Рожденная для славы - Холт Виктория. Страница 119

Но он все время рвался обратно во Францию, и я была вынуждена уступить, перед расставанием строго-настрого наказав беречь себя — совсем как в прежние времена, когда мой Роберт отправлялся в какое-нибудь опасное путешествие.

К счастью, Эссексу быстро все надоедало. Когда я в очередной раз попросила его вернуться, к моему удивлению, он охотно подчинился, оставив вместо себя Роджера Уильямса, того самого, с которым плавал на корабле «Свифтшур».

Должно быть, Эссекс решил прислушаться к совету друзей, рекомендовавших ему побольше находиться при королеве, чья благосклонность сулит неисчислимые выгоды.

Я часто вспоминала Кристофера Хаттона, свято хранившего мне верность до самой смерти. Как горько сознавать, что я жестоко обошлась с ним на закате его дней. Бедняга всего лишь просил отсрочки от уплаты по векселям, а я решила проявить непреклонность. Потом я раскаялась, кормила его лекарствами с ложечки, но было уже поздно. Возможно, моя жестокость и свела его в могилу. А ведь он был человеком тонко чувствующим и так беззаветно меня любил!

Нынешние молодые люди из другого теста. Нахальны, несдержанны — взять хотя бы Эссекса. Как непохож он на моих былых поклонников — Роберта, Хениджа, Хаттона… Те были романтичны и самоотверженны, а теперешние воздыхатели заботятся только о себе.

Зачем я так привязалась к Эссексу? Лучше бы я выбрала в сердечные друзья кого-нибудь другого — того же Рэли, например. Красотой он не уступал Эссексу, а какой ум! Мне даже нравился его девонширский выговор, хотя соперники и дразнили Рэли деревенщиной.

Сильный, властный человек. Хорошо, что он рядом. Всякий раз, когда Эссекс начинал позволять себе слишком многое, я приближала к себе Рэли. Меня забавляло то, как эти двое ревновали королеву друг к другу.

Рэли был не только прирожденным царедворцем, но еще и смелым искателем приключений. Он сменил Хаттона на посту капитана королевской гвардии. Я произвела его в рыцари, подарила прекрасный особняк, отдала в аренду на девяносто девять лет замок Шерборн. Во время одного из своих плаваний Рэли основал в Северной Америке новую колонию, которую в честь королевы-девственницы назвал Виргиния. Я с нетерпением ожидала его возвращения из странствий — он всегда рассказывал столько интересных вещей. В Америке он обзавелся странной привычкой: дикари научили его дышать дымом травы, которую они называли ипповок. В Англию это зелье завез еще Джон Хоукинс, но именно Рэли сделал травокурение модным. Сушеную траву полагается класть в глиняную трубочку, поджигать и затягиваться дымом. Говорят, это успокаивает. У нас в Англии траву стали называть «табак». Еще Джон Хоукинс привез из Америки корнеплод «картофель» — новшество куда более полезное, чем табак. Впоследствии Фрэнсис Дрейк доставил этот продукт в большом количестве.

Рэли возлагал на новую колонию много надежд. Он уверял, что на развитие Виргинии потратил сорок тысяч фунтов из собственных средств. К сожалению, сохранить за британской короной это владение не удалось. Мой картограф Хаклюйт сказал, что на содержание Виргинии потребуются колоссальные расходы.

Я очень люблю, когда мои подданные тратят собственные средства на благо государства. По этой части всех превзошел покойный Уолсингэм, истинный патриот своей страны, самоотверженность которого я высоко ценила.

Рэли же прежде всего был авантюристом. Ему хотелось приключений, и я не удерживала его дома насильно. Я направила его в Ирландию, этот рассадник смуты, и он достиг там немалых успехов — насколько вообще можно преуспеть в провинции, население которой считает долгом чести нарушать законы и доставлять правительству всяческие неприятности.

Мой посланец стал сажать в Ирландии картофель, который там отлично прижился и стал основной пищей для тысяч крестьян. Там же Рэли подружился с поэтом Эдмундом Спенсером. Я давно уже обратила внимание на этого молодого человека — когда-то мне хвалил его Лестер, а Филипп Сидни читал мне его стихи. В свое время Роберт оказал поэту протекцию и устроил его секретарем к тогдашнему наместнику лорду Грею де Уилтону. Так Спенсер и оказался в Ирландии.

