Роковые огни - Вернер Эльза (Элизабет). Страница 19

— Ну, так я попробую. Кучер, поворачивайте обратно и сдайте мои вещи на почте, я пришлю за ними. Стойте! Ручной чемодан я возьму с собой, передайте его мне.

— Чемодан слишком тяжел для вас, — возразил кучер, — а я не могу оставить лошадей.

— Так мне донесет его этот господин, ведь до нашего сада недалеко. Пожалуйста, возьмите чемодан, вот тот маленький, на заднем сиденье, черный кожаный. Да шевелитесь же!

Маленькая ножка нетерпеливо топнула, потому что Виллибальд не двигался с места и стоял с разинутым ртом; он был ошеломлен тем, что совершенно незнакомая особа так бесцеремонно распоряжается им, а еще удивительнее казались ему такие деспотические манеры у такой молоденькой девушки. Хотя последние слова были произнесены весьма резко, он со всех ног бросился к экипажу и взял указанный чемодан.

— Хорошо! — коротко проговорила девушка. — Так поезжайте же на почту, кучер. А теперь вперед, в вальдгофенскую грязь!

Она приподняла юбку серого дорожного костюма и пошла около самой изгороди, где было несколько выше и суше. Виллибальд шел сзади с чемоданом. Он никогда еще не видел ничего прелестнее этой легкой, стройной фигурки, едва доходившей ему до плеча, и усердно ее рассматривал, так как больше делать ему было нечего.

Во всех движениях молодой девушки было что-то невыразимо привлекательное и грациозное, так же как и в ее внешности, но ее манера держать головку с темными вьющимися волосами, выбивающимися из-под шляпы, свидетельствовала о несомненном чувстве собственного достоинства. Черты ее лица не отличались тонкостью, но были прехорошенькие; лукавые темные глаза, маленький розовый ротик, выражавший упрямство, и две ямочки на щеках делали его просто очаровательным. Серый дорожный костюм был сшит с большим вкусом и соответствовал требованиям моды; очевидно, юная путешественница не принадлежала к числу обывательниц Вальдгофена.

За поворотом дорога, действительно, оказалась несколько суше; тем не менее приходилось продвигаться вперед по узенькому валу возле самой изгороди, а по временам перепрыгивать через грязь. При таких обстоятельствах вести разговор было неудобно, да Вилли и не Думал заводить его; он покорно нес чемодан и так же покорно переносил полное невнимание к себе со стороны своей спутницы, которая больше не заботилась о нем, пока минут через десять они не дошли до низенькой садовой калитки.

Девушка перегнулась через планки калитки, откинула приделанный с внутренней стороны деревянный крюк и обернулась к Виллибальду.

— Благодарю вас! Теперь дайте мне чемодан.

Несмотря на небольшие размеры, чемодан был слишком тяжел для ее маленьких ручек. Виллибальд ощутил прилив рыцарства и заявил, что донесет чемодан до самого дома; предложение было принято. Они прошли через маленький садик и через заднюю дверь вошли в полутемные сени старого простого дома. Их появление тотчас было замечено: из кухни им навстречу бросилась старуха-служанка.

— Фрейлейн! Фрейлейн Мариетта! Вы приехали? Вот-то будет рад...

Она вынуждена была замолчать, потому что Мариетта подбежала и зажала ей рот рукой.

— Тише, Бабета! Говори тише: я хочу сделать сюрприз. Дедушка дома?

— Да, доктор в кабинете. Вы хотите пройти к нему?

— Нет, я прокрадусь в гостиную, тихонько сяду за рояль и запою его любимую песню. Тише, Бабета, чтобы он не услышал!

Девушка легко скользнула на противоположный конец сеней и открыла дверь в комнату, расположенную на нижнем этаже; Бабета, взволнованная приездом своей барышни, не замечая, что в полутемных сенях стоит еще кто-то, последовала за ней. Дверь осталась открытой настежь. Слышно было, как слегка хлопнула осторожно поднятая крышка рояля, как придвинули стул, потом раздалась тихая прелюдия, и наконец зазвучал голос, чистый и звонкий, как песня жаворонка, и такой же ликующий, как его песня.

Впрочем, все это заняло не более нескольких минут. Противоположная дверь распахнулась, и на пороге появился старик с совершенно белыми волосами.

— Мариетта! Моя Мариетта! Неужели это ты?

