В добрый час - Вернер Эльза (Элизабет). Страница 37

— Тебе не следовало бы так относиться к моему желанию остаться. Мне многое пришлось преодолеть и побороть в себе, прежде чем прийти сюда! Ты ведь знаешь это, Артур, и потому не будь так беспощаден.

В ее голосе слышалось терзавшее ее сомнение; она колебалась между гордостью и любовью. В ее тоне слышалась мольба, но Артур был в таком состоянии, что ничего не понимал. Горечь и страшное раздражение, охватившие его, заставили резко ответить ей:

— Я и не сомневаюсь в том, что баронесса Виндег приносит страшную жертву, решаясь еще три месяца носить ненавистное мещанское имя и оставаться еще некоторое время рядом с неприятным ей человеком, несмотря на то, что ей предлагают сейчас же быть свободной. Мне пришлось уже однажды слышать, как то и другое ужасно для тебя, и поэтому могу оценить, чего тебе стоило преодолеть себя.

— Ты намекаешь на разговор между нами в первый же вечер нашего приезда? — тихо сказала Евгения. — Я почти уже забыла о нем.

Теперь только блеснули глаза Артура; но это был не тот блеск, которого она так добивалась и желала; это был какой-то странный враждебный блеск.

— В самом деле? А забыл ли о нем я, ты не спрашиваешь. Я вынужден был тогда все выслушать, и услышанное было пределом того, что я мог вынести. Неужели ты думаешь, что мужчина позволит безнаказанно втоптать себя в грязь, как ты поступила со мной в тот вечер, и потом спокойно позволить поднять себя из этой грязи, когда вздумается переменить о нем мнение? Я вовсе не был таким жалким неженкой, каким ты считала меня — я перестал быть им с того самого часа; этот час решил мою участь, он же решил и нашу будущность. То, что постигло и, может быть, еще постигнет меня, я перенесу один. Я многому научился в последние недели; выдержу и это, но — тут он выпрямился с чувством гордости, — не хочу, чтобы в то время, когда я веду борьбу за свою будущность, рядом со мной находилась женщина, которая с высокомерным презрением оттолкнула меня на другой же день нашей свадьбы, не спросив даже, действительно ли человек, которому она отдала руку, так виноват, как она думала, которая, выслушав мое объяснение и подтвержденное честным словом уверение, что она заблуждается на этот счет, приняла все это за увертку лжеца, которая на мой вопрос, не считает ли она, по крайней мере, достойным труда попытаться исправить «погибшего», бросила мне в лицо презрительное «нет»!.. Нет, я хочу быть один.

Он порывисто отвернулся. Евгения, пораженная, молчала. Как ни сильно изменился ее муж в последнее время, она еще не видела его в таком страшном возбуждении и даже испугалась. По этой бурной вспышке она могла судить, что скрывалось тогда под его кажущимся равнодушием, так оскорбившим ее, что кипело в нем в продолжение целых месяцев, пока он не стряхнул с себя апатию, которая уже сделалась его второй натурой. Конечно, она как нельзя лучше знала, сколько несправедливости было в ее холодно-презрительном «нет», и теперь, когда видела, как глубоко это оскорбило его тогда, все можно было бы исправить, если бы ее муж не произнес последних слов. Слова эти задели гордость молодой женщины, — и куда деваются в таком случае благоразумие и рассудительность, пусть даже и сознаешь свою неправоту.

— Ты хочешь остаться один? — повторила она. — В таком случае, я не буду навязываться. Я пришла сюда, чтобы проверить, соответствует ли план моего отца твоему желанию. Теперь я убедилась в этом и потому уеду.

Она повернулась и направилась к двери, но на пороге остановилась — ей показалось, что в тот миг, когда она взялась за ручку, Артур сделал движение броситься за ней, но, должно быть, только показалось, потому что, когда обернулась, он стоял у письменного стола и, хотя был бледен как мертвец, вся его поза, каждая черточка лица как будто повторяли то суровое непреклонное «нет», которым она тогда оттолкнула его.

Евгения собрала все свое мужество, чтобы проститься с ним.

— Завтра мы увидимся только в присутствии моего отца и, может быть, никогда больше не встретимся, а потому… прощай, Артур!

— Прощай! — глухо ответил он.

