Дочь регента - Холт Виктория. Страница 9

— Его легко растрогать.

— А принц был так горд.

— Не думаю, он ведь сам прекрасно поет. Вероятно, он притворялся, что гордится мной, поскольку того требовали правила хорошего тона. Он ведь придает им большое значение.

— Все принцессы хлопали в ладоши, и королева тоже была очень довольна.

— Она нечасто бывает мной довольна.

— О, в тот раз она была очень довольна. Все получилось великолепно.

Шарлотта внезапно задумалась.

— Но потом из этого вышла неприятность. О Господи, боюсь, что я действительно очень плохая девочка. На следующий день я спросила моего учителя, как я пела, и он сказал: «Превосходно». А я вдруг разозлилась, ведь он сказал неправду. Разозлилась я на себя — за то, что не смогла спеть хорошо — но выплеснула свою злость на него, обозвала его болваном и сказала, что меня не может учить болван, который боится поправлять ученицу, поскольку она не обычная девочка, а принцесса.

— Но это прекрасно! Вы не приняли лести — и были правы.

— Да, но я отказалась заниматься у этого учителя, и его прогнали. И хотя я потом просила папу вернуть учителя обратно, папа не согласился. Да, в тот раз во мне все-таки говорила гордыня. Гордыня, замаскировавшаяся под добродетель. А кончилось все отставкой бедного учителя музыки. Надеюсь, он меня простил. О, давайте больше не будем говорить обо мне. Поговорим лучше о вас. Пожалуйста, расскажите мне о мистере Гагарине. Интересно, где он сейчас. Вы думаете, в России? Но, может, вам больно о нем вспоминать, дорогая Гаги? Больно, да?

— Нет, это было так давно.

— Тогда расскажите нам еще разочек.

И миссис Гагарина в который раз принялась рассказывать про свою любовь к мистеру Гагарину... только он был не простым джентльменом, а очень знатным человеком, который приехал из России с каким-то поручением и явился к английскому двору.

— И стоило ему вас увидеть, — сказала Шарлотта, — как он сразу влюбился.

— Да, это правда, — откликнулась миссис Гагарина, и ее глаза моментально понежнели.

— Вы теперь были бы знатной дамой и жили бы в России, в огромном особняке, дорогая Гаги, а не штопали бы мое старое платье. Вам хотелось бы оказаться там вместе... с ним?

— Это все было так давно, Ваше Высочество.

— Но что случилось? Что?

— Вы же знаете.

— Да, но я хочу еще раз услышать. Потом вы получили письмо. Начните с этого места.

— Да, письмо от его жены. Он уже был женат.

— И значит, вы вовсе не были его женой. О, моя бедная, бедная Гаги! Ваше сердце было разбито.

— Да, дорогая Шарлотта. Я так считала.

— Но потом вы утешились. Это я вас утешила, правда? О, скажите это! Вы же говорили. Вы говорили, что утешились, когда начали ухаживать за вашей милой Шарлоттой. Это так, да?

— Да, как только я начала ухаживать за моей милой Шарлоттой, ко мне пришло утешение.

Шарлотта была в восторге. Вот почему она так часто заставляла повторять эту историю.

— Значит, — торжественно провозгласила она, — я не такая уж и плохая, верно? Хотя милорд Фишка не устает расписывать всякие ужасы, предупреждая, что со мной станется, если я буду продолжать в том же духе.

Шарлотта принялась раскачиваться на стуле.

— Милая принцесса, если вы будете так резко откидываться назад, стул когда-нибудь сломается.

Но Шарлотту это не волновало. Что такое сломанный стул, если ей удалось исцелить разбитое сердце?

Ее одевали в платье приютской девочки, возмущенно ахая и охая. Право же, вдруг Его Высочеству принцу Уэльскому придет в голову навестить дочь? Что он скажет, увидев ее в таком наряде?

Впрочем, таков приказ епископа — пусть епископ за него и отвечает.

Но что должна чувствовать принцесса, подвергаясь столь страшному унижению? Хотя... по ее виду не скажешь, что она расстроена... Шарлотта ухмылялась, глядя на себя в зеркало. Никакое приютское платье не могло замаскировать ее сходства с принцем Уэльским. Сейчас она была похожа на отца больше, чем когда-либо.

— Надеюсь, — молвила Луиза Льюис, разъяренная настолько, насколько вообще могла разъяриться столь кроткая женщина, — Его Преподобие будет доволен.

Шарлотта улыбнулась камеристкам — милой, доброй, верной Луизе и Гаги-Исцеленное-Сердце. Она их обеих обожала. Шарлотта кинулась их обнимать, сбила прическу одной из дам и чуть не оторвала рукав второй, однако они давно привыкли к ее бурным ласкам и ни на что бы их не променяли.

Шарлотта вошла в комнату, где ее ожидал епископ. Если он надеялся, что ей станет стыдно, то наверняка был разочарован.

— Доброе утро, Ваше Преподобие! — вскричала Шарлотта. — Какое сегодня чудесное утро! А посмотрите, какое у меня новое платье. Оно прекрасно на мне сидит. Вы не находите? Как будто специально для меня сшито.

Шарлотта лучезарно улыбнулась и покружилась перед епископом, чтобы он мог осмотреть ее платье и спереди и сзади.

Он был растерян. Епископ ожидал, что ей будет хоть чуточку стыдно.

«Ну, что поделать с такой ученицей?» — жалобно спросил он потом леди Клиффорд.

Епископ опасался самого худшего.

Пытаясь внушить Шарлотте, что она поступает дурно, епископ велел ей покаяться.

— Откуда вам знать, — сказал он, — когда придет ваш смертный час? Что если вы умрете без отпущения грехов?

Это заставило Шарлотту призадуматься. Не столько о своей участи, сколько об имуществе, которое она оставит после себя.

Что будет с ее милыми собачками? А с птичками? Она же их так любит! Для них будет трагедией, если она умрет.

А книги? А украшения? Поскольку она была дочерью принца Уэльского, ей принадлежали очень дорогие украшения; порой ей даже позволяли их надевать — когда она должна была предстать перед бабушкой в ее гостиной. Да, определенно нужно навести порядок в делах!

— Я составлю завещание, — заявила Шарлотта миссис Кэмпбелл.

— В ваши-то годы? — воскликнула придворная дама.

— Моя дорогая миссис Кэмпбелл, откуда нам знать, когда придет наш смертный час?

Миссис Кэмпбелл побледнела. Она же постоянно говорила о своей загадочной болезни. И Шарлотта после очередного припадка ярости любила ее слушать, зная, что миссис Кэмпбелл очень нравится рассуждать об ужасном состоянии своего организма. Шарлотта любила миссис Кэмпбелл, поскольку с ней можно было говорить на любую тему. Кроме страсти говорить о своих болячках — а у миссис Кэмпбелл были прямо-таки навязчивые мысли о смерти, — придворная дама еще любила спорить и обычно из духа противоречия занимала точку зрения, противоположную той, которую высказывал собеседник.

Однако Шарлотта сейчас затронула единственную тему, по поводу которой у миссис Кэмпбелл не было расхождений с принцессой.

— Это правда, — вздохнула миссис Кэмпбелл. — Подчас у меня сердце начинает так странно биться... неровно и гулко... в такие мгновения я бываю совершенно уверена, что настал мой последний час.

— Вот видите! — воскликнула Шарлотта. — Я, конечно, еще молода, но кто знает, может быть, старуха-смерть уже притаилась в углу и поджидает меня? Поэтому, дорогая Кэмби, я составлю завещание.

— Хорошо. Я полагаю, это поможет Вашему Высочеству немного развеяться.

И это помогло.

Ах, какое же удовольствие думать о своем имуществе и о том, как будут рады те, кто получит его по наследству! Но, наверное, им будет и немножко грустно. Они скажут: «Милая Шарлотта, она была такой несносной, но все-таки сердце у нее было доброе». Да, она докучала Фишке, но зато исцелила сердце миссис Гагариной, и миссис Гагарина, а также Луиза Льюис ее очень любили.

Когда Шарлотта думала о собственных похоронах, к ее глазам подступали слезы. Будут бить барабаны, в Лондоне повсюду будет звучать колокольный звон. Мебель в ее комнате покроют черной тканью, а принц Уэльский будет рыдать так, как не рыдал никогда в жизни. Принцесса Уэльская обезумеет от горя. И скажет принцу: «Давай снова жить вместе. Пусть у нас родится еще один ребенок. Шарлотта хотела бы этого».