Русская лилия - Арсеньева Елена. Страница 29

— Э-леф-те-ри-я и Фа-на-тос! Сво-бо-да или смерть!

Георг слабо улыбнулся, стараясь не показать изумления. Он не ожидал такого эффекта от появления своей молодой жены. Невольно вспомнилось, как он сам приехал в Грецию… Чуть ли не тайком, под покровом ночи, в пустой дворец, не зная толком, желанен ли он этому народу… А его еще не коронованную супругу встречают всеобщим ликованием, словно ее приезд означает некие неисчислимые блага, которые получат народ и страна. Да, греки любят русских… Православная вера имеет необычайное значение для тех, кто ее исповедует, и привези Георг сюда лютеранку или католичку, встреча могла бы стать совершенно иной — это был бы митинг протеста, а не единодушное восхищение. Для них, демократов до мозга костей, монархия, король, королева — всего лишь символы, охраняющие порядок в стране. И эти символы должны соответствовать народным представлениям о них.

Ольга соответствует как никто другой. А вот Элени…

Публичное появление Элени рядом с Георгом вызвало бы новую революцию!

Нет, мечтать о браке с Элени можно было только по страстной, безумной любви, которую он испытывал тогда, несколько лет назад. И в ту пору, когда люди поверили, что она в самом деле дочь легендарной Мандо Маврениус и Дмитрия Ипсиланти… Потом пошли слухи, что это всего лишь обман. И, вернувшись в Грецию, Георг многое услышал об этом. Итак, Элени оказалась всего лишь авантюристкой… Мавромихалис и иже с ним клялись и божились, что искренне верили княгине Плакентийской, что сами были обмануты… А впрочем, для Георга это уже не имело большого значения. Страсть к Элени не имела отношения к законности или незаконности ее рождения, и эта страсть не иссякла. Оставив жену в Дании, он ринулся не столько проверять, как там без него поживает его королевство, сколько не мог больше выдержать плотскую разлуку с Элени. Она, одна лишь она могла дать его телу желанное блаженство!

Но Георг был разочарован. С чего он взял, что Элени смиренно ждет его в Афинах? Никто не знал, где она находится. Княгиня-то Плакентийская знала, конечно, однако она была в Париже — вероятно, и Элени с ней. Георгу пришлось смириться и ждать приезда жены.

Сейчас, когда он смотрел на Ольгу, такую юную и очаровательную, по-девичьи взволнованную и вместе с тем по-королевски величавую, он словно бы прощался с собой прежним, с тем юнцом, который принадлежал только самому себе и мог делать все, что угодно, не считаясь ни с кем. Он понимал, что благочестивые греки, для которых семейные узы имеют огромное значение, не простят женатому королю того, что прощали королю холостому: поллакия — незаконная любовная связь женатого человека — была сурово осуждаема всеми, и даже если бы он встретил Элени в Афинах, они уже нигде и никогда не смогли бы показаться вместе. И если бы в России стало известно, что король держит в забвении жену, а сам находит утешение в объятиях безродной авантюристки… Даже думать об этом страшно. С мнением России теперь придется считаться. А значит, утешаться тем, что даровал ему Господь: любовью и беззаветной преданностью этой прохладной русской лилии.

Жить без Элени…

Приступ мучительной тоски пронзил его сердце, но в этот миг нос ялика коснулся камней набережной, и несколько человек бросились в воду, чтобы перенести Ольгу на берег. Она бесстрашно ступила на сплетенные руки, образовавшие ступеньки, ухватилась за плечи как за перила и через несколько мгновений оказалась перед Георгом.

Их глаза встретились. Незамутненное лазурное спокойствие ее взора восхитило Георга. Чувство собственного достоинства, которым обладала эта девушка из русского царского дома, было поразительным. Или это беременность придавала ей такую уверенность в себе? И ее приезд именно в день Фоты, Крещения… Никто из греков, видевших ее явление, никогда не забудет этого зрелища.

Георг поцеловал жене руку, а потом прикоснулся к ее губам.

