Рено, или Проклятие - Бенцони Жюльетта. Страница 55
– До чего крепкое вино! – не мог не посетовать огорченный Рено. – Боюсь, нам ничего другого не остается, как отвесить ему пару оплеух. По крайней мере, он замолчит, и мы сможем отнести его в постель.
– С кем-нибудь другим этот фокус прошел бы, но для Френуа он не годится, – вздохнул Круазиль, знавший всю подноготную своего друга. – В прошлом году на турнире у своего дяди, графа де Рибемон, Френуа получил ранение в голову. Он заставил меня поклясться, что я никому не скажу об этом, боясь, что сеньор Робер не захочет взять его в крестовый поход. Предвидя предстоящие сражения, он приказал сделать дополнительную прокладку в шлеме. Наши оплеухи на него просто не подействуют.
– Тогда придется поискать местечко, где мы сможем оставить его переночевать. Что-то вроде постоялого двора, например. Мне кажется, я видел на соседней улице подобное заведение.
Они снова подхватили приятеля под руки и поволокли его. На углу улицы стояла статуя святого и перед ней горела лампадка; они уже огибали ее, как вдруг от стены отделилась женская фигура и притронулась к рукаву Рено.
– Следуйте за мной, мессир. Совсем рядом живет дама, которая может вам помочь.
– Дама? Какая дама?
– Не иначе какая-нибудь куртизанка, – предположил, смеясь, Круазиль.
– Я сказала: дама, – сурово отозвалась незнакомка. – И она вас знает, сир де Куртене.
Рено внимательно вгляделся в неизвестную. Одета скромно: темное платье, темное покрывало, немолодая, лет пятидесяти, лицо такое неприметное, что Рено не мог сообразить, видел он его когда-нибудь или нет.
– Откуда она может меня знать, если я только что приехал? И кто вы такая?
– Служанка этой дамы. Она сама назовет вам свое имя. Она вас ждет… А на соседней улице, куда вы направляетесь, нет постоялого двора. Вы что, боитесь меня?
– Мы боимся взбудоражить весь город, если будем с песнями бродить по улицам, – ответил Рено, зажимая рукой рот Френуа, который, помолчав минутку, вновь заорал любимую песню. – Куда нам идти? Надеюсь, недалеко?
– Вот сюда. Дом напротив.
Перед ними и впрямь стоял небольшой домик с галереей, в нижнем этаже темнела только низенькая дверь, зато на втором, между двумя узкими колоннами, светилось окошко, прикрытое воздушной занавеской. Следуя за женщиной, приятели все вместе протиснулись в дверь, ухитрившись не стукнуться и не уронить свою ношу. И вот они во внутреннем дворике – посередине растет апельсиновое дерево, в двух горшках с землей – миртовые кусты, несколько скамеек, в небольшой бассейн с каменным бортиком струится вода. А возле бассейна на земле стоит медная лампа с тремя рожками и освещает женщину в синем платье с толстой белокурой косой, перекинутой на грудь и спрятавшей руки в широкие рукава. Это была Флора д’Эркри.
Рено не сомневался в том, что обманулся сходством, и не выразил поэтому ни малейшего удивления. Но все-таки перед ним стояла Флора, больше ни у кого не могло быть такой насмешливой улыбки, слегка изогнувшей ее губы, а потом засветившейся в глазах.
– Поздравляю вас, сир Рено! Похоже, вас не удивила наша встреча?
– Еще как удивила! Но сейчас многие отправились в крестовый поход, и есть дамы, которые тоже отважились на паломничество в Святую землю под защитой святого воинства.
– Недурная мысль… Однако для начала уложите вашего веселого приятеля на скамью. И представьте мне молчаливого.
«Молчаливого» – было слишком мягко сказано. Увидев перед собой такую красавицу, Круазиль окаменел. Как будто увидел Медузу [39]. Но вскоре он обрел дар речи.
– Прекрасная дама, – начал он, – я охотно упал бы к вашим ногам, поклоняясь вашей красоте, но мне мешает смущение. Наш друг настолько пьян, что на него не действуют даже холодные обливания.
Френуа прервал его. Еле ворочая языком, он потребовал воды. Флора рассмеялась. Отстранив Рено, она помогла Круазилю уложить пьяного приятеля на скамью, подложила ему под голову подушку и посоветовала его придерживать, а сама приказала служанке принести ведро, полотенца и оливковое масло.
– Единственное лекарство в подобных случаях – это рвота, – объявила Флора.
