Я буду любить тебя... - Джонстон Мэри. Страница 81

То ли дело было в этом лесу с его вечными сумерками, то ли в чувстве неизвестности и ужаса и тоски по минувшему, которые владели мною в тот день, то ли в тупой усталости измученных разума и тела, но мыслить тогда я не мог совершенно. Я брел вдоль ручья по направлению к реке лишь потому, что мое лицо случайно оказалось обращено в ту сторону.

Как темна была тень этих сосен, как безжизненна лежащая под ними земля, как далека и неясна синева неба, проглядывающего по временам в просветах в тяжелом темно-зеленом покрове! Ручей повернул, я повернул вместе с ним — и увидел, что передо мною стоит преподобный Джереми Спэрроу!

Из моего горла вырвался сдавленный крик. Земля закачалась у меня под ногами, весь лес вдруг наполнился ярким светом. Что до пастора, то при виде меня и при звуке моего голоса он покачнулся, попятился и прижался спиной к дереву, но тотчас взял себя в руки, бросился ко мне и обнял меня своими могучими руками.

— Из-под власти псов, из пасти льва! — воскликнул он прерывающимся голосом. — И они все-таки не убили тебя, Рэйф, эти язычники, что увели тебя с собою! Минувшей ночью я узнал, что ты жив, но я не чаял увидеть тебя здесь.

Я едва ли слышал и понимал его слова и не нашел времени удивиться тому, что он знает, что я не погиб. Я видел только то, что он один и рядом с ним никого нет.

— Да, Джереми, они меня не убили. Но лучше бы убили! Ты один? Я рад, что ты не погиб, друг мой; клянусь честью, я очень рад, что хоть кто-то спасся. Расскажи мне, как это произошло, а я посижу здесь, на берегу, и послушаю. Ее убили здесь, в этом лесу? Какое печальное смертное ложе для девушки, столь юной и прекрасной. Она должна была бы умереть под тихую музыку, в солнечном месте, в окружении цветов.

С невнятным возгласом он отстранил меня от себя, но его пальцы продолжали сжимать мою руку, а его глаза не отрывались от моего лица.

— Она любила смех и солнце, и красивые песни, — продолжал я, — а в этом лесу она никогда их не увидит, не услышит. Они вне его пределов. Думаю, они вообще вне пределов этого мира. Грустно, не правда ли? Клянусь честью, я никогда не слыхал ничего печальнее.

Он с силой хлопнул рукой меня по плечу.

— Проснись, Рэйф! Если ты сейчас сойдешь с ума… Да проснись же! У тебя мутится рассудок… Держись, держись, ведь ты же солдат и христианин! Рэйф, она не умерла. Она еще будет носить цветы — цветы, подаренные тобою, — и петь, и смеяться, и видеть солнце еще много, много лет, если будет на то Божья воля! Ты слушаешь ли меня, Рэйф? Слышишь, что я говорю?

— Слышу, — ответил я наконец, — но не вполне понимаю.

Он прислонил меня спиной к сосне, держа обе руки на моих плечах.

— Послушай, — начал он, не отрывая взгляда от моих глаз. — Все эти дни, после того как ты пропал и все объявили тебя мертвым, она продолжала верить, что ты жив. Она видела, как одна поисковая партия за другой возвращается без тебя, и думала, что они просто не нашли тебя в лесу. А еще она знала, что «Джордж» ждет только вестей о том, что поиски капитана Рэйфа Перси не увенчались успехом, и выздоровления лорда Карнэла. Ей сказали, что повеление короля должно быть исполнено, что у губернатора нет иного выбора, кроме как отправить ее из Виргинии в Англию. Рэйф, я наблюдал за ней и узнал, что она не ступит на борт этого корабля. Три ночи назад она тайком вышла из дома губернатора и, пройдя через ворота, которые заснувший страж оставил открытыми, направилась к лесу. Я видел ее, пошел следом и заговорил с ней на опушке леса. Я не остановил ее, Рэйф, и не отвел назад, ибо я был убежден, что, если я это сделаю, она умрет. Я не ведал ни о какой опасности и верил, что Господь укажет мне, что делать, шаг за шагом, и как без насилия над ее волей отвести ее назад в город, когда она устанет от блужданий по лесу, когда она устанет и перестанет искать того, кого больше нет среди живых. Ты понимаешь, что я говорю, Рэйф?

