Колдовское наваждение - Клоу Аннет. Страница 71

— И вы тем не менее пришли ко мне, к янки — человеку, который заставил Патрицию шантажом стать его любовницей, к человеку, который обманным путем проник в ваш дом и выкрал чертежи ваших изобретений. У меня в голове это не укладывается, — сказал Эмиль, нахмурив брови. — Свою собственную дочь, которая ценой своего позора спасла жизнь брату, вы отвергаете, а просите помощи у ее соблазнителя, шпиона и диверсанта?

— Ваши грехи не имеют отношения к чести семьи Колдуэлл, сэр, — ответил мистер Колдуэлл.

— В таком случае пусть Бог меня сохранит от того, что вы называете честью здесь, на Юге! — воскликнул, негодуя, Эмиль.

— Выслушайте меня... Пожалуйста... Я... Я знаю, что у вас есть сын, мой внук. Мне бы хотелось, чтобы он когда-нибудь унаследовал эту землю, чтобы она осталась семейной ценностью. Вот почему я пришел именно к вам.

— Я возмущен вашим отношением к дочери, — стараясь говорить как можно более спокойно, ответил Эмиль. — Если бы это зависело от меня, я, чтобы хоть чем-то помочь вам, и пальцем не пошевельнул бы. Но так как моя жена, Патриция Шэффер, дорожит этим местом, да и я хотел бы, чтобы мой сын стал собственником «Белль Терр», то я принимаю ваше предложение. Я куплю у вас плантацию, но лично с вами я больше не хочу встречаться и пошлю к вам для совершения сделки своего адвоката. А теперь прошу вас покинуть мой дом.

Мистер Колдуэлл встал и понуро пошел к выходу.

— И помните, мистер Колдуэлл, — крикнул ему вдогонку Эмиль, — пока вы не попросите прощения у своей дочери и моей жены — наш дом для вас закрыт!

Мистер Колдуэлл только кивнул головой и быстро покинул гостиную.

Эмиль был в гневе. «Бессердечный, глупый старик! Отказаться от такой дочери! Отказаться из-за того, что она спасла жизнь брату. Это чудовищно, это бесчеловечно! Это не укладывается в понятие человеческого достоинства и чести».

Он уселся в кресло и принялся размышлять, что же он будет делать с этой заброшенной, так внезапно свалившейся на него плантацией?

Постепенно гнев его утих, и, обдумав все здраво, он решил, что это и есть долгожданное вмешательство судьбы. Он освободит Патрицию, переедет на плантацию и займется ее восстановлением. Он не будет больше бездельничать и заниматься только собой, как сейчас, и все силы употребит на то, чтобы сыну досталось хорошее наследство.

К тому же теплый климат пойдет ему только на пользу. Он ведь вырос на Юге, и «южная кровь», кровь плантаторов, заговорила в нем.

Эмиль любил тепло, любил плодородие этой земли. Возвратившись в эти места во время войны, он и сам не заметил, как полюбил Новый Орлеан. Здесь у него появился семейный очаг. Где-то в глубине души он еще помнил обиду на свою мать — южанку, на ее распущенность и лицемерие, но он понимал, что пора перестать мстить всему миру за перенесенные в детстве обиды от матери, за тот стыд, который он пережил от нее. Пора жить своим домом, своим делом и воспитывать своего сына!

Он восстановит «Белль Терр» и внесет свой вклад в возрождение родного Юга!

Как северянин, он принес сюда разорение; как южанин, он возродит эту землю! Прекрасная идея! И потом, скрывшись в «Белль Терр», он не увидит, как Патриция уйдет к своему немцу. И он докажет ей, что уже полностью здоров, и она может без всяких угрызений совести оставить его.

Ему не придется жить рядом с ней, терзаясь от неудовлетворенных желаний. Да, он уедет в «Белль Терр» как можно скорее. Он даст ей основание для развода — пусть делает все, что пожелает. Пусть она уезжает к своему Миллеру.

Вечером за ужином Эмиль прямо-таки ошарашил Патрицию своим заявлением:

— Патриция, — обратился он к жене, — твой отец предложил мне купить у него «Белль Терр», и я согласился.

Патриция была потрясена.

— Что? «Белль Терр»? Мою «Белль Терр»?

Эмиль рассказал ей все о визите отца, умолчав только об отношении его к ней. Но Патриция и сама догадалась, о чем он умолчал. Если бы отец перестал питать к ней неприязнь, то не обратился бы к Эмилю, а пришел прямо к ней.

Она не удержалась от слез и сказала:

— Что ж, спасибо. Я рада, что плантация достанется Джонни. Спасибо тебе за то, что пришел на помощь моим родителям. Это очень благородно с твоей стороны.

— Не мог же я допустить, чтобы родители моей жены отправились в дом призрения! — ответил Эмиль. — И, кроме того, я здоров и мне надоело бездельничать. На плантации у меня будет прекрасная возможность приложить свои силы.

— Это значит, что ты собираешься восстанавливать ее? — озабоченно спросила Патриция.

— Да, — ответил Эмиль.

— Но я боюсь, выздоровел ли ты настолько, чтобы заниматься делами на плантации? — продолжила она смущенно.

— Я выздоровел даже настолько, что могу тебя, наконец, поблагодарить за все.

Патриция опустила глаза, ожидая от него опять какого-то подвоха. Он заметил ее настороженность и успокоил:

— Я бесконечно признателен и благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. Я хочу извиниться перед тобой за те безумные, оскорбительные слова, которые говорил, когда ты пыталась помочь мне.

— Ничего, это не важно. Я понимала, что ты угнетен и испытывал страшные боли, — ответила Патриция и почувствовала, как учащенно забилось ее сердце.

К чему он это сказал? Собирается ли он помириться с ней и пригласить ее поехать на плантацию вместе? — эти вопросы вертелись у нее в голове. Они смотрели друг на друга, ожидая, кто заговорит первым.

Но никто не решился на этот шаг, и Эмиль молча вышел из-за стола и ушел к себе.

Оформление договора купли-продажи земли прошло быстро, и, став собственником плантации, Эмиль теперь все время проводил в «Белль Терр», осматривая владения, составляя график очистки заброшенных земель, нанимая рабочих. Он нанял и плотников с малярами для ремонта здания. Дому на плантации, который когда-то славился красотой, Эмиль был намерен вернуть прежний вид.

Это был огромный белый особняк, выстроенный в типично южном стиле, с верандой, опоясывающей его со всех сторон, со стройными колоннами, которые поддерживали второй и третий этажи. В здании был и четвертый этаж, расположенный под скатами крыши, которую в центре венчал небольшой декоративный купол.

На лужайке вокруг дома росли огромные столетние дубы. От особняка была проложена широкая аллея к небольшому изящному флигелю. По обеим сторонам аллеи буйно цвели розы и жимолость, наполняя воздух божественным ароматом.

И, хотя оба дома были выстроены в классическом стиле, их интерьер был типично луизианским — просторные комнаты с огромными окнами, впускавшими дивный воздух.

Чувствовалось, что архитекторы-креолы вложили душу в свое творение.