Король замка - Холт Виктория. Страница 34

— Лотер… только одну минуту.

Последовало короткое молчание, во время которого мне рисовались их объятия. Потом я услышала удаляющиеся шаги, и поняла, что осталась одна.

Я поднялась наверх, уже не думая о ключах. Я поняла, что граф и мадемуазель де ла Монель — любовники или влюбленные и что он не женится на ней, потому, что будет много разговоров: если человек, подозреваемый в убийстве первой жены, женится во второй раз. Возникнут трудности, которые могла бы уладить только решительная и любящая женщина. Я не думала, что мадемуазель де ла Монель принадлежит к их числу. Возможно, граф тоже так не думал, он был проницателен. Разум в нем преобладал над чувствами, и, как я поняла, он, чтобы оставить мадемуазель де ла Монель при себе, задумал выдать ее замуж за Филиппа. Цинично, но это в его стиле. Во все времена короли старались найти для своих любовниц услужливых мужей, потому что сами не могли или не хотели на них жениться.

Мне было противно. Я сожалела, что приехала в замок. Ах, если бы я могла исчезнуть… принять предложение Филиппа и поехать к де ла Монелям… но разве это выход? И совпадение ли, что он хотел отправить меня именно в ее дом? Существует один-единственный путь к отступлению… домой в Англию. Почему было не обдумать эту идею? Но я знала, что не уеду из Гайара, пока меня отсюда не выставят.

Какое мне дело до тайной любовной связи распутного французского графа? Абсолютно никакого. И чтобы доказать это, я заново перечитала ключ. Он привел меня не в подземелье, а в оружейную галерею. Я надеялась, что мне не придется спускаться по веревочной лестнице. Готье, конечно, не спрятал бы ключ в каменном мешке. Я оказалась права. То, что мне было нужно, лежало на скамье у окна. В записке говорилось, что я со всеми ключами должна явиться в банкетный зал, и это положит конец охоте за сокровищами.

В банкетном зале я нашла только Готье. Он сидел за столом с бокалом вина. Увидев меня, он вскочил и закричал:

— Не может быть, чтобы вы нашли все ключи, мадемуазель Лосон!

— Полагаю, я все-таки их нашла.

— Тогда вы первая.

— Возможно, другие не очень старались, — сказала я, думая о графе и мадемуазель де ла Монель.

— Что ж, теперь вам остается подойти к тому шкафчику.

Я подошла, открыла указанный им выдвижной ящик и нашла картонную коробку около двух дюймов в длину и ширину.

— Она самая, — сказал он. — Сейчас состоится торжественное вручение.

Он взял медный колокольчик и позвонил. Это было сигналом, означавшим, что охота завершилась и участникам следует вернуться в зал.

Пока все собрались, прошло время. Я заметила, что кое-кто из гостей раскраснелся и немного растрепан. Граф, однако, выглядел безукоризненно, как всегда. Он вошел один. Мадемуазель де ла Монель появилась с Филиппом.

Узнав, что победительница — я, граф улыбнулся, и мне подумалось, что он доволен результатом охоты.

— Конечно, — прокомментировал Филипп с дружеской улыбкой, — у мадемуазель Лосон было преимущество. Она специалист по старым домам.

— А вот и сокровище, — сказал граф, открывая коробку и извлекая из нее брошь — зеленый камень на тонкой золотой булавке.

Какая-то дама воскликнула:

— Похоже на изумруд!

— В этом замке любая охота за сокровищами оборачивается охотой за изумрудами. Разве я не говорил? — ответил граф.

Он взял брошь из коробки и сказал:

— Позвольте, мадемуазель Лосон.

И приколол ее к моему платью.

— Спасибо, — прошептала я.

— Благодарите себя и свою ловкость. Думаю, никто из присутствующих не нашел больше трех ключей.

Кто-то сказал:

— Знай мы, что наградой будет изумруд, возможно, проявили бы больше усердия. Почему ты нас не предупредил, Лотер?

Некоторые гости подошли ко мне, чтобы полюбоваться брошью, среди них — Клод де ла Монель. Я чувствовала, что она негодует. Ее белые пальцы скользнули по украшению.

— Действительно, изумруд! — прошептала она.

