Сын президента - Уэлдон Фэй. Страница 37

— Расслабься, — сказал Хомер. — Все в порядке. Все вошло в колею. Доктор Грегори слишком тебя взбаламутил, в этом все дело. Скоро все уляжется, все стихнет.

Уж очень он много говорит, подумала Изабел, для человека в пылу страсти. И мое сердце холодно. Почему?

— В чем дело? — настаивал Хомер.

— Я так беспомощна, — сказала Изабел. — Ты можешь меня ранить.

— Видно, ты чувствуешь себя виноватой, — сказал он. — Ты ведь тоже можешь ранить меня, когда я так вот открыт перед тобой, однако ты этого не делаешь. Это я, Хомер, Изабел.

Она подумала о графике совместной жизни, висевшем на кухонной стене; все поровну: потраченное время, потраченный труд. Общее их намерение жить честно и справедливо. Хомер. Она не хотела его, он, как брат, с которым не очень-то ладишь. И ей так хорошо известны все его реакции в постели.

— Ты изменилась, — сказал Хомер. — Что-то изменилось.

Она вспомнила Элфика. Элфик был там, куда сейчас проник Хомер. Вины она не чувствовала, только усилилась настороженность.

— Ничего не изменилось, — сказала Изабел. Но это было не так.

Лицо Хомера над ее лицом то приближалось, то удалялось. Вот близко, вот далеко. Она чуть не засмеялась. Когда он приближался, ей хотелось, чтобы он был подальше, когда удалялся, она пугалась, вдруг он исчезнет совсем. Она почувствовала свое тело — оно механически отвечало ему, и на какое-то время Изабел перестала размышлять. Он не был больше Хомером, не был Элфиком, не был Дэнди, не был Гримблом или одним из десятка других мужчин, которых она с трудом могла вспомнить: он был всеми ими вместе — для этого он сойдет.

Хомер спал, аккуратно и спокойно. Изабел не смыкала глаз, впервые она завидовала матери: теперь она понимала, почему мать позволила отмереть той своей части, которая причиняла ей боль и вызывала смятение, как смогла остаться там навеки, высушенная жгучим, желтым песком, наблюдая за действием Божьего Промысла с безопасного расстояния в то время, как ее дочь барахталась в трясине собственных чувств, честолюбия и страхов, не в силах выбраться на твердую почву.

В соседнем доме, у Майи, зажегся свет. Наверное, не может заснуть, подумала Изабел, но тут же сообразила, что это, должно быть, Лоренс, а не Майя, Майя не стала бы брать на себя труд поворачивать выключатель. Майя жила в свете своей души, другого света у нее не было. Изабел почувствовала еле уловимый трепет благодарности, шевельнувшийся в ней, как нерожденный ребенок, и уснула.

31

Хомер посадил Джейсона на багажник велосипеда — они ехали в школу.

— Не опоздайте, — крикнула вдогонку Изабел, — миссис Пелотти вечно волнуется по пустякам.

— Сама не опоздай и забери его вовремя, — добродушно сказал Хомер в то время, как, вихляя из стороны в сторону, они выехали в легкий туман. За его спиной послышался смех Джейсона, он смеялся над матерью. Уверенно обхватив отца, он сплел пальцы у него на груди. Сын Хомера. Изабел помахала на прощанье рукой и вошла в дом.

Сегодня выходила в эфир их передача. Репетиция с двенадцати до трех, возвращение домой, в четыре забрать Джейсона из школы и к семи, когда начнется трансляция, снова быть в студии. Хомер к этому времени вернется с работы и сможет приглядеть за Джейсоном.

Все пришло в норму. Даже глаз стал лучше, не такой заплывший, хотя синяк приобрел на редкость странный цвет.

— О, Боже, мне так жаль, — сказал Хомер. — Конечно же, я не хотел этого делать.

Когда она закрывала дверь за Хомером и Джейсоном, зазвонил телефон. Звонила Дорин Хамбл из Уэльса.

— Изабел, — сказала Дорин, и Изабел почудилось, что она слышит, как где-то неподалеку кашляют дети и переступают с ноги на ногу овцы. — Я звоню узнать, все ли у тебя в порядке, не нужно ли тебе чего-нибудь. Ты в любой момент можешь приехать к нам и спрятаться здесь, пока все не будет позади.

— Очень мило с твоей стороны, Дорин. Пока что не будет позади?

— Выборы.

— Какие выборы?

— Президентские, конечно.

— Но зачем мне прятаться, Дорин?

— Ты хочешь сказать, ты еще не видела?

— Чего не видела?

— «Космополитэн».

