Русская лилия - Арсеньева Елена. Страница 25

— Ваше величество, — проговорил он сухо, и Александр Николаевич едва не свалился со стула, потому что никогда, ни при каких обстоятельствах ревнивый брат не титуловал его так. — Ваше величество, прошу вас прочесть это.

Он вынул из-за борта мундира известное нам послание и передал его императору.

Едва тот взглянул на первые строки, как понял, что держит в руках весьма недвусмысленный ультиматум. В нем великому князю предписывалось незамедлительно расторгнуть помолвку дочери с греческим королем, а не то… А не то во всех европейских газетах появится материал о связи великого князя Константина с балериной Анной Васильевной Кузнецовой. Авторам письма было известно, что Кузнецова являлась побочной дочерью знаменитого трагического актера Василия Андреевича Каратыгина и Татьяны Мартемьяновны Кузнецовой. Они знали, что Анна окончила Санкт-Петербургское театральное училище и была определена в труппу Императорского Мариинского театра. Великий князь не просто сделал ее своей любовницей, но и истинно любил ее, прижил с ней ребенка, сына Сергея, а теперь строил для нее дом на Английском проспекте.

«Вы настолько хорошо храните свои тайны, — продолжал неизвестный автор письма, — что о ваших любовных забавах никто не знает. Вообразите, какой шум поднимется, когда все раскроется, какой будет скандал! Ваш брат с презрением отвернется от вас, дети станут презирать вас, а король Георг сочтет для себя позором жениться на дочери столь бесчестного человека. Можно не сомневаться, что, если в европейской прессе начнется шумиха, связанная с вашим именем, Георг вернет слово Ольге. К ней пристанет ярлык отвергнутой невесты, дочери распутного отца… И потом вам будет очень непросто найти ей мужа! Не проще ли сейчас под благовидным предлогом отказать Георгу в руке дочери? Чтобы облегчить вам задачу и помочь отыскать такой предлог, готовы сообщить, что он состоит в связи с некоей авантюристкой Элени Лебрен, приемной дочерью княгини Плакентийской, которую та выдает за дочь национального героя Греции Дмитрия Ипсиланти. Однако Элени — самого низкого происхождения, о чем Георг даже не подозревает. Он имел весьма серьезные намерения по отношению к ней. Вы можете использовать эти сведения в своих интересах. Хочется надеяться, что разум возобладает над чувствами и бракосочетание греческого короля и вашей очаровательной дочери не состоится».

— Хм… — Император прочитал письмо, не глядя на брата. — Интересно, кто автор этого послания? Насколько мне известно, вокруг Георга в Греции группируются силы, лидерами которых являются семья Мавромихалисов и сторонники княгини Плакентийской. Одно из двух: или в партии раскол и Мавромихалисы роют могилу княгине, или они вместе хотят избавиться от фаворитки Георга. А может быть, это не более чем тонкий ход: они слишком уверены в его страсти к Элени, вот и готовы ее скомпрометировать, ибо в борьбе за короля все средства хороши.

— Я говорил с Блудовым… — заикнулся было Константин Николаевич.

— Знаю, — отмахнулся брат. — Я с ним тоже говорил. Никто лучше его не знает приватную обстановку в Греции, а у нас через несколько месяцев свадьба моей племянницы.

— Значит, свадьба состоится? — робко спросил Константин Николаевич. — Но эти сведения обо мне… Они правдивы…

— Я и это знаю, — криво улыбнулся император. — К сожалению…

— К сожалению? — сдавленно повторил великий князь. — Мне кажется, что моя жизнь началась в ту минуту, когда я встретил Аннушку! И я не намерен с нею расстаться, чтобы заткнуть рот этим шантажистам. Тем более что им нужно вовсе не это, а расторжение обручения.

Он ждал, что старший брат обрушится на него с упреками, примется кричать о долге перед страной, взывать к его чувству ответственности, но Александр Николаевич задумчиво смотрел в окно.

— Меня весьма интересует, каким образом это письмо попало к тебе, — сказал он спокойно. — Не по почте же пришло?

— Я обнаружил его на своем столе.

— Это значит, что в твоем доме предатель, — глянул на него старший брат. — Мы обнаружим его и поймем, откуда ветер дует. Этим займется Черевин. Клянусь, я назначу его командиром собственного конвоя, если он найдет лазутчика. Я сейчас же переговорю с ним, а ты пока иди, Константин, я тебе потом расскажу о результатах.