Все трое взялись за дело: молодые люди держали буйного пациента, а женщина сначала решительно влила масло в рот недовольного Френуа, а потом отважно сунула ему палец в глотку. Результат не заставил себя ждать: «лекари» едва успели поднять «больного» и наклонить его над ведром. Из Френуа хлынуло, как из прохудившегося бурдюка, и, когда все закончилось, он не только перестал петь, но, похоже, ослабел до крайней степени. Его снова уложили на скамью и тщательно умыли розовой водой, чтобы избавить от неприятного запаха.
– Вот теперь, – сказала Флора, поглядев на Френуа спустя несколько минут, – вы можете проводить его до дома, не опасаясь, что он перебудит весь город.
Однако Круазилю вовсе не хотелось, чтобы с ним вот так в один миг взяли и распрощались.
– Прекрасная дама, – жалобно проговорил он, – вы оказали нам неоценимую помощь, и я хочу, чтобы вы знали, кто вам будет обязан до конца своих дней. Меня зовут Гуго де Круазиль, рыцарь и…
– Вы хотели бы узнать мое имя? – усмехнулась Флора. – А еще вы хотели бы понять, откуда я знаю вашего друга? Я вам откроюсь. Я… его кузина, и зовут меня Флора де… Безье, – добавила она и посмотрела на Рено, предупреждая его взглядом, чтобы тот не вздумал ей противоречить. – А теперь, когда мы познакомились, полагаю, пришло время нам попрощаться.
– А могу я сюда вернуться и… поприветствовать вас?
– В часы, подходящие для визитов, – без всякого сомнения. А вас, Рено, я хотела бы увидеть сразу после того, как вы завершите вашу благотворительную миссию!
– Сегодня ночью? – уточнил Рено, не выказав ни малейшего энтузиазма.
– Да. Я настоятельно прошу вас об этом! Нам нужно поговорить, и чем скорее, тем лучше!
– Как вам будет угодно…
Полчаса спустя, когда Жерар де Френуа был уложен в постель и храпел громче глухого звонаря, а Круазиль, напротив, не мог заснуть и предавался ностальгическим воспоминаниям о неожиданной встрече с прекрасной дамой, Рено вернулся в маленький домик Флоры. Она ждала его, но на этот раз не во дворике, а у себя в спальне на втором этаже. Она сидела в изножье кровати возле полыхающей жаровни и слушала, как за окном завывает ночной ветер, обещая приближение плохой погоды. Служанка сопроводила Рено в ее спальню, но Флора не сдвинулась с места и только рукой указала на табурет возле подноса на ножках, где стоял графин с вином, два кубка и корзинка с печеньем. Не поднимая на Рено глаз, Флора предложила ему выпить вина, но Рено отказался:
– Благодарю, но я только что из-за пиршественного стола, и вы сами видели, в каком состоянии встал из-за него шевалье де Френуа… Я очень благодарен вам за оказанную помощь…
– А если бы вы не нуждались в помощи, вы бы пришли ко мне? Моя служанка искала только вас.
– Откуда вы узнали, что я здесь?
– Я видела вас в свите короля и графа д’Артуа. Мне сказали, что теперь вы стали его рыцарем. Но сядьте, пожалуйста! У вас такой высокий рост, что мне неприятно, когда вы стоите!
– Я не хотел бы у вас задерживаться.
Странный разговор, при котором собеседники избегают смотреть друг на друга. Флора играла кистью своего пояса, а Рено разглядывал полог кровати. Оба ощущали неловкость и не старались с ней справиться. Наступившее молчание яснее ясного подтверждало это. Рено не забыл рассказ Пернона, и теперь в его душе боролись вновь ожившие дружеские чувства и вновь возникшая неприязнь. Флора всегда была добра к нему, она пришла ему на помощь, и так трудно было поверить, что такая красавица – а Флора с тех пор еще более похорошела – могла так бессовестно и бессердечно обречь на смерть ту, что безоглядно ей доверилась… Однако Рено не собирался простоять до утра в этой комнате, где делать ему было совершенно нечего, и он первым прервал молчание.
– Как вы здесь оказались? – спросил он почти что шепотом, словно никто не должен был слышать его вопроса, иначе произошло бы что-то страшное.
39
Имеется в виду Медуза горгона, наиболее известная из сестер горгон, чудовище с женским лицом и змеями вместо волос. Ее взгляд обращал человека в камень. (Прим. ред.)