— Да, — ответил я и опустил руку, которой прикрывал глаза. — Я почти потерял рассудок, Джереми, потому что моя вера была не так тверда, как ее. В последнее время я слишком часто видел Смерть, а вчера все были уверены, что курносая поселилась в лесу и скосила всех англичан, которые там были. Но вы спаслись, вы оба спаслись…

— Нас хранил Бог, — благоговейно проговорил он. — Вот как это было. Твоя жена была больна, да ты и сам это знаешь, а когда ты пропал, она позабыла о еде и сне. Она была так слаба, нам пришлось идти так медленно, и путь наш оказался так извилист, ибо местность была нам незнакома, что вечером мы увидели, что совсем недалеко ушли от того места, где вошли в лес. Мы дошли до хижины на вырубке, и семья, которая там жила, приютила нас на ночь. Поутру, когда глава семейства с сыном пошли работать, мы отправились вместе с ними. Когда они подошли к деревьям, которые намеревались срубить, мы попрощались с ними и дальше пошли одни. Не успели мы отойти и на сотню шагов, как, оглянувшись, увидели, как из леса вышли трое индейцев и убили обоих: и мужчину, и мальчика. Совершив это злодеяние, они погнались за нами, и я подхватил твою жену на руки и побежал что есть мочи, спасая обе наши жизни. Когда же я увидел, что эти трое бегут быстрее меня и скоро нас догонят, я опустил свою ношу наземь и, вынув из ножен шпагу, которую захватил с собою, пошел им навстречу. Я убил всех троих, Рэйф, да помилует Господь мою душу! Я не знал, что и думать об этом нападении — ведь наш мир с индейцами был так крепок, — и испугался за твою жену. Она совсем не знала леса, и мне удалось незаметно для нее повернуть в сторону Джеймстауна. Было около полудня, когда мы увидели, как между деревьями блестит река, и услышали звуки выстрелов и громкие вопли. Я велел ей затаиться в зарослях, а сам пошел на разведку и едва не столкнулся с целой армией индейцев. Орущие, раскрашенные, исступленные, они размахивали оружием, и на поясах у многих болтались окровавленные человеческие волосы — ради Бога, Рэйф, что все это значит?

— Это значит, — сказал я, — что вчера они восстали против нас и убили несколько сотен наших. Жители Джеймстауна были вовремя предупреждены, и сейчас город в безопасности. Рассказывай дальше.

— Я незаметно вернулся к мистрис Перси, — продолжил он, — и спешно увел ее подальше от такого опасного соседства. Мы нашли заросли кустарника и спрятались в них — и как раз вовремя, ибо с севера явился большой отряд отборных воинов: все как один высокие, выкрашенные черной краской, в причудливых головных уборах из перьев — свежие силы, готовые броситься в бой, каким бы ожесточенным он ни был. Они присоединились к этим чертям на берегу реки и немного погодя опять послышались стрельба и дикие вопли. В общем, мы прятались в кустах почти до вечера, не зная, что происходит, и не осмеливаясь выйти из нашего укрытия, чтобы это выяснить. Женщина из хижины, где мы ночевали, дала нам с собой хлеба и мяса, так что мы не голодали, но время тянулось очень медленно. А потом лес вокруг нас наполнился этими язычниками, отряд за

отрядом они шли со стороны реки вглубь леса, расползаясь в разных направлениях, как змеи. Они не увидели нас в густом кустарнике, возможно, благодаря горячим молитвам, которые я не переставал возносить. Наконец лес поглотил их всех и, казалось, очистился от их присутствия: нигде ни движения, ни звука. Мы выжидали долго, но на закате тихонько выбрались из кустов и пошли по лесу к реке, обошли небольшую кедровую рощу и наткнулись примерно на полсотни дикарей.

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и поднял брови, как делал нередко.

— Дальше, дальше! — воскликнул я. — Ты ведь сказал, что она жива и невредима!

— Верно, — подтвердил он, — но не благодаря мне, хотя я и набросился на этих размалеванных дикарей. И как ты думаешь, Рэйф, кто их возглавлял? Кто вырвал нас из их обагренных кровью лап?

Меня осенило.

— Я знаю, кто это был. И он же привел вас сюда…

— Да, он отослал прочь демонов, у которых — вот не повезло! — такой же цвет кожи, как и у него, и сказал нам, что между нами и городом есть индейцы, которые не принадлежат к его племени. Если бы мы пошли дальше, то попали бы в их лапы. Но есть место, сказал он нам, куда не ходят ни индейцы, ни белые, мы могли переждать там до завтра, когда в лесу уже не будет краснокожих. Он провел нас в этот угрюмый лес, который уже был нам немного знаком. Да, и еще он сказал нам, что ты жив. Более он ничего не сказал; и когда мы углубились в этот лес и наступили сумерки, он исчез.