Триумф Клементины - Локк Уильям. Страница 28

— Совершенно верно, — возразил Хьюкаби, — пока вы будете заняты доисторическим мужчиной, я буду искать современную женщину. К тому времени, как я найду ее, вы закончите свои дела. Покончив с костями, вы несколько дней посвятите мясу.

Квистус колебался.

— Мне не нравится эта манера действовать!…

— К черту тогда. Нам только важно набрести на след. До окончательной удачи нам придется сделать несколько экспериментов.

— Боюсь, что дело потребует больше хлопот, чем оно того стоит, — размышляя, заявил Квистус.

Случилось то, чего боялся Хьюкаби. Квистус начал терять интерес к его предложению. Через месяц оно вызовет в нем уже отвращение. Нужно скорее выдвигать м-с Фонтэн, или весь заговор рухнет. Эта мысль помогла Хьюкаби изобрести новые доводы для убеждения.

— Месть сладка и стоит хлопот, — сказал он, наконец.

— Да, — тихо повторил Квистус, — месть должна быть приятна.

Хьюкаби зорко посмотрел на него. Кроме предательства Маррабля, он ничего не знал о несчастиях, которые фортуне угодно было послать на Квистуса. Неужели его обманула женщина? Но что этот палеонтолог мог иметь общего с женщиной?

— Я также, — лукаво начал Хьюкаби, — также имею за что отплатить вероломному полу. Вы также находите их вероломными, неправда ли?

Квистус нахмурился.

— Они фальшивы, как черт, — сказал он.

— Догадываюсь, что женщина отвратительно поступила с вами, — заметил Хьюкаби впавшему в мрачное раздумье Квистусу.

— Невероятно, — вздрогнул Квистус. Он смотрел, с безумным блеском в глазах, в пространство. Казалось, он совсем забыл о присутствии постороннего.

Хьюкаби воспользовался моментом.

— Она изменила вам? — прошептал он.

Квистус утвердительно кивнул головой. Хьюкаби пристально следил за ним; у него начало рождаться нелепое подозрение. Своей счастливой фразой об отмщении он навел колеблющийся разум своего друга на совершившуюся с ним трагедию. Кто была эта женщина? Его жена? Но она умерла обожаемая им, и до сих пор, хотя прошли годы, он говорил о ней, как о святой. Это была загадка, решение которой становилось очень интересным. Но где его найти? Квистус был не из тех людей, которые нашептывают свои интимные секреты на ухо приятелю. Ему нужно было не выпускать из рук ключа.

— Враги мужчины, — прошептал он, — выходят всегда из его собственного дома.

Квистус снова кивнул три или четыре раза подряд.

— Его собственный дом… Самое дорогое… Любимая женщина и лучший друг…

Хьюкаби был поражен неожиданной исповедью. В последние дни своего благосостояния он знал м-сс Квистус и лучшего друга. Он вспомнил их фамильярность друг с другом. Как было его имя? Он поискал и нашел.

— Хаммерслэй, — прошептал он.

Квистус при этом слове вскочил и провел рукой по лицу.

— Что вы говорите? Что вы знаете о Хаммерслэе?

Как будто луч осветил его темнеющий разум. Он сообразил, что выдал Хьюкаби свой самый ревниво охраняемый секрет. Он отшатнулся, краснея и бледнея от стыда.

— Хаммерслэй обманул меня в денежных делах, — схитрил он. — Это темная история, я расскажу вам ее на днях.

— А женщина? — спросил Хьюкаби.

— Женщина… она… она вышла замуж… Я рад, что могу сказать, что остается только пожалеть ее супруга.

Он нервно засмеялся. Хьюкаби с удивительным тактом последовал по указанному ложному пути.

— Вы можете отомстить заодно за вас обоих, — сказал он. — Женщины все одинаковы. Будет справедливо, если хоть одна из них пострадает. Вы имеете в своем распоряжении средства заставить одну из них перенести адские муки.

— Да, да, я так и сделаю! — воскликнул Квистус.

— Теперь самое лучшее время.

— Вы правы, едем вместе в Париж!

