Последний суд - Пирс Йен. Страница 37

— Я хочу в Глостершир.

— Куда?!

— Это графство в Англии, — объяснила она.

— Да нет, я знаю, где это… ладно, не важно. Бежим.

Они снова побежали по коридору, свернули налево, затем направо, снова налево; пытаясь сбить француза со следа, пролетели насквозь ресторан быстрого питания и несколько павильонов с одеждой.

Француз, по-видимому, не выдержал гонки. Они больше не слышали за спиной тяжелого топота ног и, медленно приходя в себя, перевели дух.

Но только они, отдуваясь, завернули за угол, как с ужасом осознали, что вернулись туда, откуда начинали свой путь, и почти сразу увидели француза — всего в каких-то шести футах от себя. Он сардонически улыбнулся и побежал им наперерез.

Совершив крутой разворот, молодые люди скатились по эскалатору, но на этот раз француз не отстал и мчался за ними по коридору с отрывом не больше секунды.

Они носились по супермаркету, пока случайно не оказались в метро. Здесь дорогу им преградили турникеты. На этот раз пример показала Флавия. С ловкостью олимпийского атлета, преодолевающего четырехсотметровку с препятствиями, она на бегу перемахнула турникет, раздраженно клацнувший под ней железными лапами, и вызвала своим стильным маневром одобрительный смех праздношатающихся подростков в углу и громкий возмущенный протест билетера.

Аргайл оказался на другой стороне турникета, задержавшись лишь на полсекунды, и выполнил трюк не менее успешно, хотя, возможно, не столь элегантно. К счастью, именно в этот момент терпение блюстителей порядка истощилось. Женщину, которая находилась уже в самом конце платформы, было не догнать; второй правонарушитель тоже успел отдалиться на недосягаемое расстояние. Зато третий получил по полной программе. С победным криком билетер прыгнул вперед и опустил мощную длань на плечо последнего из шайки, не позволив ему перемахнуть через турникет.

Аргайл слышал, как сзади него раздались яростные крики француза, оказавшего отчаянное сопротивление при аресте за попытку сэкономить шесть франков двадцать сантимов на входе в метро.

За два часа до отхода пароходного поезда [7] в Англию с Северного вокзала Аргайл получил возможность взглянуть на свою подругу совершенно новыми глазами. Они были знакомы уже несколько лет, и он привык думать о ней как о законопослушной гражданке. Тем более что по долгу службы она сама стояла на страже закона. Но и в обыденной жизни она исправно платила налоги — по крайней мере большую часть — и не парковала машину в неположенных местах, за исключением тех случаев, когда на парковке не было свободных мест.

— У меня нет другого выхода, — сказала она в оправдание своему поступку, так изумившему Аргайла.

Париж стал для нас слишком опасным местом, и я не виновата, что за нами гонится, стая сумасшедших лунатиков. Я также не виновата, что — свидетели, проходящие по делу, оказались разбросаны, по всей Европе.

Все это было правдой, но как-то слишком легко она вошла в новую для себя роль.

Она решилась на этот шаг, когда выяснилось, что у Джонатана закончились деньги, а в железнодорожной кассе — билеты. Надеяться, что на всем протяжении пути в Лондон их ни разу не попросят предъявить билеты, было нелепо, а без денег, как известно, билеты не продают. В общей сложности они наскребли тридцать пять франков. Аргайл уже собрался воспользоваться кредитной карточкой «Visa», когда Флавия указала ему на объявление, где черным па белому было написано, что все билеты на девятичасовой поезд проданы.

После этого она куда-то исчезла, а через десять минут вернулась и с хитрой улыбкой помахала билетами. Аргайл был в шоке и просто утратил, дар речи, узнав, каким образом она завладела билетами.

— Ты, залезла кому-то в карман? — с усилием выдавил он.

— Это оказалось так легко, — невозмутимо ответила Флавия. — Идешь в кафе, садишься за столик…

— Но…

— Не, переживай, этот пассажир не, обеднеет: Я не ворую деньги у кого попало. Уверяю тебя: у него хватит средств, чтобы купить другие билеты. Кстати, я заодно одолжила у него пару сотен франков.

— Флавия!

