Колдовское наваждение - Клоу Аннет. Страница 39

После ужина Патриция прошла в коридор и оставила на столе, где указал мистер Шэффер, свое письмо.

Сестра Эмиля не могла допустить, чтобы это письмо, в котором ненавистная ей южанка, вероятнее всего, пожаловалась на нее, ушло к брату. Она презирала Патрицию за то, что та завладела Эмилем. Фрэнсис считала, что именно сейчас, когда ее бесконечно любимому брату было так тяжело на фронте, его нельзя было тревожить ничем. Она была хитрой как лисица и не сомневалась в том, что влюбленность Эмиля очень быстро пройдет, если она не даст хода письмам его жены.

Фрэнсис была уверена в том, что это спасет Эмиля от печали в будущем, если его любовь умрет сейчас. Ему не придется раскаиваться и сожалеть об этом всю свою жизнь. Оглянувшись вокруг, она взяла письмо, положила его себе в карман и поспешила из коридора.

ГЛАВА 11

Зима подходила к концу. Но порой Патриции казалось, что тепло никогда не наступит. Ей постоянно было холодно. Одетая в новое шерстяное платье с шерстяной шалью на плечах и в толстых шерстяных носках, она никогда не могла согреться, даже сидя у камина. Лицо ее, как правило, пылало от огня, а самой ей было холодно. Стоило ей выйти прогуляться, как лицо ее начинало шелушиться на морозе, а нос краснел. Из-за холода и из-за боязни поскользнуться и повредить ребенку, она редко выходила на улицу.

А пребывание в доме в компании суровой и непреклонной Фрэнсис доводило ее до отчаяния. Сестра Эмиля так и не изменила своего отношения к ней. Она все также была бессердечна и холодна с Патрицией.

Даже с ее подругами порой было легче общаться, чем с ней самой. Та же элегантная Филиппа Картер постоянно болтала о «дорогом Эмиле», но никогда не позволяла себе говорить о расползавшейся фигуре Патриции.

Правда, все другие подруги походили на саму Фрэнсис. Они были некрасивыми старыми девами с жеманными манерами и скучными разговорами. Как правило, они проводили время за вязанием носков и шарфов для солдат, хотя Патриция видела, что они дойдут до армии именно к началу теплого вирджинского лета.

Они говорили об отмене рабства, о генерале Гранте и о поражении Юга. Что касается Патриции, то она, как и все южане, считала генерала ничтожным пьяницей и поражалась тому, как он смог одержать победу над провинциалами из Теннесси. У нее всегда на кончике языка вертелся вопрос о том, почему эти старые девы никогда не говорили о вирджинской кампании, где армия южан одержала неоспоримую победу.

Но Патриция молчала и старалась игнорировать ядовитые замечания и лукавые взгляды в ее сторону. Единственным человеком, кто хорошо относился к ней, в этом мрачном доме был сам мистер Шэффер.

По вечерам он часто играл с нею в шахматы, или они вместе обсуждали прочитанные книги. Отец Эмиля был намного добрее к ней, чем Фрэнсис. Но он появлялся дома только по вечерам и в целом был человеком замкнутым и скрытным. И Патриция не могла по-настоящему считать его своим другом. Эта недружелюбная атмосфера в доме усугублялась для Патриции еще и тем, что Эмиль не отвечал на ее письма.

Сначала Патриция говорила себе, что хочет слишком быстро получить ответ и совсем не учитывает того, что письма с фронта идут долго. Потом она успокаивала себя тем, что письма могли задержаться в пути, и находила еще тысячу других причин.

Прошло еще несколько месяцев, но от Эмиля не было ни слова. Она больше не сомневалась в том, что он разлюбил ее. В последние дни своей беременности, когда она уже окончательно устала от издевательств Фрэнсис, она излила в большом письме к нему все свои чувства, все, что наболело и накипело в ней за это время. Патриция просила написать его хоть пару строк о том, что она не забыта им, что он по-прежнему любит ее и что сейчас, перед родами, ей как никогда нужна уверенность в его любви. На сей раз, она была твердо убеждена, что он обязательно ответит ей. Медленно проходили дни за днями. Она с нетерпением ждала вестей от мужа, но они так и не приходили. Ей не было бы так невыносимо больно, если бы она не видела дважды писем Эмиля к Фрэнсис и отцу. Эти письма лежали на столе для корреспонденции, и она видела их собственными глазами.

Он писал им, а ей не мог написать даже пустякового слова! Разве можно быть таким жестоким? Патриция решила, что он разлюбил ее и раскаивается в женитьбе. А может быть, игнорируя ее сейчас, он рассчитывает на то, что после рождения ребенка она сама уйдет от него? Нет, нет — он не обманывал ее! Она знала, что он любил ее, но тот же коварный внутренний голос вдруг начинал говорить, что он просто увлекся ею, как всегда намекала Фрэнсис, и что его любовь уже угасла.

В конце беременности живот у Патриции стал очень большим, а лицо — бледным и осунувшимся, под глазами залегли синие круги. Прентисс Шэффер относился к ней по-доброму, беспокоился о состоянии ее здоровья, а однажды, положив руку ей на плечо, сказал, что Эмиль всегда редко писал письма домой.

Патриция печально улыбнулась и ничего не ответила.

Прентисс Шэффер был очень внимателен к ней. Но оба они знали, что своим чутким отношением он как бы компенсировал невнимание к ней Эмиля.

В конце апреля родился ребенок. Это был черноволосый мальчик с темными глазами. Патриция дала ему имя Джон Прентисс в честь двух дедушек. Роды у нее были трудными и отняли много сил. Патриция никогда еще не чувствовала себя такой одинокой, растерянной и беззащитной, как это было в родильном доме.

Она сразу же написала Эмилю о рождении ребенка, подробно описав, как он выглядит. Патриция была уверена, что муж сразу пришлет свои поздравления или расспросит о ее здоровье, или, по крайней мере, о здоровье мальчика. Но не получив за все это время ни слова от Эмиля, она впала в глубокую депрессию.

Фрэнсис, которая терпеть не могла Патрицию, была без ума от ее ребенка. Они оба — она и мистер Шэффер — находили, что Джон Прентисс был удивительным созданием. Фрэнсис совершенно была очарована им. Трудная беременность и тяжелые роды ослабили организм Патриции, и ей пришлось долгое время провести в постели по рекомендации доктора. Так что своего малыша она видела только во время кормлений.

Фрэнсис же постоянно находилась в детской: она играла с мальчиком, отдавала распоряжения няне и сама укладывала его спать. Патриция была еще слишком больной в тот момент, чтобы заботиться о малыше. Кроме того, у нее была депрессия.

Понемногу она начала выздоравливать. Наступила ранняя весна. Стало теплее, и все это вернуло ее к жизни. Патриция заставила себя встать с постели, одеться и пройтись по дому. Она даже смогла сама выйти на улицу и совершить короткую прогулку. С каждым днем Патриции становилось все лучше и лучше, и она только сейчас поняла, как Фрэнсис привязалась к ее ребенку. Золовка тщательно соблюдала режим дня и выполняла все советы доктора.

Как-то раз Патриция находилась в детской и играла с Джонни, когда вошла няня и сказала, что ей пора уходить.

— Что? — спросила недоуменно Патриция.

— Джону Прентиссу пора спать. Мисс Фрэнсис сказала, что его уже надо укладывать спать, — сообщила няня.

Патриция гневно сверкнула глазами, но ответила чрезвычайно спокойным тоном: