Письма маркизы - Браун Лили. Страница 37
Господин Жанлис застал недавно m-lle Жюстин, свою прелестную любовницу, в нежнейшем tete-a-tete с маркизом Левенштейн. «Что вы хотите, милостивый государь? — отвечала она на его упрек. — Но ведь я же изо всех сил старалась заинтересовать господина маркиза вашей дочерью!» И действительно, в ближайшие дни маленькая Жанлис сделалась счастливой невестой. Не послали ли вы ей сердечных поздравлений по этому поводу?
M-me Шаман увидала, что ее семнадцатилетняя дочка погружена в чтение, «Письма шевалье дю Сант-Ильме.» Возмущенная мать вырывает у нее книгу и говорит: «Ретиф де ля Бретонн не мог написать более отвратительной вещи!» Дочка чуть не умерла от смеха. Ведь роман-то написан про нее.
Герцогиня Д'Анвилль хотела возбудить ревность своего любовника, который оставлял желать многого в отношении страсти, и поэтому она начала восхищаться Д'Аламбером. «Это бог!» — говорила она восторженно. — «Ах, madame, — отвечал небрежно любовник, — если бы он, действительно, был богом, то начал бы с того, что сделал бы себя мужчиной!»
А вот еще недурная шутка, которая несколько дней забавляла Париж во время вашей болезни. Каких-то два польских дворянина, с лучшими рекомендациями, получили от графа Артуа разрешение осмотреть его павильон Bagatelle. Перед одним из мраморных бюстов они вдруг залились слезами. «О, как она похожа на нашу умершую сестру!» — говорили они. Предупредительный граф тотчас же подарил им этот бюст. Они повторили этот удавшийся маневр у целого ряда наших меценатов, и, прежде чем мошенничество было открыто, они успели исчезнуть со своей богатой художественной коллекцией.
Если вам опять захочется смеяться, прелестная маркиза, то вспомните обо мне. Запас мой неистощим, а мое старание сделаться для вас необходимым тем более сильно, что я уже слышу вдали бряцание оружия наших возвращающихся военных героев и, к сожалению, знаю, как поверхностны женщины! Они мечтают о забрызганных кровью мундирах и не замечают сердец, в тиши истекающих кровью!
Впрочем, эти герои везут с собой целый гарем индианок с бронзовой кожей, и я уже предвижу, что их туалет — три пера в голове и двадцать колец в ушах — явится величайшей модой будущего сезона. Вам, очаровательница, эта мода будет удивительно к лицу!
Не забудьте своего обещания, послезавтра мы должны встретиться на бал-маскараде.
Иоганн фон Альтенау — Дельфине
21 декабря
На коленях молю: впустите меня! После такого известия вы не должны оставаться одни.
«Все кончено. Послезавтра я уезжаю с ребенком домой, чтобы там похоронить себя с ним навсегда!» Эта ужасная записка принесена мне. Вы не должны уезжать! Вы должны бороться с судьбой, а не покоряться ей. Я останусь у вашего порога и схвачу лошадей под уздцы, чтобы помешать вам. Послушайтесь же того, кого вы сами называете своим единственным другом!
Граф Гюи Шеврез — Дельфине
21 декабря
Вы слишком долго занимаетесь своим туалетом. Вы хотите ослепить всех своей красотой, только поэтому вы и заставляете меня ждать так долго, прелестная Дельфина? Если я не получу никакого ответа через своего егеря, то через час буду у вас и силой увезу мою красавицу!
Иоганн фон Альтенау — Дельфине
Париж, 22 декабря 1778 г.
Свершилось. Это сделал я. Вы — единственная, знающая это, можете указать на меня, как на убийцу своего ребенка. Но и под виселицей я буду утверждать, что это было лучшим актом всей моей жизни!
Более милосердный, чем его мать, я пустил пулю в висок бедному идиоту и вернул жизнь женщине, которая хотела осудить себя на смерть!
