разрушить эту свадьбу. Ей показалось это так трудно, как гору сдвинуть. Могла ли она без угрызения совести погубить свою молоденькую родственницу в мнении страстно влюбленного принца Конти?

Минуту она смотрела на него с умилением. Она подумала, сколько должно быть счастья в любви, освященной общим уважением и священными узами брака, но как все женщины, увлекающиеся в бездну страстей, она обвиняла судьбу, бросившую ее на путь неправды.

Жаль ей стало влюбленного юношу, но ни воли, ни сил у нее недоставало, чтобы противиться Бофору, к которому пылала страстью. Она, такая гордая, высокомерная, решительная, она чувствовала себя бессильной против этого человека.

«Шарлотта так искусно разыгрывает роль невинной девушки, что, право, жаль помешать ее успеху», – подумала герцогиня, увлекаясь сочувственной снисходительностью к женскому вероломству.

Из темной амбразуры вышли принц Конти и Шарлотта Шеврез, прошли мимо герцогини Монбазон, не заметив ее. Они скрылись в толпе танцующих.

«А как подумаешь, – рассуждала герцогиня, – требование Бофора совершенно справедливо. Но неужели в этом человеке более силы ума и воли, чем я предполагала? Неужели он, в самом деле, желает, чтобы принц Кондэ был королем Франции? Теперь, когда я размышляю о прошлом, мне сдается, что мысль убить кардинала пришла мне не по его внушению, а по собственной воле. Нам не случалось даже говорить с ним об этом намерении».

Герцогиня шла вперед, опустив глаза. Вдруг она остановилась и, как бы под влиянием вдохновения, подняла голову и мысленно воскликнула: «Он сам хочет быть королем!.. И я должна ему помочь!» – добавила она с энергичной решимостью.

Герцогиня Монбазон опять направилась к танцующим, обдумывая, какими действовать средствами. Вдруг перед ней очутился герцог Лонгвилль, глаза его улыбались, губы сложились сердечком, на щеках – заметный слой румян, и волосы черные, как у юноши.

– Герцогиня, вы даже не замечаете вашего преданнейшего раба? Еще шаг, и вы готовы были топтать ему ноги, как давно уже привыкли топтать его сердце? – сказал старый герцог с юношеской пылкостью.

– Вы здесь, герцог? – сказала она с притворным гневом. – А я думала, что вы остались в Гаврской крепости.

– Ах! Вы коварная женщина! Это вы все гневаетесь за то, что я в первую же минуту не бросился к вашим ногам и не у вас первой был с визитом.

– А хоть бы и так, разве мала причина?

– Совершенно справедливо, вы имеете полное право прибить меня, но прежде вы должны выслушать меня.

– Мне некогда, но если есть важное дело… Тогда говорите.

– Говорить о важных делах с первой красавицей при дворе!