В тени граната - Холт Виктория. Страница 15

— Король доволен королевой как супругой,— вставил Фокс.— Однако, полагаю, у него достаточно мудрости, чтобы по вопросам управления государством обращаться за советом к своим министрам.

— И все же он, видимо, очень сильно желает войны,— сказал Сюррей.

— Откуда нам знать, что написано в секретных депешах

Фердинанда и его дочери? — продолжал Уорэм.— Откуда нам знать, что нашептывает королю королева в минуты близости?

— Мне всегда казалось, что со временем молодому королю наскучат его занятия спортом и пышные зрелища,— сказал Фокс.— Теперь это время пришло и он желает направить свою энергию на войну. Это должно было случиться, а победа над Францией — естественное желание.

— По вашему мнению, какого курса нам следует придерживаться в данном вопросе? — спросил Уорэм.

— Ну, полагаю, если бы мы посоветовали Его Величеству послать немного лучников, чтобы помочь тестю в военных действиях, этого пока было бы достаточно,— сказал ему Фокс.

— И вы думаете, король этим удовлетворится? — спросил Сюррей.— Молодой Генрих жаждет встать во главе своих солдат. Он хочет добыть славу для своей страны... и для себя.

— Его отец превратил несостоятельное государство во влиятельное,— напомнил им Уорэм.— И сделал это с помощью мира, а не войны.

— И с помощью налогов и грабительских цен,— вставил Сюррей, памятуя о конфискации своих собственных владений.

— Я говорю не о методах, а результатах,— холодно сказал ему Фокс. Он продолжал: — Я просил прийти сюда к нам лорда, ведающего раздачей милостыни, так как есть некоторые вопросы, с которыми, я думаю, нам нужно ознакомиться; он такой знающий человек, что может помочь нам советом.

У Сюррея побагровело лицо.

— Что! — воскликнул он.— Этот Уолси! Я не потерплю, чтобы на наших совещаниях присутствовал человек низкого происхождения.

Фокс холодно поглядел на графа.

— Он пользуется доверием короля, милорд,— сказал он.— Лучше было бы, если бы вы тоже стали ему доверять.

— Никогда,— заявил Сюррей.— Пусть возвращается в лавку своего отца-мясника.

— А, с того времени он прошел большой путь,— сказал Уорэм.

— Признаю, у него острый ум,— согласился Сюррей.— И хорошо подвешен язык.

— И он также пользуется благосклонным вниманием короля, о чем нам не следует забывать,— сказал ему Фокс.— Ну же, милорд, не позволяйте, чтобы ваши предубеждения повлияли на ваше мнение об одном из способнейших людей в этой стране. Нам нужны такие люди, как Томас Уолси.

Сюррей сжал губы и на висках у него выступили вены. Он хотел, чтобы они понимали, что он аристократ и что он защищает свой класс. Награды и почести могут доставаться знатными титулованным. Для него, с его нетерпимостью, было непостижимо, чтобы человек низкого происхождения был посвящен в тайны королевских министров.

Фокс иронически наблюдал за ним.

— Тогда, милорд,— сказал он,— если вы возражаете против общества Томаса Уолси, я могу лишь просить вас покинуть нас, ибо очень скоро Уолси будет с нами.

Сюррей стоял в нерешительности. Уйти значило бы отстраниться от дел. Он стареет; Фокс и этот его выскочка, наверно, были бы рады, если бы он пропал в безвестности. Он не мог этого допустить.

— Я стараюсь,— сказал он.— Но, клянусь Богом, не потерплю дерзости со стороны отродья мясника.

Томас Уолси выбрал время, чтобы навестить свою семью. Это была одна из радостей в его жизни; кроме радости быть супругом и отцом — то, что он должен это делать тайно,— придавало особую остроту этому удовольствию.

Он был священником, но это не помешало ему совершить неканонический акт женитьбы. Когда он влюбился в своего маленького жаворонка, а она в него, стало ясно, что их отношения выходят за рамки легкого флирта на несколько недель и что их следует перевести на более респектабельную основу, насколько было возможно при данных обстоятельствах.

