Очаг и орел - Сетон Эни. Страница 38

Чарити между тем разложила перед ним плоды своего рукоделия. При этом она наклонилась так, что ее локоны оказались прямо у его лица. И он, восхищаясь ее работой, как бы ненароком коснулся волос девушки, пробормотав: «Прекрасно!»

Чарити отпрянула со смущенным видом, и он подумал, что в ней есть что-то наигранное. Но все это может потом перемениться. Во всяком случае, это не рыжая деваха со скверным характером.

Он ушел. А Чарити, смотревшая ему вслед в окно, чувствовала удовлетворение. Он был не совсем такой муж, как хотели они с мамой. Но ведь ей уже двадцать два, и это пугало ее. Вокруг много красивых девушек, а годы идут. Пусть он «иностранец», и его здесь не любят. Она добьется, чтобы он возил их с мамой в путешествия — в Бостон, в Нью-Йорк. У нее будут котиковая шуба и свой экипаж. На благотворительном базаре она заставит связать себя обязательством. Она сможет это сделать.

Но Эймос не пошел на Ричебайтский базар, хоть и обещал. Вместо этого он побывал в Дэнверсе, где должен был продать свою кожевенную фабрику за очень хорошие деньги. Он попросту забыл о базаре.

Глава седьмая

Для Эспер началась пора тяжелого труда и пустого, лишенного радости существования.

Эймос Портермэн сдержал свое слово, хотя и не без некоторого неудобства для себя. Он проконсультировался с приказчиком Джонсоном и распорядился, чтобы верх для женских туфель выкраивался, как обычно, на фабрике, а затем эти заготовки передавались для сшивания вручную Ханивудам. Джонсон, конечно, возражал:

— Новые машины сделают это вдвое быстрее и лучше, сэр.

— Я знаю, — ответил Эймос, — и тем не менее отдаю это распоряжение. И хочу, чтобы это было хорошо оплачено — скажем, доллар за дюжину.

Джонсон, преданный хозяину, решительно возразил:

— Но это неслыханная, сумасшедшая оплата, сэр. И если другие рабочие узнают...

— Не узнают, — перебил его Эймос. — Ханивуды не из болтливых. И я надеюсь вернуть затраты. Боскомы с Тремонт-стрит наверняка возьмут товар. Мы распишем его преимущества — дескать, ручная работа на заказ, как в старину, и сможем на этом выгадать.

Джонсон согласился:

— Понимаю, сэр. Но насколько умелы эти женщины? Что, если они испортят материал?

— Может быть, поначалу и испортят, — пожал плечами Эймос. — Вы им покажете что к чему. Я оставляю все это на вас. Не беспокойте меня больше. Как там Нат Кабби?

Джонсон нахмурился.

— Довольно неплохо, — неохотно признался он. — Но его трудно понять: этот парень себе на уме, а люди, работающие вместе с ним, становятся злобными. Позавчера Шмидт, наш мастер-закройщик, нагрубил мне, чего с ним ни разу не случалось. Я, конечно, срезал ему заработок.

Но Эймоса это не волновало.

— Шмидт, наверное, стал слишком старым для своей работы. Это не обязательно из-за Ната. Кстати, в понедельник мисс Ханивуд обратится к вам. Приготовьте материал.

Приказчик удалился, недовольно ворча себе под нос. Мистер Портермэн, считал он, даже не представляет, как трудно приходится ему, Джонсону, с этим местным народцем. В Дэнверсе все же было лучше, хотя деньжищ здесь у них уйма.

Утром в понедельник мистер Джонсон выдал Эспер Ханивуд заготовки для тридцати шести пар туфель. Половина выполненной работы оказалась браком. Все было сшито неровно и грубо. Кое-что пришлось выбросить, многое — вернуть. К неудовольствию Джонсона, каждый понедельник, когда он проверял сделанную работу, рыжая девчонка не произносила ни слова. Когда она раскладывала перед ним готовую продукцию в его маленьком кабинете, он, весь багровея, указывал ей на ошибки. Она отвечала только: «Простите, я переделаю», — и все. Именно ее изделия всегда вызывали нарекания. Сьюзэн хорошо справлялась со своей частью работы. Она пыталась помочь дочери, но Эспер, чьи пальцы распухли от непривычного для нее труда, стеснялась принимать помощь. У мамы и так много дел, она еще умудряется кормить всю семью на три доллара в неделю. Теперь даже Роджеру приходилось работать, так как им не на что стало кормить «чокнутого». Он, как и ожидала Сьюзэн, возражал против этого каторжного труда жены и дочери, но она заставила его покинуть страну грез и считаться с реальностью. Роджер был убежден не столько ее гневом, сколько смутным чувством вины перед Эспер, которая вынуждена была зарабатывать на жизнь тяжким трудом. Он теперь должен был ухаживать за свиньей и заниматься огородом. О свинье Роджер нередко забывал, и жена или дочь исправляли последствия его плохой памяти, но выращиванием овощей он увлекся всерьез. Роджер любил бывать на их небольшом огороде, который стал его вотчиной, там он не чувствовал себя несчастным.

