Быть любимой - Белякова Людмила Игоревна. Страница 27
От Нининого компьютера Света отползла едва живая от зависти, обиды и отчаяния. Зазвонил внутренний телефон, но ни с кем, даже с подругами, ей говорить не хотелось. Да она и не смогла бы, потому что в горле стоял огромный сухой комок. Нет, так продолжаться не может! Света быстро с этим разберется!
Вдруг в голове у нее стало совершенно ясно, и почти сразу вырисовался план, как разметать в пух и прах все это благополучие, построенное на обломках бедного Светиного сердечка.
Правда, когда Света вывела на дисплей бланк докладной записки директору, все выражения, такие точные и блестящие, не хуже, а даже намного лучше, чем у самой Черновой, опять спрятались по норкам. Осталось одно неуклюжее червеобразное «злоупотребление служебным положением», которое Света почти сразу забраковала. Какое же это этакое особенное у ведущего переводчика служебное положение, чтобы им злоупотреблять? Не взятки же она берет… Хотя, кто знает, как можно повернуть эти переводы в рабочее время… Может, ее за это и посадить можно?
Эта идея Свете очень понравилась, воодушевила ее и развеселила, но продумать ее до конца помешал опять не вовремя зазвонивший телефон, уже городской. Звонили дочки, спрашивая, когда же она приедет домой.
— А сколько времени? — спохватилась Света и, взглянув на компьютер, пришла в ужас — был уже восьмой час!
Странно, что до сих пор к ней не пришла охрана и не спросила, почему она не сдает ключ от помещения.
Света бросила трубку и стала быстро собираться домой, все больше злясь и досадуя на эту стерву Чернову — и здесь она ей нагадила! Заставила просидеть на ненавистной работе лишних полтора часа и бросить дочек голодными на целый вечер! Сама-то, наверное, вдосталь находившись по магазинам, уже сидит дома у телевизора и ждет появления своего широкоплечего красавчика!
По дороге в переполненном автобусе Света для развлечения воображала, как бы было здорово, если б Чернову действительно посадили в тюрьму! Нет, конечно, за занятия левыми переводами никуда ее не посадят, это даже Свете было понятно. Но представлять себе, как эту черствую жадину и бессердечную скупердяйку загонят в железную клетку и судья в черной мантии будет рявкать на нее: «Подсудимая Чернова, встаньте!» — было очень, очень приятно. Вот где бы она повспоминала нежную Светину любовь и заботу, которой так опрометчиво лишилась!
Весь остаток вечера Света мысленно сочиняла докладную директору, чтобы завтра одним махом выплеснуть свою злость и досаду на бумагу. Получалось очень здорово, жаль, что руки были заняты готовкой, стиркой и прочей хозяйственной белибердой, а то можно было бы набросать черновичок, чтобы завтра мысли, как водится, опять не разбежались.
Дочки приставали со своими школьными делами, но их голоски доносились откуда-то издалека, едва пробиваясь через звучавшие в Светиной голове волшебные слова: «Подсудимую Чернову признать виновной по всем статьям и приговорить к высшей мере наказания — расстрелу!»
Да, рано в России отменили смертную казнь, некоторым бездушным особам это пришлось бы очень кстати… Хотя пожизненное заключение — это тоже неплохо.
Ночь Света спала плохо от пережитых открытий, все время сочиняя и исправляя какие-то бесконечные докладные, да и отсутствие в койке хоть и безденежного, но все-таки мужа начинало сказываться. Утром Света поднялась с трудом, в ванной отвернулась от своего отражения в зеркале, потому что увидела там размытое пятно грязно-желтого цвета. Шпыняя дочек за то, что они не собрались в школу с вечера, она кое-как уехала на работу.
В отделе никого не было. Света решила воспользоваться одиночеством и начать писать докладную на Чернову, но тут пришла Машутка, сказала, что к Павлу Никаноровичу нагрянули какие-то иностранцы и им с Ниной Георгиевной пришлось изрядно побегать, в ударном режиме оформляя им пропуска и организуя буфетное обслуживание, но все обошлось, и сейчас Нина на переговорах.
— А обо мне Пашка не спрашивал?
— Нет-нет! — горячо зауверяла Свету Маша, прижимая кулачки к груди. — Даже совсем не вспомнил, не беспокойся, Светочка! Даже ни разу о тебе не вспомнил!