— Но как же… — Великий князь несколько опешил. — А письмо, а скандал…

— Пусть попробуют… Теперь иди. Никакого скандала не будет, на любую публикацию мы ответим публичным разоблачением любовницы Георга и обнародуем факт шантажа. К тому же…

Он прощально махнул рукой и, вызвав флигель-адъютанта, приказал немедленно отыскать Петра Александровича Черевина. Этот человек, рекомендованный императору польским наместником Муравьевым-Виленским, был гением розыскных и охранных мероприятий и весьма зарекомендовал себя на службе в Царстве Польском.

Черевин проявил чудеса расторопности и сообразительности — и вскоре лакей-предатель был найден, во всем признался и отправился в крепость. След привел к легкомысленному Сильвио… Однако, хотя, по общему мнению, крепость по нему тоже плакала, отправить его туда было невозможно. Это уж точно вызвало бы дипломатический скандал.

А Константин Николаевич оставался в совершенной растерянности от поведения брата, от его снисходительности…

Кое-что в природе этой снисходительности стало ему понятно, когда он узнал о связи императора с молодой княжной Екатериной Долгоруковой, вскоре ставшей не просто его любовницей, но и тайной женой. Александр Николаевич сам был не без греха, а потому не мог бросить камень в брата. Прощая его, он как бы испрашивал прощения для себя; оставляя без внимания его адюльтер, он как бы узаконивал свой собственный адюльтер; относясь с пониманием к праву брата на тайную жизнь, он облегчал собственное тайное существование; защищая от молвы его любимую женщину, защищал прежде всего свою возлюбленную.

* * *

Море… Море и небо! В Архипелаге [22] они показались Ольге еще ярче, еще синее, чем где бы то ни было. В воде, казалось, было разведено громадное количество pierre d'azur, ляпис-лазури, а в воздухе сверкали мириады золотых искорок. Море было так прозрачно, что казалось освещенным снизу другим солнцем, которое насквозь пронизало его.

Ольга задыхалась от волнения. Корабль шел по водам, о которых человеческая мысль создала самые поэтические мифы, самые увлекательные сказания. Было странно видеть эти воды пустыми. Казалось, что пароход — это громадное черное чудовище с горящими глазами и рогом на спине, извергающим дым и пламя, — спугнул отсюда всю жизнь. А если заглянуть вон за тот мысок, увидишь: там притаилась вереница веселых дриад, которые ждут только, чтобы страшное чудовище скрылось, и тогда они снова начнут веселые игры и понесутся по морю на спинах тритонов, и затрубят тритоны в раковины и созовут сюда игривых дельфинов. А вон там, за грудой камней, там, наверное, таится десяток сатиров и фавнов на козьих ножках. И они тоже ждут исчезновения людей и тоже мигом выскочат все на берег и начнут веселые пляски под звуки свирелей. И на эти звуки понесутся с гор дикие кентавры и прилетят страшные птицы с острыми когтями и лицами женщин. И еще много-много можно будет увидеть тогда чудес…

Вправо убегали фиолетовые горы Мореи, слева все яснее вырисовывалась извилистая линия холмов Аттики. Прямо вставали из воды скалы Эгины и Саламина, между ними, над синей чертой горизонта, виднелись домики Пирея, а выше, на темном пятнышке Акрополя, сверкал белой точкой вечный Парфенон. И все это замыкала лазурная линия Гиметских гор.

Ольга не могла отвести глаз от картины, о которой мечтала так долго.

А вот и Пирей. Обогнув одинокий маяк, пароход вошел в крошечный заливчик, вода которого была вспенена множеством лодок, шаланд и паровых катеров. Безлюдье кончилось. Греция встречала свою русскую королеву, и Ольга испуганно стиснула поручни. Эта толчея наполнила ее волнением, почти страхом. Она оглянулась. Позади стояли Эдит и капитан Самойлов. Эдит слабо улыбнулась, капитан кивнул Ольге ободряюще. Она вновь посмотрела на берег, пытаясь различить фигуру Георга, который где-то там ждал ее прибытия. И снова стеснило сердце темное предчувствие: а ждет ли он? Хочет ли, чтобы она приехала?!