Не чувствовала себя несчастной и Сьюзэн, потому что она делала все ради определенной цели. Когда все это кончится, можно будет снова открыть гостиницу и попробовать получить заем у Портермэна. Для него это будет хорошей инвестицией, а теперь, после того как она уже обращалась к нему, это сделать будет легче.

Но Эспер владело тоскливое ожидание того, что когда-нибудь ей удастся вырваться из этой каторги.

В четвертый понедельник она вновь принесла заказ Джонсону, как всегда молчаливо ожидая приговора. Тяжело дыша, он отсортировал двадцать одну пару и сложил их в ящик, потом бросил остальные пятнадцать перед собой на стол.

— Дорогая моя, — вскричал он, — неужели вы действительно думаете, что вот это, он ткнул пальцем в лежащие на столе заготовки, — я могу послать заказчику?

— Разве они не лучше прежних? — спросила Эспер бесцветным голосом, — Я старалась...

Джонсон покачал головой. Надо наконец поставить точку. Бог свидетель, он долго терпел!

— Эти ошметки едва ли годятся даже для самых захудалых торговцев. Они не стоят и двух центов за дюжину, вот что. Я не выполнил бы своих обязанностей, если бы не сказал, что это прямой убыток для мистера Портермэна.

Девушка побледнела и потупилась. Конечно, думал Джонсон, шеф может позволить себе потерять доллар в неделю, но это не бизнес. Да и цены на кожу растут с начала войны.

— Послушайте, барышня, вам ведь нужны честные деньги?

Эспер закрыла глаза. Неудачи, унижения перед этим Портермэном и этим приказчиком... Почему она не может бросить это, найти работу где-нибудь еще и присылать деньги домой?

— Я вижу для вас только один выход — продолжал Джонсон. — Ручную работу вы делать не можете. Идите на фабрику. Любой идиот может работать на швейной машине.

Лицо девушки стало пунцовым, и он понял, что выразился нетактично.

— Вы и зарабатывать будете больше. Может, центов пятьдесят в день. И семье помощь, ведь так?

Ему было немного жаль ее, напоминавшую выброшенную на берег рыбу. Нищая, но не похожа на других здешних работниц. Больше похожа на леди, но при этом одета хуже, чем любая из работающих здесь женщин.

— Ну, — сказал Джонсон нетерпеливо, — хотите попробовать? Есть вакансия в швейном цехе.

Эспер подняла голову.

— Могу, — ответила она безразлично.

Сьюзэн одобрила это предложение и отмела возражения Роджера:

— Конечно, никто из Ханивудов этого не делал, но никто из них и не был так беден. Девушка сильная, деньги хорошие, работать на машине, конечно, сможет. Это не навсегда, к тому же, может, работа ее и встряхнет, а то она все время уединяется и думает о чем-то своем.

На другой день в пять часов утра Эспер отправилась на фабрику. Она прошла полторы мили от дома до фабричного района и очутилась в толпе мужчин и женщин, причем ее знакомых среди них совсем не было. Здесь было десяток обувных фабрик. Эспер присоединилась к тому ответвлению толпы, что устремилась к дверям фабрики Портермэна.

В узких коридорах здания было темно, а у входа в свете керосиновой лампы стоял мистер Джонсон, наблюдая, как рабочие расписываются о приходе. Он приветствовал Эспер без восторга.

— А, вы здесь? Я провожу вас к вашей начальнице.

— Хорошо, — коротко ответила она.

— В подвале — складские помещения, — объяснял на ходу приказчик, — а здесь делают подметки. Кройка и завершение работы — этажом выше. Вы будете работать здесь, — он открыл дверь в самом конце хорошо освещенного коридора, где стояли длинный стол, десять швейных машин и десять стульев. Высокий стул начальницы стоял отдельно. Женщина поспешила подойти к ним.