«Конечно, она меня любит, — подумала Света, отворачиваясь к дисплею, чтобы скрыть от Маши расстроенное лицо, — но вот глуповата, бедняжка-чувашка, или кто она там, мордва… Что ж хорошего, что директор обо мне не вспомнил? Уже и в живых меня не числит? Ну нет, слухи о моей смерти несколько преувеличены!»
Попив приготовленного Машуткой кофе, Света наконец села за докладную, но тут пришла Гапова и стала звать курить. В курилке Света хотела было рассказать Гаповой о готовящемся для Черновой «сюрпризе», но передумала — Гапова уже давно была только условной подружкой, так, по курилке, и подобных планов никогда бы не одобрила. Она и Гальку Миссиль, силенковскую пассию, защищала. А если учесть отношение Гаповой к Черновой, то вообще… Удивительно, как эта змея подколодная разрывала Светино существование — так никому еще не удавалось! А как к будущей докладной отнесется Машутка, которая перед черновской эрудицией, остроумием и вкусом просто трепетала?
Света почувствовала, что ее решимость изничтожить Чернову улетучивается…
Вернувшись в отдел, Света обнаружила слегка ошалевшую и растрепанную Нину, спешно подправлявшую макияж.
— Куда это вы собрались без моего разрешения?! — осведомилась Светлана, не ответив на Нинино приветствие.
— Да вот Пал Никанорыч распорядились ехать с ним… — расслабленно улыбнулась Нина, застегивая сапоги.
— Ну, раз Пашка сказал… А куда вы едете?
— Без понятия. Куда повезут иностранцы, туда и поедем.
— Но вы должны вернуться!
— А это как получится.
Света со злорадством подумала, что сегодня Чернова не сядет за свою халтуру и ничего не заработает.
— Не «как получится», а как я сказала! — почти закричала Света, но, поймав отчаянный взгляд Маши, взяла себя в руки.
— Нет, именно «как получится». Сначала мы едем смотреть оборудование на фирму, потом — обедать в ресторан, а потом — в Большой театр на «Жизель». Вовремя надо на работу приходить и в приличном виде, мадам, и тогда не окажетесь за бортом жизни предприятия и не надо будет впадать в истерику по пустякам.
Нина уже стояла в дверях, одетая в свое новое пальто.
— Что вы имеете в виду под «приличным видом»?
— Ну хотя бы нормальный рабочий настрой и свежий цвет лица…
— А у меня, надо полагать, не свежий?
— Он у вас, сударыня, запорно-онкологический.
Нина повернулась и вышла, оставив Свету в слезах. Глядя на нее, прослезилась и Маша.
— Я что, Маш, действительно так плохо выгляжу?
— Да, Светочка, не очень хорошо, но только ты не обращай внимания. Нина Георгиевна это так сказала, просто перенервничала утром, когда эти немцы приехали. Ты просто устала.
«Я никогда и не отдыхала, — подумала Света. — Вот если б у Машки было столько мозгов, сколько у этой гадины, тогда б и проблем не было… Выгнала бы ее, а Машке ее оклад отдала…»
Отчаянным положение было оттого, что Машка никогда не сможет заменить Чернову, а Чернова, видно, уже никогда не полюбит Свету. А ведь могла бы, могла! Но не стала! А это было бы идеальным решением всех Светиных проблем! Нина, с ее-то умом и неуемной энергией, освободила бы ее ото всех хлопот по работе, подкидывала бы деньжонок, делала бы подарки, утешала бы в горестях хорошенькой бутылочкой… Тогда Свете не нужны были бы все другие подружки… Но для этого надо было одно — чтобы Нина Свету любила. А она не любила!..
«Ей нет прощения!!» — подумала Света и села за компьютер.
…Пару кошмарных часов, мучаясь мыслью о том, что Нина сейчас сидит в ресторане и лопает деликатесы за казенный счет, Света пыталась написать сколько-нибудь связный текст докладной. У нее вышло полстранички каких-то жалких, отрывистых стенаний насчет выполнения Черновой переводов в рабочее время плюс использования служебного компьютера и электронной почты. В качестве возражений на эти обвинения можно было привести много всего, включая электронные стрелялки-догонялки, за которыми можно было застать даже заместителей директора. Да и вряд ли Чернова использовала не по делу все эти агрегаты намного больше, чем кто-то другой. Чувствуя, что затея разваливается и без посторонней помощи не обойтись, Света позвонила Наташе и спустилась к ней на цокольный этаж.