Колдовское наваждение - Клоу Аннет. Страница 49
— Дедушка! Дедушка приехал!
— Постой, — остановила его мать. — Сначала, Джонни, я сама поговорю с дедушкой, а ты посидишь с Мэй и немного подождешь. Хорошо?
Джонни неохотно вернулся в комнату к Мэй. А Патриция подошла к двери и, открыв ее, остановилась, увидев к своему изумлению, что мистер Шэффер сам вышел из экипажа и идет к ним в дом.
Она изумилась еще больше, увидев, как выглядит отец Эмиля. Он очень постарел. Вокруг глаз и рта залегли морщины, придавая ему измученный и озабоченный вид. Патриции стало очень жаль отца Эмиля — ведь, несмотря на сегодняшние отношения между ними, он действовал из лучших побуждений и был всегда добр к ней. Во всем виновата его дочь Фрэнсис.
Прентисс Шэффер, подойдя к дому, сухо поклонился и спросил:
— Можно мне войти? Я хотел бы с тобой поговорить, Патриция.
— Конечно, — ответила она и провела его в гостиную. — Пожалуйста, садитесь, — предложила она ему кресло, а сама села на свое место у окна.
— Может быть, выпьете чаю? — спросила она.
— Нет, спасибо, — ответил он, стараясь не смотреть на нее прямо.
— Патриция, я пришел просить твоей помощи. — Прентисс замолчал, не зная, как продолжить разговор.
— Я слушаю вас, — ободрила его Патриция. — Это связано с Эмилем?
Прентисс Шэффер вздохнул, а затем, собравшись с духом, начал рассказывать:
— Эмиль вернулся домой месяц назад. Он... он был тяжело ранен в бою...
Патриция побледнела, руки у нее задрожали.
Неужели он пришел сказать, что Эмиль умирает. Нет, не может этого быть! Только не Эмиль!
Видя, как изменилась в лице невестка, Прентисс Шэффер поспешил успокоить ее:
— Он жив, но он страшно искалечен. Его левая рука не действует. Он может ходить, только опираясь на трость. Лицо его тоже обезображено шрамом. Внешне это уже совсем не тот человек, которого ты помнишь, Патриция. Но самое страшное даже не это. Он сломлен, окончательно сломлен духовно, — сказал отец Эмиля и закрыл свое лицо руками.
Патриция, крепко сжав от волнения свои пальцы, задала роковой вопрос:
— Он умирает?
Шэффер поднял голову и сказал:
— Умирает? Нет. По крайней мере, не физически. Он перенес несколько операций, лихорадку, но доктора сказали, что больше его жизни ничто не угрожает. Меня беспокоит другое. Он совершенно утратил интерес к жизни. Мы с Фрэнсис стараемся как-то развлечь его — приглашаем старых друзей, приносим книги, журналы. Я пытаюсь играть с ним в шахматы. Но все бесполезно. Он злится, издевается над всеми. Он не делает никаких попыток приспособиться к своему состоянию и видит все только в мрачном свете. У него глубочайшая депрессия, и он пьет, только пьет... Каждый вечер он напивается до бессознательного состояния. В то воскресенье Фрэнсис привела к нему Джонни. Она надеялась, что, увидев сына, Эмиль опомнится. Но Эмиль стал кричать на Фрэнсис. Опасаюсь, что это могло испугать мальчика.
— Не волнуйтесь, — поспешила успокоить его Патриция. — Джонни скорее удивился, чем испугался.
В голове у нее лихорадочно вертелось: «Эмиль искалечен!» — Она представить себе не могла, что у такого сильного человека исчезнет желание жить.
— Честно говоря, — продолжил отец Эмиля, — мы не знаем, что делать дальше. Фрэнсис постоянно плачет из-за него, а я никак не могу найти с ним общий язык.
Сообщение о слезах Фрэнсис не вызвало у Патриции никакого сочувствия, но отца Эмиля было очень жаль. И Патриция, понимая, что тот что-то хочет от нее, но никак не решается заговорить, прямо спросила:
— Мистер Шэффер! Я не совсем понимаю, что вы хотите от меня в данной ситуации?
— Патриция, я хочу просить тебя о возвращении! Возвратись домой, к своему мужу — он так любит тебя. Я это знаю. Что было с ним, когда он приехал в отпуск и узнал, что ты и Джонни покинули его!
— Вы ошибаетесь, мистер Шэффер. Я не покидала своего мужа. Я покинула только ваш дом, где так бесчеловечно ко мне относились. Это Эмиль бросил меня. Он пришел, устроил страшный скандал и заявил, что ни видеть меня больше, ни слышать обо мне он не желает. Вам не надо объяснять, что любящие мужья так не поступают. Он не любит меня. Разве я могу чего-то добиться там, где бессильны и вы — его отец, и его сестра? Я всего лишь отвергнутая жена!
— Патриция, ты ведь знаешь его характер. То, что он говорит во время вспышки гнева, не всегда отражает его истинные чувства. Уверен, ты знаешь об этом.
— Да, но почему же тогда его гнев длился месяцами, — возразила невестка. — За все это время он не написал мне ни одной строчки. Он даже не поздравил меня с рождением сына! Это что, тоже проявление его любви? — горько спросила Патриция.
Старый Шэффер глубоко вздохнул и продолжил:
— Я и сам не могу объяснить и понять многих его поступков. В его характере есть много черт от матери, но и от меня — тоже. То, что он порой вытворяет, сильно ранит окружающих, но я знаю, что он страдает еще сильнее. Юношей он многое совершал мне назло. Он знал, что я буду страдать, и все же делал это. Мне кажется, он испытывал мою любовь. Он боялся, что я не люблю его и брошу, как бросил его мать. Думаю, что с тобой он поступает сейчас так же, как некогда со мной. Он не верит в твою любовь и подвергает ее испытаниям. Эмиль принес мне очень много страданий и боли, но я отец и никогда не оставлю своего сына, помня свою вину перед ним.
— Не вините себя, мистер Шэффер. Вы сделали все, что могли.
— Нет, Патриция, ты не знаешь всего. Я был эгоистом. Оставаться рядом с его матерью и терпеть ее измены я не стал даже ради сына. Я очень любил Талиссию, но она только унижала меня. Я рассчитывал забрать Эмиля с собой, но она не отдавала мальчика, да и он любил ее так, что остался на Юге. Но он решил, что я бросил его так же, как и его мать.
— Думаю, мистер Шэффер, что человек, став взрослым, должен отвечать за себя сам. Вы не должны винить себя за его плохое воспитание и за то, что он больше не хочет жить. Вы, как и все родители, стремились заложить в него самое лучшее, и его слабости — не ваша вина.
— Разве ты не поняла, к чему я это рассказываю, Патриция? У меня ничего не получилось с воспитанием сына, потому что я оставил его в раннем детстве. И я не хочу, чтобы его сына и моего внука ожидала такая же печальная судьба. Теперь-то я понял, что у ребенка должен быть дом и любящие его родители, чтобы он вырос счастливым человеком. Сделай это, Патриция, для Джона Прентисса. Вспомни, что ты жена Эмиля и обещала быть верной ему и в радости, и в горе. Ему сейчас нужны только ты и маленький Джонни, — закончил свою нелегкую речь мистер Шэффер.
Патриция по старой привычке, волнуясь, закусила губу. Она не была уверена в том, что они с Джонни нужны Эмилю, как в этом был уверен его отец. Страдающий отец не готов был услышать всю правду о сыне. Он наивно верил, что кто-то еще может помочь вернуть Эмиля к жизни.