Поэтому он совершил нечто вроде брачного обряда с дочерью м-ра Ларка и подыскал ей дом, куда время от времени наведывался одетый не в священническую рясу, а так, чтобы можно было пройти по улицам и сойти за обыкновенного джентльмена, возвращающегося домой.

Это был роскошный маленький дом, ибо хвастовство было ему не чуждо и он не мог удержаться от удовольствия продемонстрировать своей семье, что приобретает все больший вес в обществе.

Войдя в дом, Уолси позвал:

— Кто сегодня дома? Кто готов принять посетителя?

Появившаяся служанка издала изумленный возглас. За ней в комнату поспешно вбежали мальчик и девочка, которые услышали его голос.

Томас Уолси положил руку на плечо мальчику и обнял девочку. От расцветшей на его лице улыбки он стал выглядеть моложе своих тридцати семи лет. Настороженность в глазах почти исчезла; хоть и ненадолго, у Томаса был вид человека, который всем доволен.

— Ну, мой сын, моя маленькая дочурка, так вы рады видеть своего отца, а?

— Мы всегда рады видеть нашего отца,— сказал мальчик.

— Так и должно быть,— ответил Уолси.— Том, мальчик мой, где же твоя мать?

Спрашивать было не нужно. Она уже спускалась по лестнице, и когда Томас посмотрел на нее, она остановилась и несколько секунд они не отрывали взгляд друг от друга. Женщина, ради которой он готов многим рисковать, подумал Томас. Не всем, да и риск был пока не очень велик, ибо почему бы священнику не иметь жену, если он об этом не болтает; но о его чувствах к ней говорила его готовность рискнуть чем угодно, остановиться на своем пути вверх по крутым и трудным ступеням честолюбия, чтобы провести немного времени с этой женщиной и их детьми.

— Томас, если бы я знала...— начала было она и стала медленно, почти благоговейно сходить вниз по ступенькам, как бы опять дивясь тому, что этот великий человек нашел для нее время.

Он взял ее руку и поцеловал.

— Какая приятная встреча, госпожа Винтер,— сказал он.

— Какая приятная встреча, господин Винтер.

За этим именем они прятались от мира. Ей так хотелось похвалиться, что она супруга великого Томаса Уолси, но она понимала, это было бы глупо и безрассудно. Он и так поступился столь многим; большего от него нельзя было ожидать. Ей было достаточно счастья быть обыкновенной госпожой Винтер, у которой муж часто бывает в отъезде по делам, но время от времени навещает семью.

У ее детей надежное будущее. Томас быстро продвигался на службе у короля; он гордился своими детьми, он их не забудет и им будет легче, чем было ему. Их ждут почести и богатства, когда они достигнут соответствующего возраста; к этому времени Томас будет самым важным человеком в королевстве. Госпожа Винтер верила в это, так как Томас решил, что так должно быть, а Томас всегда добивался своего.

Когда их родители обняли друг друга, дети отошли в сторону.

— Сколько ты пробудешь, Томас? — спросила она.

— Всего несколько часов, мой жаворонок.— Произнося это нежное прозвище, Томас подумал, что бы сказали некоторые из королевского окружения, если бы могли теперь видеть и слышать его. Фокс? Уорэм? Сюррей? Ловвел? Пойнингс? Они бы, наверняка, захихикали, и это не было бы неприятно даже умнейшему среди них. Они бы сказали себе, что у него, как и у всех других, есть свои слабости, и что такие слабости следует не порицать, а поощрять, ибо они тяжелым грузом висят на плечах того, кто пытается подняться на вершину успеха.

Есть и те, кто боится Томаса Уолси, подумал Томас, и мысль эта доставила ему радость; ведь когда начинают бояться другого, значит, этот другой успел подняться выше них.

Но я должен быть осторожен, подумал он, поглаживая волосы жены. Никто, даже самый дорогой, не должен помешать мне использовать каждую возможность — дорога к гибели провалу лежит среди неиспользованных возможностей.

Однако, на несколько часов он надежно спрятан от двора, поэтому будет счастлив в течение этого срока.

— Ну, госпожа Винтер,— сказал он,— тебя не предупредили о моем приходе, но я чую приятные запахи из твоей кухни.