Любовь к мятежнику - Хенке Ширл. Страница 69

— Какие новости, Квинт? Что-нибудь неладно в Блэкхорн-Хилле? Здоровье твоего отца…

— Роберт все еще цепко держится за жизнь, как бульдог. Нет, это касается Мадлен. Кажется, она родила сына, которого назвала Джеймс Квинтин Блэкхорн. Выражение его лица трудно было прочесть, но это явно не было радостью, которую бы испытывали большинство мужчин, услышав такую новость.

Марион осторожно спросил:

— И ты недоволен?

В глазах Квинта вспыхнула искра боли, которую он быстро превратил в гнев.

— По крайней мере я могу быть совершенно уверен, что это действительно Блэкхорн, учитывая то, как много времени мой кузен Эндрю проводил с ней в мое отсутствие.

С обычно оливкового лица Мариона сбежала краска.

— Я не верю этому. Я знаю семью девушки. Квинт, хотя ты и расстался с ней в гневе…

— Мы расстались за девять месяцев до рождения Джеймса. Совсем нетрудно подсчитать, не так ли? Особенно учитывая то, как она избавилась от меня.

— Существует только одно решение. Конечно, ты должен поехать к ней.

— Мы прогнали Фрейзера и его каролинских рейнджеров, но я не уверен, что это хорошая идея…

— Чепуха! — перебил Марион. — Джорджия и Августа под контролем американцев. Генерал Корнуоллис надолго застрял в Виргинии. Твой мистер Франклин прислал сообщение, что адмирал де Грассе прибудет через месяц, чтобы соединиться с войсками генерала Вашингтона. Думаю, что ты с большим энтузиазмом присоединишься к нашему последнему рывку к победе этой осенью, если сейчас решишь проблемы со своей женой. — Сказав это, он начал выписывать пропуск, который понадобится капитану Блэкхорну, чтобы пройти через американские линии.

Несмотря на оптимизм Мариона, Квинтин не чувствовал спокойствия, скача на юг, к Блэкхорн-Хиллу. Британцы все еще контролировали Уильямсберг, Чарлстон и Саванну, все ключевые морские порты. Партизаны совершали набеги на их внутренние укрепления и наносили значительный урон их передовым линиям, но побережье было слишком дорого для обеих сторон. Роялистские партизаны тоже совершали набеги по всей территории Южной Каролины и Джорджии. Каждая сторона сжигала урожаи и дома своих врагов. Повсюду виднелись почерневшие поля, которые когда-то зеленели кукурузой, и обгоревшие остовы того, что было прежде крепкими хижинами и даже большими особняками.

— Какое преступление, — пробормотал Квинт Домино.

Когда же это кончится? Война началась в Массачусетсе еще 1775 году. Уже пошла вторая половина восемьдесят первого, а конца не видно, если только французский флот не поддержит генерала Вашингтона с моря и не захватит порты.

— Будем надеяться, что этот де Грассе более опытный военачальник, чем тот болван д'Эстен.

Когда на четвертый день путешествия Квинтин добрался до Блэкхорн-Хилла, был ранний вечер, время обеда. Он представил Роберта, сидящего во главе стола, и Мадлен на противоположной стороне, вовлеченных в горячую битву саркастических слов и мрачного молчания. Конечно же, Роберт попытается сообщить британским властям о нем, чтобы его арестовали, но он знал людей из Хилла. Никто не предаст его, кроме жены.

Зачем она написала ему о ребенке? Эта мысль все время вертелась у него в голове. Как сказал Марион, есть только один способ выяснить это. Он принял меры предосторожности, приведя с собой полдюжины закаленных в боях людей. По его сигналу они рассыпались вокруг дома в ожидании любой возможной неприятности.

Но по какой-то необъяснимой причине он чувствовал, что ничего такого не случится. Мадлен хотела видеть его, хотела, чтобы он посмотрел на ребенка, которого надеялась выдать за его. Возможно, это так… но он сильно сомневался. Вспомнив наставления Маргона о том, как обращаться с женой, он угрюмо усмехнулся и поехал через ореховую рощу, пока не достиг поля высокой кукурузы. Здесь он спешился. Отсюда можно было пройти незамеченным к кузнице, оттуда к конюшне, затем к заднему входу в дом… и к Мадлен.

