Рено, или Проклятие - Бенцони Жюльетта. Страница 88

– Она устала, но не больна, – сообщил де Фос. – Али останется с ней и будет ей прислуживать. Он напоит ее водой и накормит финиками. Но хватит болтать и терять время! Веди!

Рено и с завязанными руками ловко соскочил с лошади и распорядился:

– Лошадей пусть тоже отведут в тень. А меня развяжите!

– Придется, – согласился тамплиер. – Тебе ведь копать.

И перерезал веревки.

В сопровождении слуг, которые несли лопаты и заступы, Рено зашагал к плоской площадке, на которой росла акация. Прежде чем обойти ее, он решил найти углубление в развилке ветвей, где Тибо когда-то прятал печать Пророка. Дерево за прошедшие годы значительно выросло, и Рено пришлось залезть на него, чтобы добраться до развилки, хранившей когда-то главную мусульманскую святыню. Рено прекрасно знал, что драгоценного сокровища ислама там больше нет, что Тибо подарил его Старцу горы в благодарность за помощь и гостеприимство, но им владело детское желание самому отыскать тайник и сунуть в него руку.

– Что ты там делаешь? – злился внизу де Фос. – Слезай и принимайся за работу. Чем дольше ты тянешь, тем быстрее наступит жара.

Как только Рено слез с дерева, де Фос протянул ему лопату, и молодой человек взял ее, пренебрежительно пожав плечами. Он уже увидел все приметы, которые еще раз перечислил ему Тибо перед смертью, и знал, что пока он будет копать, дерево защитит его своей тенью. Не торопясь, Рено снял с себя джюпон, сшитый из плотной ткани, а потом и кожаную рубаху с металлическими пластинами, какую носил обычно, когда не надевал боевые доспехи. Де Фос в нетерпении обрезал кинжалом завязки на одежде Рено и на нижней рубашке тоже.

– А это что такое? – заинтересовался он, увидев маленький свиток пергамента, который Рено постоянно носил на кожаном шнурке под одеждой.

– Не прикасайся! – возмущенно потребовал Рено. – Ты же не грабитель, чтобы хватать все подряд!

– Я хочу знать, что это такое!

Тамплиер приказал слугам держать Рено покрепче, перерезал кинжалом кожаный шнурок и развернул свиток. Несколько секунд он смотрел на него, и его холодные серые глаза, обычно совершенно бесстрастные, засветились злобной радостью. Рено извивался яростной змеей в крепких руках приспешников де Фоса.

– Сейчас же верни портрет! – кричал он. – Для тебя он ничего не значит! А для меня он святыня.

– Я тебя понимаю. Дама твоего сердца!

– Нет! Моя родственница!

– Твоя родственница в королевской короне? Кто тебе поверит! К тому же она очень похожа на супругу Людовика!

– Клянусь спасением души, что это не она!

– Зря клянешься! Считай, что ты погубил свою душу. Ты сделал мне подарок, Рено, какого я от тебя не ждал… А теперь копай, если не хочешь, чтобы твоя подружка пожала плоды твоего непослушания!

Рено с отчаянием увидел, как де Фос отошел на несколько шагов в сторону и спрятал портрет к себе в мошну. Слуги отпустили Рено, один из них протянул ему лопату и показал на землю. Искушение убить лопатой гадину-тамплиера было велико, но Ронселен уже повернулся к Рено и весело сказал:

– Может, я верну его тебе… Если буду тобой доволен…

Что оставалось делать Рено, как не повиноваться? С яростью в душе он обвел острием лопаты прямоугольник величиной примерно с размер Креста. «В глубину на три стопы», – сказал ему когда-то Тибо. Рено принялся осторожно копать, опасаясь резким движением повредить золотую оправу с драгоценными камнями, которой покрыли священное дерево. Рено хотелось как можно скорее покончить с навязанным ему делом, он копал и чувствовал, что гнев его растет и растет. Но его труды ни к чему не привели: не показалось даже кусочка шелковой ткани, в которую Крест был обернут при погребении. Он копал уже час, пот лил с него градом. И по-прежнему ничего. Необъяснимо!

Между тем Ронселен проявлял удивительное терпение.

– Говорят, что предметы могут странствовать под землей, – заметил он ласково. – Может быть, и с Крестом так получилось? Или ты все-таки ошибся и выбрал не то место? Попробуй-ка расширить площадь… При необходимости можно обкопать само дерево… Если только ты не задумал обмануть меня!