И в это мгновение собственная природа стала ясна ему так отчетливо, как никогда не была ясна раньше. Невинность и чистота вызывали в нем лишь мгновенное умиление — но не волновали, не привлекали как мужчину. Его привлекал порок… А поскольку он сам был чист душой, прямолинеен и порядочен, сам для себя не мог допустить порочного поведения, то он искал порока на стороне. Вот чем была для него Элени, вот почему она имела над ним такую поразительную власть.

Люди умиленно взирали на королевскую чету, застывшую во взаимном созерцании, не сознавая, что каждый из них в это мгновение думает о своем, что ими владеют разные чувства, далекие от взаимной любви: король погружен в тоску, королева — в страх… И только один человек из всех, кто следил за этой встречей, понимал, что она далека от идиллии, о которой мечтают собравшиеся.

Да, Васили успел перерезать горло старой Кинтии прежде, чем она смогла осуществить злую ворожбу, но человеческие отношения не ворожбой обусловлены, а теми чувствами, которые двое испытывают друг к другу. Он словно видел темную тень, стоявшую между этими двумя людьми. И был готов на все, чтобы отогнать ее.

Вернувшись из Кефисии наутро, он не нашел Элени в своем доме. Она ушла — как, неизвестно, в рваной одежде, пешком, под покровом ночи… Вернее, уползла, как полуживой зверь, залечивать раны. И с тех пор ее никто не видел в Афинах. Но в том, что спустя некоторое время Элени появится и попытается вернуть власть над королем, Васили не сомневался.

Он слишком хорошо знал тех, кто стоял сейчас у подножия трона, являясь опорой короля, и слишком настрадался от них, чтобы не жаждать помешать им. У него, как и у всякого грека, были собственные представления о том, как должна жить его страна. И, как всякий грек, он полагал правильными лишь свои представления. Мегалэ Идея, Великая Греция — это все прекрасно, но в эту сторону не удастся сделать и шага, пока страной фактически правят Мавромихалисы и иже с ними, для которых страдания и бедствия собственного народа — лишь средство нажиться, добраться до власти. Если бы было иначе, эта семья не организовала бы в свое время убийство Каподистрии. Они держат в руках короля благодаря губительному очарованию Элени, и единственная, кто может им помешать, — эта русская девушка, похожая своей нежностью и невинностью на прекрасную кринос — лилию.

Она помешает им… А Васили поможет ей.

Ольга озиралась по сторонам, не в силах ни на чем задержать взгляд, настолько все вокруг было удивительно. Но самыми удивительными показались ей высокие статные мужчины, вырядившиеся, словно на маскарад: в белых плиссированных юбках, коротких безрукавках, в белых чулках, плотно облегающих ноги, в подвязках с кистями и тяжеленных башмаках с помпонами.

«Наверное, это и есть эвзоны, о которых рассказывал Георг!» — сообразила она, и при воспоминании о тех днях, когда они с Георгом были еще женихом и невестой и между ними царила полная гармония, стало легче на душе.

Ольга с трудом подавила смешок, когда один из этих ряженых направился к ним, и от души надеялась, что в ее взгляде осталась только приветливость.

Георг представил ей начальника королевской охраны Геннайоса Колокотрониса… Ольга вспомнила, что знала из истории Греции: Теодорос Колокотронис был национальным героем, — и сказала, что восхищена доблестью его отца. Младший Колокотронис бросил на нее признательный взгляд, а Георг подумал, что его жена очень умна и умеет найти подход к сердцам людей. По сути, ему нужна именно такая королева… Не смущать мужское естество, а утешать сердца!

Колокотронис сообщил, что пирейские городские власти умоляют королевскую чету посмотреть Крещенское богослужение, вернее, заключительную его часть — Водосвятие и поднятие со дна моря священного креста.

Ольга оживилась. Она до сих пор не могла поверить, что нынче ее любимый праздник.

— В России в эту пору особые смельчаки ныряют в ледяные проруби, а здесь стоит удушающая жара, — сказала она весело.

— Далеко не каждая зима выпадает такой мягкой и теплой, что ее почти невозможно отличить от весны, — ответил Колокотронис. — Не иначе в честь приезда нашей прекрасной королевы.