И, уже повернувшись ко мне спиной, добавила:

— Я уверена, что мадемуазель Лосон очень умная женщина.

— Дело не в этом, — возразила я. — Просто я следовала правилам игры.

Она обернулась, и на минуту наши взгляды встретились. Потом она хмыкнула и направилась к графу.

Появились музыканты. Они заняли свои места на помосте. Филипп и мадемуазель де ла Монель открыли бал, остальные присоединились к ним. Меня никто не пригласил, и я так остро почувствовала одиночество, что мне захотелось уйти, исчезнуть. Я так и сделала, быстро поднявшись к себе.

В комнате я сняла брошь, повертела ее в руках. Потом взяла миниатюру. Какой счастливой я была утром, получив ее от графа в подарок… А какой несчастной почувствовала себя вечером, когда тот же самый граф прикалывал к моему платью это изумрудное украшение! Мой взгляд упал тогда на его холеные руки, на кольцо с нефритовой печаткой. Мне представилось, как эти руки ласкали мадемуазель де ла Монель, пока эти двое замышляли ее замужество за Филиппом. Лотер де ла Таль, видите ли, не желает больше жениться.

Он чувствует себя королем. Приказывает, а остальные подчиняются. Какое имеет значение, что его приказания откровенно циничны? Дело подданных — повиноваться.

Можно ли ему найти оправдание?

А какое было счастливое Рождество, пока я невольно не подслушала этот разговор!

Я задумчиво разделась и легла в кровать. Снизу доносилась музыка. Там, среди всеобщего веселья никто и не заметит моего отсутствия. Как глупо было грезить наяву, обольщать себя надеждой, что я хоть что-нибудь значу для графа. Сегодняшний вечер доказал всю нелепость моих чаяний. Я здесь чужая. Раньше я как-то не думала о том, что в королевстве де ла Таля живет очень много людей, но теперь я начинала это понимать. Праздник многому меня научил.

Я больше не хотела думать о графе и его любовнице. Воображение услужливо нарисовало мне портрет Жан-Пьера с короной на голове. Я вспомнила его довольное лицо, радость, с которой он принял знак своей временной власти, и пришла к заключению, что все мужчины рождены, чтобы быть королями, каждый — в своем замке.

С этими мыслями я заснула, но спала тревожно, как бы чувствуя на себе чью-то огромную тень. Это передо мной стояло мое беспросветное будущее, но я всегда зажмуривала глаза, отказываясь вглядываться в него.

7

Первого января Женевьева сказала, что собирается в Мезон Карефур и приглашает меня с собой.

Я подумала, что было бы интересно снова увидеть старый дом, и согласилась.

— Когда мама была жива, — рассказывала Женевьева, — мы всегда навещали дедушку в первый день Нового года. Все дети во Франции первого января ходят к своим бабушкам и дедушкам.

— Хороший обычай.

— Детей угощают пирогом и шоколадом, а взрослые пьют вино и едят печенье. Потом, чтобы похвастаться успехами, дети играют на пианино или на скрипке. Иногда их просят почитать стихи.

— Ты тоже что-нибудь сыграешь?

— Нет, я должна рассказать катехизис. Музыке дедушка предпочитает молитвы.

Интересно, как она себя чувствует в этом странном доме? Не удержавшись, я спросила:

— Тебе нравится у дедушки?

Она нахмурилась, явно не зная, что сказать.

— Меня тянет туда, а когда прихожу, то иногда чувствую, что не выдержу в этом месте больше ни минуты. Мне хочется выскочить на воздух и убежать… куда глаза глядят, чтобы никогда не возвращаться. Мама так много рассказывала о своем доме, что порою мне начинает казаться, будто я сама в нем жила. Не знаю, хочу я туда идти или нет.

В Карефуре Морис впустил нас в дом и отвел к старику, который выглядел еще немощнее, чем в нашу последнюю встречу.

— Дедушка, ты знаешь, какой сегодня день? — спросила Женевьева.

Он не ответил. Тогда она наклонилась к его уху и громко сказала:

— Первое января! Я пришла поздравить тебя с Новым годом. И мадемуазель Лосон тоже.

Расслышав мое имя, он кивнул.

— Очень любезно с вашей стороны прийти ко мне. Извините, что не встаю…