— Я не читаю «Космополитэн». И я никогда бы не подумала, что такая газета в твоем вкусе.

— Почему бы и нет, — сказала Дорин обиженно.

— Прочитай сама, — продолжала она. — Там есть очерк о парах, работающих в журналистике, о тебе и Хомере в том числе, и хороший снимок Джейсона. А через несколько страниц — большой материал на двойном развороте о Дэнди Айвеле, и, Изабел, сходство поразительное, тут не может быть двух мнений. Так неудачно. Нельзя это как-то остановить, Изабел? Это неопасно? Тебе, верно, не хочется об этом говорить, хотя все остальные не говорят ни о чем другом. Я только одно хочу сказать, если тебе нужно где-то укрыться, мы к твоим услугам. Только твой телефон, верно, прослушивается — как и у всех других, — так что, раз я это сказала, от этого тоже не будет толку.

— Дорин, — осторожно спросила Изабел, — ты сказала, все только о том и говорят. Кто эти все? И о чем они говорят?

— Гримбл болтает об этом во всех барах на Флит-стрит. О тебе и твоем романе с Дэнди Айвелом, и о том, что Джейсон его сын. Ты заняла его место в «Конкорде» во время первого полета, и Гримбл тебе этого не простил. Ваша газета расшиблась в лепешку, чтобы достать для него место рядом с Дэнди. И ты посылала им всю эту туфту про Алабаму, когда сама забралась вместе с Дэнди в нору в его отеле. Я не стану спрашивать, как там было, это вульгарно.

Но люди говорят, как он ни старается, он в этом не очень-то хорош. Никто не может сказать, что мы здесь, в Уэльсе, потеряли связь с миром, похоже, мы знаем больше о том, что происходит, чем вы, горожане. Интересно, «Космополитэн» по ошибке поместила эти фотографии рядом, или кто-то решил сыграть злую шутку?

— Я перезвоню тебе, Дорин, — сказала Изабел.

— Ко мне кто-то пришел.

Понятное дело, никого не было, но она не держалась на ногах. Посидев немного, Изабел позвонила доктору Грегори домой. Женский голос — вероятно, жена — сказал, что он только что ушел в кабинет на Харли-стрит.

— Передайте ему, пожалуйста, — сказала Изабел, — когда его увидите, мои слова: если вам кажется, что вас преследуют, это еще не значит, что вы ошибаетесь.

— Хорошо, — сказала миссис Грегори с сомнением в голосе. — Подождите, я запишу. — И через несколько секунд повторила: — «Если вам кажется, что вас преследуют, это еще не значит, что вы ошибаетесь».

— Слово в слово, — сказала Изабел. — Только это и передайте. Я зайду к нему, как только смогу.

Теперь к ее страху и мучительной тревоге примешивалось торжество: их реальность подтвердилась. Она была права, доктор Грегори — нет. Дело вовсе не в чувстве вины, паранойе, стрессе, сексуальных фантазиях или навязчивой идее; она, Изабел, не является всего лишь продуктом неблагополучного детства, жалким и самонадеянным клубком неврозов, преследуемым ложными воспоминаниями, источником опасности и горя для ее сына и мужа. Она — мать сына Дэнди. Она любила Дэнди в действительности, не только в воображении.

В парадной двери повернулся ключ. Это испугало ее. Ключи от дома были только у нее и у Хомера, не считая Дженифер — вдруг какой-нибудь несчастный случай или нечаянно захлопнется дверь, — но Дженифер позвонила бы, или постучала, или позвала.

— Изабел! — Это вернулся, вместе с Джейсоном, Хомер. — У меня спустила шина. Совсем новая, к тому же. Прокол. Ничего не понимаю. Может быть, кто-то сделал это умышленно.

— Теперь Джейсон опоздает.

— Так же, как и я, — Хомер был в ярости. — Позвони в школу, скажи им, что он скоро будет. Не станут же они возражать. Вызови мне такси; Джейсона отведешь сама.

Изабел позвонила и туда, и туда и направилась с сыном в школу по самому короткому, но довольно опасному пути. «Миссис Пелотти рассердится», — вновь и вновь повторял Джейсон. Изабел крепко держала его за руку. Она вдруг почувствовала, что Джейсон — важная особа, а она — не просто его мать, но и телохранительница. Днем она придумает, как быть, какие меры принять. Возможно, стоит обратиться к самому Дэнди, пообещать молчание и осторожность? Пусть забудут о Гримбле — если смогут или захотят. Конечно, это явная, типично женская, трусость. Ничего не делать, скрыться с глаз, быть на все согласной. Только так она и Джейсон могут остаться в живых.