Дверь за ней затворилась… Она ушла. Последнее свидание с глазу на глаз кончилось ничем, последний мост был разрушен; ни один не хотел сломить своего упрямства, ни один не хотел произнести слова, которое могло все изменить и спасти; одно это слово исправило бы положение, даже если случившееся было бы в десять раз хуже. Но здесь говорила только гордость.

Утро следующего дня было серым и пасмурным. Несмотря на ранний час, в доме Берковых все уже пришло в движение. Отъезд был назначен так рано, чтобы поспеть к поезду и сегодня же вечером приехать в резиденцию. В гостиной никого не было, кроме Курта фон Виндега; барон еще не выходил из своей комнаты. Евгения тоже пока не появлялась, и молодой офицер, не скрывая нетерпения, ожидал кого-нибудь. Он уже несколько раз прошелся по комнате, постоял на балконе, потом сел в кресло, с которого быстро вскочил, когда порог переступил Артур Берков.

— А, вы уже здесь? — сказал Артур, по обыкновению холодно и вежливо кланяясь своему шурину.

Курт поспешил ему навстречу.

— Мне хотелось бы сказать вам несколько слов наедине, — начал он, — но… Боже мой! Что с вами? Вы больны?

— Я? — спокойно спросил Артур. — Почему вы так решили? Я совершенно здоров.

— Здоровы? — повторил Курт, пристально глядя на бледное, изнуренное, с явными следами бессонной ночи лицо зятя. — Я скорее предположил бы противное.

Артур нетерпеливо передернул плечами.

— Я не привык рано вставать, при этом всегда кажется, как будто совсем не спал. Однако ваше сегодняшнее путешествие будет не из приятных — отвратительное туманное утро.

Он подошел к окну, как бы желая взглянуть на погоду, на самом же деле, чтобы избавиться от наблюдательного взгляда Курта, тяготившего его. Но от Курта Виндега не так-то легко было отделаться; он тоже подошел к окну и стал рядом с Артуром.

— Я пришел сюда раньше всех, — начал он, немного запинаясь, — потому что мне хотелось поговорить с вами наедине, Артур!

Берков быстро обернулся, удивленный как желанием, так и самим обращением молодого барона Виндега. За все время родства Курт едва ли один раз назвал его по имени. Обычно, следуя примеру отца, он называл его «господин Берков».

— О чем же? — спросил Артур приветливо, хотя с некоторым удивлением.

На открытом красивом лице молодого офицера ясно выражались неуверенность, смущение и еще какие-то другие ощущения, но вдруг он быстро поднял голову и доброжелательно взглянул на зятя.

— Мы были несправедливы к вам, а я, может быть, больше всех. Меня возмутила эта свадьба и все, что ей предшествовало, и — честно признаюсь — я возненавидел вас с той самой минуты, когда вы сделались моим зятем. Со вчерашнего дня я знаю, что мы ошиблись в вас, и вся моя ненависть исчезла вчера же. Я очень сожалею о нашей ошибке… Вот это-то я и хотел сказать вам. Забудете ли вы все это, Артур?

Он сердечно и ласково протянул ему руку, и Берков пожал ее.

— Благодарю вас, Курт! — просто сказал он.

— Слава Богу! Точно гора свалилась у меня с плеч! Я не мог заснуть всю ночь, — сказал Курт, облегченно вздыхая. — Поверьте, что и отец вполне отдает вам должное. Конечно, он не признается в этом, но я знаю, что это так.

Легкая улыбка скользнула по лицу Артура, хотя оно и не стало от этого веселее.

— Мне очень приятно. По крайней мере, мы расстанемся не врагами, — спокойно сказал он.

— Да, но относительно отъезда… — произнес быстро Курт. — Папа еще наверху в своей комнате… Евгения сейчас одна у себя… Не хотите ли вы еще раз поговорить с ней?

— Зачем? — спросил пораженный Артур. — Барон может явиться каждую минуту, да и Евгения едва ли…

— Я стану у двери и никого не пущу к вам! горячо уверял его Курт. — Я сумею задержать отца здесь, пока вы переговорите.

Артур слегка покраснел, когда встретился с напряженно-пытливым взглядом Курта, но отрицательно покачал головой.

— Нет, Курт, это бесполезно. Я еще вчера вечером говорил с вашей сестрой.