– Зачем мне обманывать? – возмутился Рено. – Помощи мне ждать неоткуда, и было бы безумием попусту тратить силы. Не будь Санси де Валькроз в ваших руках, я никогда не привел бы вас сюда, потому что поклялся своему отцу, что передам Крест только королю, а уж никак не тамплиерам.

– Вот как! Какое неожиданное признание! Разве тамплиеры не были верными хранителями Креста во время битвы? Кто, как не они, извлек его из Гроба Господня? Разве не тамплиеры воздевали Крест в огне сражений, чтобы все воины, и в первую очередь умирающие воины, могли взглянуть на него? Разве не тамплиеры доставили его и отдали патриарху? Отец объяснил тебе причину такого решения?

– Нет. У него не хватило на это времени. Он умер. Я знаю только, что, несмотря на свою принадлежность к ордену, он не доверял ему. А по какой причине, я не знаю.

Ронселен протянул ему одну из фляг.

– Попей. Тебе, должно быть, пить хочется. А потом снова продолжишь копать. Должен же он где-то быть, этот проклятый Крест!

Рено, изможденный от жажды, уже жадно припал к фляге, но, услышав слова Ронселена, чуть не захлебнулся водой и торопливо перекрестился.

– Проклятый? Не кощунствуй!

– Хватит болтать! Берись за лопату!

Когда Рено опять начал копать, оба слуги принялись помогать ему. Теперь Рено копал с остервенением. Несмотря на защиту ветвей акации, солнце палило нещадно. Тело ломило, ладони кровоточили. Вот уже дерево опоясывал довольно широкий и глубокий ров… И в нем пусто!

Рено измучился от усталости и разочарования. Да, он с отвращением думал о том, что может отдать Крест презренному Ронселену… Сколько раз он представлял в своих мечтах, как он сам или вместе с Робером д’Артуа видит этот Крест, первым берет его в руки, припадает к нему, а потом уже отдает другим, чтобы все народы Святой земли смогли поклониться ему и обрести новую надежду и новые силы… Его мечты не сбылись.

Не стыдясь, он заплакал, не обращая внимания на яростные проклятия де Фоса, который обещал заставить его перекопать всю территорию, вплоть до самой верхушки Рогов Хаттина. И вдруг послышался очень медленный и спокойный голос:

– Могу я спросить, по какой причине вы с раннего утра окапываете старую акацию?

Рядом с ними стоял старик. Сгорбившийся, костлявый, одетый в жалкие лохмотья, он опирался на посох и смотрел на незваных гостей. Голый череп, длинная седая борода, морщины, избороздившие выдубленную солнцем и ветром кожу, во рту несколько зубов, и большие, широко раскрытые голубые глаза – они смотрели так, что старик казался ясновидящим.

– А тебе что за дело? – злобно отозвался Ронселен и покосился на старика, сложив на груди руки. – Говори сам, кто таков?

Старик сделал несколько шагов, чтобы оказаться прямо перед Ронселеном и посмотреть ему в лицо, и тогда заговорил:

– У тебя на плече красный крест храмовников, но ты говоришь таким тоном, какой недозволен тамплиерам. Устав требует от них учтивости, даже если они говорят с жалким бедняком.

– Что ты можешь знать о тамплиерах, старый попрошайка, растерявший остаток мозгов в этой пустыне?

– Я знаю о них довольно, чтобы напомнить тебе: всякий брат-рыцарь, пренебрегающий вежливой речью, совершает большой грех. Ты не настоящий тамплиер и больше меня не интересуешь…

Старик отвернулся от него и, хромая, сделал несколько шагов в сторону. Де Фос с трудом удержался, чтобы не разделаться с жалким нищим, дав ему хорошего тумака худой, но весьма крепкой и жилистой рукой.

– Не настоящий? – прорычал он. – Я брат Ронселен де Фос и ношу звание командора, но не имею под своим началом командорства, так как главной моей обязанностью является объединение командорств между собой. Этого тебе достаточно, чтобы относиться ко мне с должным почтением?

– Вовсе нет. Этого достаточно, чтобы понять, что орден очень сильно изменился.

Рено понял, что Ронселен сейчас поколотит старика, и бросился между ними.