То, что я встретил ночью графа Шевреза, когда пробирался в комнату ребенка, умерило мою радость. Правда, вы его не велели пускать, но он как будто имел право так просто являться к вам. Я сожалею о вашем поспешном выборе, но своим актом я сам лишил себя всяких прав на вашу дружбу, а следовательно и права делать вам предостережения.
Прощайте, Дельфина. Будьте счастливы!
Калиостро
Барон Фердинанд Вурмзер — Дельфине
Петербург, 2 июля 1779 г.
Уважаемая кузина! Вряд ли вы помните бледного юношу, который тщетно пытался отбить у своего соперника прелестнейшую из нимф. Принц Фридрих-Евгений остался победителем, и его лба коснулись ее губы, посвящая его своим поцелуем. Я же, спрятавшись в боскете, оплакивал свое поражение и целый день не расставался с мрачной мыслью исчезнуть ночью в черном лебедином пруду.
Внезапная смерть моего старшего брата вынуждает меня оставить мое место при дворе великого князя Павла, чтобы посвятить себя управлению нашими имениями. Я выезжаю на днях, и если горе, которое я испытываю, расставаясь со своей доброй повелительницей великой княгиней, смягчается радостью возвращения на родину, то этому много способствует мысль о вас, чью красоту и радушное гостеприимство мне так часто расхваливали.
Однако, может быть, я не осмелился бы теперь же уведомлять вас о своем приезде в Страсбург, если бы великая княгиня не поручила мне напомнить вам прекрасные дни молодости, которые вы проводили вместе в Монбельяре и Этюпе и передать вам ее сердечный привет. «Скажите маркизе, что я прошу ее принять моего бывшего камергера, как друга», — были ее слова, которые она, по доброте своей, поручила мне передать вам. Она надеется, в скором времени, если состоится посещение ею Франции, возобновить с вами прежние отношения. С глубоким сочувствием и искренним сожалением услышала она о горе, постигшем вас, дорогая кузина.
Мне в особенности было тяжело узнать о страданиях вашего ребенка, только после его ужасного конца. Я в состоянии был бы указать вам настоящего врача. Быть может, вы уже слышали о необыкновенном человеке, который внезапно появился здесь, и никто не может сказать, откуда он и кто он такой. Я говорю о графе Калиостро. Он разгуливает и исцеляет больных, как Христос, раздает деньги бедным, как Гарун-аль-Рашид, и заставляет мертвых выходить из недр своих темных могил на свет его мистической лампы.
Вы, наверное, его встретите, потому что он находится везде.
Через пять-шесть недель я надеюсь быть в Эльзасе и представиться вам. Прошу вас передать мое почтение маркизу, с которым я не имею чести быть лично знакомым, но которого знаю по рассказам моего брата, представившего мне его, как образец дворянина старой школы.
Граф Гибер — Дельфине
Париж, 25 августа 1779 г.
Встреча с вами в Спа, дорогая маркиза, преследует меня как потрясающее сновидение, воспоминание о котором не исчезает даже днем.
Ни одно из впечатлений во время моего путешествия — а они были достаточно сильны — не могло изгладить из моей памяти трогательной картины, которую я увидел. Ваш нежный стан, окутанный черной вуалью, и взгляд ваших темных горящих глаз на мраморно-белом лице — все это поразило меня до глубины души. Вы приехали, чтобы лечиться в этом знаменитом курорте.
«Маркиз пожелал этого», — сказали вы мне с горькой страдальческой улыбкой. «Маркиз? — повторил я про себя, удивленный. — Ведь я же знал то, что было всем известно. Уж не соединила ли трагедия ребенка с ее ужасным, загадочным концом, двух разошедшихся супругов?» Но еще прежде, чем я обдумал это до конца, ответ уже был мною получен. Подошел маркиз, — сгорбившийся старик, с осунувшимся лицом, — я едва узнал его! Тут я вспомнил со страхом темные слухи, которые распространялись по поводу неудачных спекуляций Сек-Джемса и участия в них маркиза и кардинала де Рогана. Но вскоре я увидал, что совсем другая тревога снедала его. Заботливо, как отец, закутал он вас плащом и поздоровался со мной с сердечностью, которая меня поразила. Ведь мы всегда были далеки!