— Все в порядке. Они нам понадобятся. К тому же у него еще осталась куча денег. Если тебя это так волнует, по возвращении в Рим я вышлю ему эти двести франков обратно — в бумажнике есть адрес. И вообще: если ты такой честный, отнеси ему свой билет и сиди тут, жди нашего общего друга.

Аргайлу было нелегко заглушить голос совести, но в конце концов ей пришлось замолчать, тем более что дело было уже сделано. Флавия решительно направилась к поезду, и Джонатан с тяжелым сердцем потащился за ней. Они заняли свои места и до самого отправления тревожно выглядывали в окно, вздрагивая при появлении каждого нового пассажира. Под разными предлогами то Флавия, то Аргайл вскакивали с места, бежали в тамбур и, высунув голову в дверь, пристально всматривались в лица людей, толпившихся на перроне. Их беспрестанное ерзанье и беготня вызвали недовольство соседей, но парочке было не до них. У обоих вырвался протяжный вздох облегчения, когда поезд, лязгнув колодками, начал медленными толчками двигаться вперед.

— Ну, что теперь будем делать? — спросил Аргайл, как только поезд набрал скорость и бесцветные окраины северного Парижа скрылись из глаз.

— Не знаю, как ты, а я хочу есть. Я уже умираю от голода.

Они встали и под неодобрительными взглядами соседей направились в вагон-ресторан, торопясь занять свободные места. Аргайл уже смирился с неизбежными неприятностями и решил кутнуть на полную катушку. В сравнении с тем, что ему пришлось пережить за последние несколько дней, грубые банковские послания с требованием уплатить долг и объяснения с хамоватым менеджером банка казались сущей мелочью.

Для начала Джонатан заказал два коктейля с шампанским. Им повезло: Флавия украла билеты в вагон первого класса.

Подкрепившись, Флавия рассказала о результатах похода в архив еврейского центра.

— Ты уверена, что Ричардс живет по указанному адресу?

— Нет, конечно: этой карточке уже лет сорок. К тому же нет никакой гарантии, что Ричардс еще жив. Но сорок лет назад он жил в графстве Глостершир.

Они помолчали, уткнувшись в тарелки.

— У тебя правда осталось только семь франков? — спросила немного погодя Флавия. — А у меня двадцать. Плюс те двести, что я…

— В Лондоне мы сможем отлично поразвлечься на эти деньги. Что ты предпочитаешь: поездку на автобусе или стакан воды?

Она молчала, задумчиво глядя в окно.

— Флавия! Флавия!

— Хм-м, извини. Что ты сказал?

— Ничего. Пустой треп. О чем ты задумалась?

— О Жанэ. Он был так дружен с Боттандо. Почему он вдруг начал ставить нам палки в колеса? Ладно, в конце концов, это не моя вина. А как твои успехи?

— Мои? — небрежно переспросил Аргайл. — Да как тебе сказать… Я всего лишь совершил огромный прорыв в нашем расследовании — вывел Рукселя на чистую воду. Я поймал его на лжи. Не знаю, насколько это серьезно…

Своим самодовольным видом он заработал испепеляющий взгляд.

— Полдня я читал старые газеты — за сорок пятый и сорок шестой годы.

— Искал информацию о Гартунге?

— Ну разумеется. Газеты очень подробно освещали его возвращение, арест и самоубийство. Сейчас об этом забыли, но тогда событие всколыхнуло всю страну. Кстати, занятное чтение, я не мог оторваться. Но главное в другом: из газет я уяснил одну вещь, которую в принципе мы уже знали.

— И что же это? — Флавия подобралась, ожидая ответа.

— А то, что в начале своей карьеры Руксель работал в комиссии, занимавшейся военными преступниками.

— Я знаю. Он сам говорил тебе об этом.

— Да, за исключением одной маленькой подробности: оказывается, в его обязанности входил сбор доказательств для обвинения.

— В том числе по делу Гартунга?

— В первую очередь. Руксель последний видел Гартунга живым. Так пишут газеты. Вечером Руксель допрашивал его в камере, а ночью Гартунг повесился. Почему-то этот факт выпал из его памяти. «Я слышал об этом», — сказал он мне. Я уверен: он знает об этом деле гораздо больше, чем говорит.