Первые дни своего пребывания в Париже Квистус мог посвятить очень мало времени второй цели своего приезда. Все его внимание заняли заседания и экскурсии конгресса. Его парижские коллеги приглашали его к себе и показывали ему свои коллекции кремневых орудий, своих жен и дочерей. Он присутствовал на интимных обедах, на которых слова: «sans ceremonie» [14]обращались к людям, с утра надевшим на конгресс вечерний костюм, и напоминали только о необходимости взять с собой перчатки. Его добрые провинциальные коллеги также настаивали на его присутствии в их компании. С ними время сводилось к сидению между накрашенными дамами за бокалами пива и к решению под визг цыганского хора палеолитических загадок. Иногда в таких экскурсиях его сопровождал Хьюкаби, уверявший, что он делает розыски среди фауны отеля «Континенталь».

Квистус снова начал чувствовать к нему расположение. Получивший социальную ценность и прилично одетый, Хьюкаби начал утрачивать смешанную с лестью бесцеремонность своих манер, которая раньше его характеризовала. У него появилось чувство собственного достоинства, и даже прежние замашки хорошего воспитания. Квистус с интересом отметил произведенную на него платьем и окружающим перемену и сравнил с Биллитером, которого хорошее платье сделало еще более отталкивающим.

Бывали моменты, когда он забывал данное Хьюкаби поручение и с удовольствием беседовал с ним. Нравственной метаморфозе помогла его постоянная воздержанность. Он порядочно говорил по-французски и сохранил остаток прежних знаний, так что Квистус (к своему удивлению) мог смело ввести его в кружок своих антропологических друзей, как человека, который не посрамит честь своей родины.

Хьюкаби быстро увидел перемену в отношениях патрона и постарался не уронить себя. Общение с чисто одетыми, интеллигентными, симпатичными людьми доставляло ему удовольствие, которое усугублялось воздержанием от виски.

Он так хорошо играл джентльмена, что Квистус ни мало не удивился, когда, проходя с ним по салону Континенталя, он увидел какую-то леди, ласково здоровающуюся с его приятелем.

— Вы — Евстас Хьюкаби, или это ваш дух?

Хьюкаби наклонился над протянутой рукой.

— Какое неожиданное удовольствие…

— Мы годы и годы как не виделись. Сколько лет прошло с нашей последней встречи?

— Я из вежливости не смею их считать.

— Куда вы исчезли с моего горизонта? — осведомилась леди.

— Меа maxima culpa [15], — он улыбнулся, изысканно поклонился и повернулся вполоборота, чтобы привлечь к их компании Квистуса. — Могу я представить своего друга, д-ра Квистуса? — миссис Фонтэн…

Леди ласково улыбнулась:

— Вы д-р Квистус — антрополог?

— Да, я этим интересуюсь, — сказал Квистус.

— Больше чем интересуетесь. Я прочла вашу книгу: «Домашний быт неолита».

— Грех юности, — сказал Квистус.

— О, пожалуйста, не говорите, что это неудачно, — в беспокойстве крикнула миссис Фонтэн. — Я постоянно оттуда цитирую.

— О, нет, там нет ничего неправильного, — сказал Квистус, радуясь, что в числе его почитателей оказалась такая хорошенькая леди. — Она только очень поверхностна. С тех пор, как она написана, сделано очень много новых открытий.

— Это тем не менее классическое произведение. Я сегодня просматривала в газете отчеты Антропологического конгресса, и про вас было сказано: «L'eminent antropoloque anglais» [16]. Я была так рада, что это относилось к автору любимой книги. Но я еще более довольна, что познакомилась с вами лично. Вы также стали антропологом, м-р Хьюкаби?

Хьюкаби объяснил, что он воспользовался конгрессом, чтобы попутешествовать вместе со своим знаменитым другом. Сегодня днем заседаний в конгрессе не было, и они воспользовались этим, чтобы побывать в Grand Palais, и вернулись теперь домой, совершенно измученные усталостью.

— Домой? Вы остановились в этом отеле?

— Да, — ответил Хьюкаби. — А вы?

— Я также. Я чувствую себя здесь очень одинокой. Я жду приезда леди Луизы Мэллинг, но, очевидно, что-нибудь случилось, — от нее до сих пор нет никаких вестей.

Лакей принес чай, заказанный ею до прихода мужчин.