В доме тем временем Мадлен и Роберт действительно только закончили свою враждебную трапезу. С июня старик достаточно поправился, чтобы подниматься и ходить, но состояние его здоровья по-прежнему вызывало опасение. Разругавшись с Ноублом Уизерспуном на прошлой неделе, он запретил доктору возвращаться в Хилл.

Мадлен просто выжидала время, позволяя ему отпускать язвительные замечания и бродить по дому, словно привидение. Поскольку он не оскорблял слуг, она позволяла ему вымещать свою злобу на ней во время трапез и игнорировала его. Несколько недель его любимой темой был новый наследник Блэкхорн-Хилла. Он постоянно язвил по поводу того, законнорожденный ли Джеймс, пока она не заставила его замолчать, пригрозив раскрыть его собственный обман, касающийся законнорожденности Квинтина. Он побледнел, вперил в нее взгляд своих холодных серо-голубых глаз и решил, что она не блефует. После этого он больше не возвращался к этой теме.

Войдя этим вечером в детскую, Мадлен с нежностью посмотрела на своего сына. Сына Квинта. С каждым днем он все больше и больше становился похож на своего отца.

— Скоро у него будут зеленые глаза, — пробормотала она, когда Эми передала ей малыша. Гулливер был на отведенном ему месте у кроватки.

По обыкновению она отпустила девушку на вечер и приготовилась приятно провести время с Джеймсом. Она расшнуровала корсаж и приложила его к одной налившейся молоком груди, затем откинулась в удобном чиппендейлском кресле, пока он сосал, громко причмокивая. Как могут некоторые женщины быть так глупы, чтобы использовать кормилицу, когда можно самой наслаждаться этим удовольствием?

Квинт стоял в тени двери, окидывая взглядом комнату. Пес Мадлен проснулся и с тревогой наблюдал за ним, но не двигался, а лишь настороженно поднял голову, ожидая дальнейших действий Квинта.

Тот перевел взгляд с собаки на свою жену и ее сына. Какая-то глубокая, безымянная боль зашевелилась у него в груди. Анна так же любила его? Своего незаконнорожденного сына? Или оставляла кормилице и забывала о нем?

Конечно, у него не было воспоминаний, и никто никогда не говорил о ней, поэтому он не знал. Он наблюдал, как Мадлен поцеловала черную курчавую головку малыша. Ее груди, наполненные молоком, были бледными по сравнению с загорелой кожей над линией корсажа. Когда он смотрел, как крошечный ротик тянет розовый сосок, знакомый жар начал растекаться по его жилам и собираться в паху. Он проклинал ее красоту, когда ее длинные каштаново-красные волосы упали на одно плечо, словно занавес, сияя в свете свечей.

— Такая трогательная сцена, дорогая жена, — мягко сказал он и был вознагражден тем, что Мадлен тихо ахнула, вскинув на него глаза.

Глава двадцатая

Мадлен почувствовала, как горячая краска прилила к щекам под его пристальным взглядом, двинувшимся с ее лица к обнаженной груди. Джеймс уже насытился и лежал, довольный, у нее на руках. Она поспешно прикрылась, изучая его оценивающее выражение лица. Он совсем не выглядел довольным своим сыном.

— Ты получил мое письмо? Заслуживает ли наследник твоего одобрения? — она держала спящего малыша так, чтобы отец смог разглядеть его.

— Он родился в середине июня. Я покинул Джорджию в середине сентября. Это в достаточной степени ставит мое отцовство под сомнение, не так ли? — Он взглянул на младенца, чье крошечное лицо было еще слишком мало, чтобы быть похожим на кого-то.

У Мадлен все потемнело перед глазами. Этого не может быть, но, конечно, с врожденной подозрительностью Квинта, может. Именно так и случилось.

— Ты приходил навестить меня в ту ночь, перед тем как уехать, двенадцатого сентября, насколько я помню. Это было в тот раз, Квинт, — ответила она мягко. — Неужели ты не можешь оставить в покое политику и просто любить своего сына, если не меня.

— Если это мой сын, — сказал он нетвердым голосом.

— Ты не подержишь его? — предложила она, пытаясь преодолеть яростный гнев, растекающийся внутри нее. — Посмотри на его волосы, Квинт, они такие же черные, как у тебя.