— Дедушка! — радостно пронеслось в ответ, а затем пение вдруг смолкло, и Мариетта повисла на шее у деда.

— Гадкая девочка, как ты напугала меня! — с нежностью бранил он ее. — Я ждал тебя только послезавтра, собирался выехать тебе навстречу на станцию, и вдруг слышу твой голос в гостиной! Я просто не поверил своим ушам.

Девушка весело рассмеялась, как расшалившийся ребенок.

— А что, удался сюрприз, правда, дедушка? Я нарочно поехала по дороге за садом, так что даже застряла с экипажем в грязи; я пришла через сад и... Что тебе надо, Бабета?

— Носильщик еще тут, — сказала старуха, только теперь заметившая незнакомца. — Дать ему на водку?

Молодой владелец майората все еще стоял с чемоданом в руке. Доктор Фолькмар обернулся и испуганно воскликнул:

— Боже мой! Господин фон Эшенгаген!

— Ты знаешь этого господина? — спросила Мариетта, не особенно удивляясь, так как ее дедушка, будучи врачом, знал весь Вальдгофен и всех живущих в окрестностях.

— Конечно! Но возьми же у барона чемодан! Прошу вас, извините... Я не знал, что вы уже знакомы с моей внучкой.

— Мы ничуть не знакомы, — возразила девушка. — Познакомь нас, дедушка!

— Разумеется, дитя мое! Господин Виллибальд фон Эшенгаген из Бургсдорфа...

— Жених Тони! — обрадовано воскликнула Мариетта. — Ах, как это комично, что мы познакомились посреди грязной улицы! Если бы я знала, кто вы, то не обошлась бы с вами так дурно. Ведь я заставила вас идти позади, как настоящего носильщика! Но почему же вы ни слова не сказали?

Виллибальд и теперь не говорил ни слова, а только молча смотрел на маленькую ручку, которую так приветливо ему протягивали. Но так как он чувствовал, что должен что-нибудь сказать или сделать, то вдруг схватил эту розовенькую ручку и потряс ее, сильно сжав в своем исполинском кулаке.

— Ай! — вскрикнула девушка, с ужасом отступая. — Как вы больно жмете руку! Вы, кажется, переломали мне все пальцы.

Виллибальд от смущения покраснел как рак и пробормотал какое-то извинение. К счастью, в это время вмешался доктор, пригласив его войти в комнату.

Виллибальд молча принял приглашение. Мало-помалу завязался разговор, в котором главную роль играла, разумеется, Мариетта. Она подробно и очень комично описала встречу с Виллибальдом. Так как ей давно было известно о предстоящей помолвке Тони, то она обращалась с ее женихом как со старым знакомым, спрашивала о Тони, о лесничем, и ее розовый ротик работал как мельница.

Тем молчаливее был Виллибальд. Этот звонкий голос, звучавший как щебетание птички, приводил его в замешательство. Он только вчера познакомился с доктором, когда тот был в Фюрстенштейне; во время этого визита говорили о какой-то Мариетте, с которой дружна его невеста, но больше он ничего не знал, потому что Тони была не особенно общительна.

— И эта шалунья без всяких церемоний оставила вас стоять в сенях, а сама уселась за рояль, чтобы возвестить меня о своем приезде! — сказал Фолькмар, качая головой. — Это было очень невежливо, Мариетта!

— О, господин Эшенгаген не сердится! Зато он услышит твою любимую песню, я сейчас ее спою. Ты ведь и двух тактов не выслушал... Спеть?

Не дожидаясь ответа, она подбежала к роялю, И снова раздался чарующий, серебристый голос. Мариетта пела старинную народную песню; ласкающая мелодия лилась так мягко, так сладко, что казалось, будто тихая комната старого дома вдруг осветилась солнцем и в воздухе запахло весной. Просияло и лицо старика, на котором заботы и горе оставили множество морщин, и он с улыбкой слушал песню, вероятно, напоминавшую ему то время, когда он был еще молод и счастлив.

Но не он один слушал внимательно; хозяин Бургсдорфа, два часа тому назад заснувший под гром «Марша янычар», теперь так благоговейно слушал эти мягко льющиеся звуки, точно они были для него откровением. Он сидел, сильно подавшись вперед, и не сводил глаз с девушки, всей душой отдававшейся пению и при атом необыкновенно милым движением наклонявшей головку то в одну, то в другую сторону. Когда же песня была окончена, он глубоко вздохнул и провел рукой по лбу.