Триумф Клементины - Локк Уильям. Страница 58

— Вы еще никакого не сделали, — возразила Клементина.

— Дело в том, что я имею честь просить вашей руки…

Снова настало молчание. Впервые в жизни она боялась говорить, боялась выдать свое волнение. Она любила его. Она не отрицала этого факта. Это не была пылкая, романтическая страсть. Ее чувство было глубже и сильнее. Он был глубоко в ее сердце, как дитя, о котором она заботится, как мужчина, которого она любит. Когда она начала любить его? Она сама не знала. По всей вероятности, это началось в Марселе, когда он вернулся за ней, и они рука об руку гуляли по городу. Она знала, что он искренне нуждался в ней. Но он не сказал нужных слов, тех маленьких словечек, которые все объясняют.

— Достаточно ли вы любите меня, чтобы жениться на мне? — спросила она, наконец.

Он взглянул на Шейлу, раскладывавшую спички в ряды. Довольно затруднительно вести любовную беседу в присутствии третьего лица, будь то даже пятилетняя девочка.

— Очень, очень сильно, — тихо сказал он.

Клементина встала.

— Собирай свои игрушки, дорогая, пора идти спать.

Затем она встала сзади Квистуса и положила ему руку на плечо. Он поцеловал ее.

— Ну, — взглянул он на нее.

— Я вам сегодня же скажу, — ответила она, проведя рукой по его щеке.

Квистус быстро оделся и стал ждать ее. Клементина вскоре появилась в красном платье, которое она давно уже купила, но считала слишком ярким для себя. В волосах у нее были красные далии. Квистус взял обе ее руки, положил на свои плечи. Она стояла напротив него на расстоянии только своих обнаженных стройных рук и улыбалась ему.

— Ваш ответ, — сказал он.

— Скажите мне, — возразила она, — зачем я вам нужна?

— Ради вас самой, — крикнул он, тесно привлек к себе и поцеловал.

— Если бы вы этого не сказали, — немного погодя заметила она, — еще не знаю, какой я дала бы вам ответ. Во всяком случае, — добавила она, — он не был бы так поспешен.

Все его лицо просияло.

— Неужели вы думаете, дорогая, — сказал он, — что я не могу желать вас ради вас самой, ради вашей великой, чудесной души?

Она отвернулась в сторону и тихо сказала:

— Это желание всех женщин, Ефраим!

— Какое?

— Быть желаемой, — ответила Клементина.

Они сообщили Томми эту новость на следующий день. Они пошли с ним гулять и сказали ему ее без всяких подготовлений. Но он уже был подготовлен. Этта предсказывала это давно. Он пробормотал полагающиеся поздравления.

— А ваша живопись? немного погодя спросил он.

— К черту, — ответила Клементина. Она расхохоталась над его ужасом. — Искусство существует для семейных мужчин и холостых женщин. Мужчина может вкладывать душу в свои картины и в то же время принадлежать жене и семье. Женщина этого не может. Она должна выбирать между искусством, с одной стороны, и мужем с детьми — с другой. Это я говорю вам в поучение; я выбрала, как всякая женщина, имеющая кровь в венах, мужа и детей. Имейте в виду, что только женщины без крови выбирают искусство — не ошибитесь в этом. Иногда некоторые становятся на сторону мужа, но, не имея детей, снова отдаются искусству, и тогда муж получает суп с плавающей щетиной от кистей и холст вместо скатерти… Брр…

Она фыркнула по старой привычке, но Томми настаивал.

— Но вы же природный живописец, Клементина, большой художник… Это будет ужасной жертвой.

— Современная молодежь страшно надоедает мне, — возразила она. — Вы все думаете, что жареные жаворонки сами посыпятся вам в рот. Нет ни одной вещи в мире, которая не требовала бы жертвы. Великие люди, сделавши великие дела, заплатили за них большой ценой.

— Я не понимаю, к чему вы это мне говорите, — ответил Томми. — Несколько времени тому назад я не задумался пожертвовать земными благами ради искусства. Я не хочу хвалиться, но во всяком случае, это так.

— Я это знаю, — смягчилась Клементина, — иначе я с вами бы теперь не говорила. Вы художник, Томми, и вы понимаете, что я не могу жить без писания. Это в моей крови. Без кисти я не могу жить, как без зубной щетки. Все это будет теперь на втором плане. Я буду любительницей. Клементина Винг — портретистка — умерла. Вы можете перефразировать эпитафию: здесь лежит Клементина Винг — замужняя женщина. И, дорогой Томми, — кончила она растроганно, — вы можете добавить sic itur ad astra [28].

— Я буду надеяться, что вы будете счастливы, — сказал Томми.

На обратном пути она встретила почтальона. Она взяла у него письма. Томми получил свою драгоценную записочку от Этты. Хьюкаби явился за корреспонденцией своего патрона и поздравил ее со вступлением в брак. Она поблагодарила его и протянула ему письмо со штемпелем из Динара.

— Я указала вам путь, — сказала она. — Идите и творите так же.

Хьюкаби засмеялся.

— На днях.

Идиллия, которая, казалось, приходила к концу, на самом деле только началась. Они вернулись в Лондон. Шейла осталась пока у Клементины. Она спешно кончала оставшуюся у нее работу, а Квистус с ее помощью переделывал дом на Руссель-Сквэре. Стол из биллиардной был убран, и обширная светлая комната была обращена в студию. Томми, снабженный полномочиями от Клементины, принялся за столовую и вместо мрачной угрюмой комнаты превратил ее в восхитительный уголок.

В конце октября необычная пара обвенчалась, и Клементина вошла в дом своего мужа. Ребенок был усыновлен ими и своим щебетаньем наполнял радостью весь дом.

Однажды, ранней весной, Квистус вошел с письмом в руке в студию. Он был избран почетным членом Французской Академии, — высшая честь, которая может только пасть на ученого всего цивилизованного мира. Он пришел к ней поделиться радостью.

Он увидел задрапированный торс женщины без головы, держащей в руках с одной стороны Шейлу, с другой — одно из тех очаровательных кудрявых созданий, которыми прославился Мурильо. Увидев его, она сейчас сняла лист с мольберта и немного вызывающе посмотрела на него. Он подошел и, заметно тронутый, обнял ее.

— Дорогая, — сказал он, — я видел. Вы единственная женщина в мире, которая могла это сделать. Покажите мне. Я хочу также принять в этом участие, дорогая.

Она сдалась. Ей было бесконечно дорого его ласковое, деликатное отношение. Она снова поставила рисунок на мольберт. Он пододвинул стул, сел рядом с ней и забыл свое торжество ученого.

— Шейла ничего вышла?

Она поцеловала его.

— А другой?

— Точный портрет… Будет такой…

Она рассмеялась и сказала:

— Я думала недавно о Св. Павле. Он много говорил про славу. Помните? О славе небесных и земных творений. Ина слава солнцу, ина слава луне, ина слава звездам. Но есть одна слава, о которой он не упомянул.

— Какая, дорогая? — осведомился Квистус.

— Слава быть женщиной, — ответила Клементина.