Выполнив свою миссию, Рэли вернулся ко двору — все такой же красивый, полный новых планов и отчаянно завидующий Эссексу. Что ж, такое соперничество было последнему на пользу — пусть не заносится, считая, что мое сердце всецело принадлежит ему.

Рэли, как и Дрейк, был буквально помешан на ненависти к испанцам. Он без конца разрабатывал проекты экспедиций против короля Филиппа и походов за богатыми трофеями. Мои капитаны открывали и исследовали новые земли, бороздили просторы морей, мечтая отнять у испанцев славу лучших мореходов и превратить Англию в великую морскую державу.

Однако я по-прежнему считала, что любая война — чудовищная глупость. Даже победа себя не окупает. Пиратские набеги — дело другое. Во-первых, от пирата в крайнем случае можно и откреститься, а во-вторых, хорошая добыча никогда не помешает. И потом, морской разбой — это еще не война. Наше соперничество с Испанией тянется долгие годы, и борьба идет не только из-за религии и территориальных споров. Главное — господство на морях. Мировым океаном должна править Англия, тогда мы будем надежно защищены от вторжения и станем величайшей в мире империей. Дрейк, Рэли и другие мои капитаны прекрасно это понимали, все их действия были подчинены одной величественной цели. Да, они стремились к богатству и славе, но превыше всего для них были интересы державы, потому-то народ и считает их героями.

Я сразу же поняла, что должна оказывать этим людям всемерную поддержку, ибо от их мужества, воли и предприимчивости зависит мощь Англии.

Да, я любила моих авантюристов, разрывалась между желанием видеть их при дворе и необходимостью отправлять в рискованные экспедиции.

Однажды Рэли явился ко мне с планом большого похода за добычей. Я нашла проект превосходным и согласилась, что возглавить предприятие должен сам Рэли. Однако когда приготовления были закончены, я не пожелала отпускать его от себя — жаль было оставаться без такого блестящего, остроумного собеседника, который по праву считался украшением моего двора. Вместо Рэли экспедицию возглавили Фробишер и сэр Джон Боро.

Рэли, разумеется, расстроился, но виду не подал — наоборот, прикинулся, что благосклонность королевы — более чем достаточная компенсация за несостоявшееся приключение.

Я привязывалась к нему все больше и больше. По сравнению с Эссексом он выглядел таким галантным! Вот почему коварство Рэли ранило меня в самое сердце.

У меня служила фрейлиной Элизабет Трогмортон, дочь Николаса Трогмортона, весьма миловидная девица. Я собиралась со временем подыскать ей достойную партию.

Вдруг замечаю, что Элизабет сделалась какая-то рассеянная, роняет булавки, не может как следует укрепить мой шиньон. Я ее выбранила, она пообещала исправиться, но дальше пошло еще хуже. Тут я насторожилась, потому что подобное с моими фрейлинами происходило не впервые. Это могло означать только одно: негодница обзавелась поклонником, и отношения их успели зайти за рамки благопристойности.

Я решила учинить девчонке допрос.

— Что-то вы стали чересчур неуклюжей, Бесси.

— Простите меня, ваше величество.

— Должно быть, имеется какая-то веская причина?

Она вспыхнула. Глупышка! Даже притворяться не научилась.

— Лучше уж расскажите всю правду. А то будет поздно. Или уже поздно? А, Бесси Трогмортон?

Она смешалась, и я поняла, что дело плохо.

— Кто этот мерзавец?

Она молчала, потупив глаза, с видом кающейся грешницы.

— Вы ведь знаете, что я не терплю распущенности! — вспылила я.

Влепила ей пощечину, да такую, что девчонка в сторону отлетела.

— Сюда! — приказала я. — Ближе! — Потом схватила ее за плечи и принялась трясти. — Ну же! Говорите! Кто он?

— Ва… ваше величество, — залепетала она, — не прогневайтесь, но…

— Что «но»?

— Но я не могу вам этого сказать.

— Не можете сказать?

Я схватила ее за ухо и как следует крутанула — Элизабет взвизгнула от боли. В ее глупых глазенках стояли слезы.