Рожденная для славы - Холт Виктория. Страница 43

Я смеялась над Кэт, ругала ее за легковерие, но в глубине души понимала, что многим обязана удаче и везению. Вот почему не хотелось, чтобы в день моей коронации стряслась какая-нибудь беда.

Суеверная Кэт была страстной поклонницей доктора Ди, и ей без труда удалось меня убедить. Хорошо смеяться над предсказателями и гадальщиками тем, кому нечего терять, но молодой женщине, которую судьба вознесла высоко над всеми, пренебрегать голосом рока не следует. Руководствуясь подобными соображениями, я согласилась встретиться со знаменитым астрологом.

Доктор Ди оказался молодым человеком, едва за тридцать. Взгляд у него был жгучий, пронзительный, словно он видел нечто, недоступное взорам остальных. За последние годы ему тоже пришлось перенести немало опасных приключений, и он едва не лишился жизни. Астролога обвинили в том, что он ведет крамольные речи против королевы Мэри, собирается не то заколдовать ее, не то отравить.

На самом деле доктор всего лишь сказал, что здоровье ее величества оставляет желать лучшего. Об этом и так все знали, но тем не менее астролога заточили в Тауэр. Он сидел в одной камере с неким Бартлетом Грином, которого впоследствии отправили на костер по обвинению в ереси. Неутомимый епископ Боннэр обвинил в ереси и доктора Ди, но ученый оказался слишком крепким орешком для обвинителей — он сумел оправдаться, и его освободили.

Можно было не сомневаться, что доктор Ди действительно относился к числу моих сторонников — иначе ищейки моей сестры не упекли бы его в тюрьму. Астролога привел ко мне граф Пемброк, а лорд Роберт горячо поддержал его рекомендацию, что рассеяло последние сомнения. Тогда-то я и решила, что у меня при дворе должен быть свой астролог, который будет давать мне советы по всем важнейшим делам.

Руководить церемонией коронации полагается шталмейстеру, поэтому Роберт обстоятельно побеседовал с доктором Ди, и тот по зрелом размышлении объявил, что воскресенье пятнадцатого января — наилучший день для столь торжественного события.

— Что ж, быть посему, — сказала я, и начались приготовления.

Все вроде бы шло неплохо, но я все время напоминала себе, что мне надлежит проявлять особую осторожность в вопросах религии. Католическое духовенство, обладавшее таким влиянием на королеву Мэри, чувствовало себя сильным и неуязвимым, тем более что Филипп Испанский сулил сторонникам Римской церкви всестороннюю поддержку.

Я не могла допустить, чтобы чужеземные государи распоряжались в моей державе как у себя дома. Но свалить эту махину сразу мне было не под силу, для начала я должна была показать князьям церкви, кто в стране хозяин. И сделать это следовало постепенно, без крайностей.

Первое испытание мне пришлось выдержать в день отпевания сестры. Проповедь в соборе читал доктор Уайт, епископ Винчестерский. Хорошо еще, что он вещал с амвона по-латыни, и большинство присутствующих ничего не поняли. Но я-то владела латынью в совершенстве, и проповедь прелата мне совсем не понравилась.

Доктор Уайт произнес пространную хвалебную речь в адрес усопшей, напомнив, что королева Мэри проявила похвальное смирение и отказалась от вмешательства короны в церковные дела, благодаря чему Англия вернулась в благословенное лоно Римской церкви. Епископ напомнил, что святой Павел воспретил женщине разглагольствовать в храме, ибо слабому женскому уму не под силу управлять церковью Божьей.

Я слушала проповедь, и кровь во мне закипала. Как он смеет говорить подобное, зная, что я намерена возглавить английскую церковь! Как он смеет уничижительно говорить о женщинах, в то время как страной управляет королева!

Далее доктор Уайт перешел к долготерпению и страданиям усопшей королевы. Она стойко перенесла все обрушившие на нее удары судьбы. Англии выпало великое счастье оказаться, пусть даже на короткий срок, под владычеством столь набожной государыни.

Я обвела взглядом аудиторию. О чем думали эти люди? Вспоминали ли они мучеников, сгоревших на кострах — Краммера, Ридли и прочих?

Когда проповедник начал говорить обо мне, я чуть не захлебнулась от ярости.

Ныне на престол взошла сестра королевы Мэри, сказал Уайт. Она тоже особа весьма достойная, и все подданные обязаны беспрекословно ей подчиняться. В любом случае лучше живая собака, чем мертвый лев, ведь королеву не воскресишь, поэтому приходится довольствоваться тем, что есть.

Это уже было чересчур. Такого оскорбления снести я не могла. В соборе было достаточно людей, понимавших по-латыни. Правда, большинство собравшихся уразумели лишь, что проповедник прославлял королеву Мэри.

Я с нетерпением ждала конца службы. Этот наглец бросил мне перчатку, но он пожалеет.

Когда епископ сошел с амвона, я поднялась и крикнула страже:

— Арестуйте этого человека!

Солдаты немедленно выполнили мой приказ, и епископ Винчестерский бросил на меня торжествующий взгляд. Я поняла, что он относится к породе религиозных фанатиков, для которых высшее наслаждение — воображать себя жертвой. Эти люди опаснее всего. Они уверены, что им уготовано теплое местечко на Небесах, а все, кто с ними не согласен, должны непременно отправиться в ад.

— Ваше величество, — крикнул епископ, — должен предостеречь вас. Если вы отвернетесь от Рима, вас ждет отлучение от церкви!

— Отведите его в Тауэр, — приказала я.

Вернувшись к себе, я немедленно вызвала Сесила. Он уже знал об аресте доктора Уайта и подготовился к беседе.

— Хорошо хоть он говорил по-латыни, — заключила я свой рассказ. — Однако подобную дерзость оставлять без последствий не следует.

С этим Сесил согласился, однако заметил:

— С епископом Винчестерским слишком круто обходиться нельзя. Пусть посидит в тюрьме, поостынет. Ваш отец, конечно же, отрубил бы ему голову. Вы же, я полагаю, поступите более разумно.

Урок пошел мне на пользу, я лишний раз поняла, как опасно давать волю чувствам в вопросах веры.

В утро Рождества я предприняла еще один шаг. В дворцовой часовне проходило торжественное богослужение по католическому обряду, заведенному в царствование Мэри. Однако, когда епископ Карлайнский приблизился к алтарю, дабы начать мессу, я резко поднялась и вышла, сопровождаемая дамами свиты.

Этот шаг я тщательно продумала заранее. Вскоре и столица, и вся страна узнают о случившемся. Я выясню, какова реакция народа на мой поступок. Если поднимется ропот, всегда можно будет объявить, что королева ушла с мессы по причине плохого самочувствия. Мнимая болезнь не раз выручала меня в прошлом, почему бы не прибегнуть к испытанному средству еще раз? Если же паче чаяния моя выходка вызовет одобрение, можно переходить к следующему этапу.

Судя по полученным отчетам, мой выпад в адрес католической церкви привел подданных в восторг. Я решила, что пора двигаться дальше. Было объявлено, что отныне не только в дворцовой часовне, но и во всех церквах королевства служба будет вестись только на английском языке.

В эти дни меня больше всего занимала приближающаяся коронация. Я хотела, чтобы люди навсегда запомнили этот праздник.

Двенадцатого января я переехала из Вестминстерского дворца в Тауэр, ибо по традиции английский монарх должен отправляться на коронацию из этой крепости, и торжественный переезд в Тауэр считается событием почти столь же торжественным, как сама коронация. Королевская баржа медленно двигалась по реке, вся поверхность которой была заполнена лодками и кораблями. Развевались знамена, играла праздничная музыка, баржа лорд-мэра салютовала мне орудийным огнем. Однако приятнее всего было слышать приветственные крики зрителей, собравшихся по берегам Темзы. Высаживаясь на причале возле Тауэра, я вновь, уже в который раз, вспомнила о том мрачном дне, когда входила в крепость через Ворота изменников.

На следующий день должен был совершиться церемониальный объезд столицы. Из Тауэра я выехала в открытой колеснице, обитой алым бархатом. Запруженные толпами улицы скандировали: «Боже, храни королеву!»