Лето для тебя - Ноубл Кейт. Страница 40

— Нет, — честно признался брат. — Но я в порядке, а лучшего всадника здесь все равно не найти.

— Но…

— Не трать время, — перебил маркиз и повернулся к лакею. — Пусть оседлают Мидаса, да поскорее. Я уже иду.

Лакей забыл о правилах этикета и бросился к двери, по пути едва не сбив с ног господ.

— И Уилтонов надо позвать, — шепотом напомнила Джейн.

По лицу маркиза скользнула тень, однако он мгновенно обуздал чувство, проявив выдержку, достойную настоящего мужчины.

Прежде чем выйти из комнаты, он наклонился и поцеловал сестру в щеку. Давно забытая родственная ласка показала, что Джейсон вполне сознавал серьезность положения.

А Джейн не знала, что делать. Нэнси суетилась возле ребенка, то и дело отдавая распоряжения — растопить камин, принести еще одно одеяло — и время от времени поднося к носу мальчика флакон с нюхательной солью.

Берн застыл возле дивана. Он так и стоял на коленях, словно совершая молитву. Вся энергия спасителя сосредоточилась на мальчике: он смотрел, как поднимается и опускается грудь, и безуспешно пытался собственной волей пробудить сознание. Джейн шагнула к дивану, чтобы… она и сама не знала, что собирается делать. Помочь? Но как? Медицинского образования она не имела, а потому успокоить и вселить надежду не могла. Оставалось лишь страстно, всей душой молиться, хотя нелепо было бы молиться вслух. Полная и абсолютная пассивность.

Столь же горькую бесполезность Джейн ощущала больше года назад, когда сидела у постели умирающей матери, меняла на лбу мокрые полотенца и читала вслух, чтобы заполнить ужасную тишину, нарушаемую лишь тяжелым дыханием больной. Ненужные, пустые действия, не приносившие облегчения ни матери, ни дочери. С болезнью отца Джейн боролась, пыталась понять суть недуга, найти способы лечения, но в последние недели жизни мамы не оставалось ничего иного, кроме как неподвижно ждать, пока страшные сиплые звуки не прекратятся и не наступит ужасное облегчение.

Джейн плотнее запахнула пеньюар: даже здесь, в душной комнате, от воспоминаний стало холодно. Она собралась подняться к себе и переодеться, однако краем глаза заметила легкое движение.

У стены, в стороне от всех, стоял завернутый в одеяло Майкл — дрожащий, растерянный и такой же беспомощный, как она сама.

Джейн подошла и присела на корточки рядом с мальчиком. Обычно веселые, озорные глаза застыли, по щекам текли ручьи — то ли вода, то ли слезы…

— Майкл, — тихо позвала она и положила ладонь на худенькое плечо.

Мальчик не вздрогнул, не испугался, а бросился на шею и крепко обнял. Крохотный хрупкий ребенок со сбитыми коленками и локтями доверчиво прижался, словно хотел согреться и найти пристанище.

— Не знаю, что делать, — пробормотал он, судорожно дыша.

И в этот момент Джейн стряхнула с себя чувство беспомощности и никчемности. Появилась конкретная забота. Она отстранилась и посмотрела на покрасневшие ссадины.

— Давай-ка займемся локтями и коленями, — заявила она авторитетно и деловито. Встала и протянула руку, которую мальчик крепко сжал. — А ты тем временем расскажешь обо всем, что случилось.

Повела Майкла к двери, по пути еще раз взглянув на диван. Нэнси все так же хлопотала возле неподвижного Джошуа, а Берн стоял на коленях в ожидании чуда.

Секунды складывались в минуты, а каждая минута затянувшегося беспамятства Джошуа уносила год жизни Берна.

Сдаваться он не имел права: до прихода доктора ребенок оставался на совести и попечении спасителя.

Нужно было держаться из последних сил.

Минуты ползли медленно, безучастно.

Огненная, острая как бритва боль поднималась от ноги вверх по позвоночнику и безжалостно лишала воли к жизни. Рано или поздно боль победит; долго противостоять он не сможет. Но только, не сейчас. Продержаться бы еще немного, пока судьба человека зависит от его душевных сил.

Как правило, Берн не молился, да и веру свою не мог считать безоговорочной. Война не допускала двусмысленности и быстро делила людей на два противоположных лагеря: верующих и атеистов. Оказавшись в гуще зверств, Берн не смог побороть сомнений. Очень хорошие люди и невинные дети карались за грехи еще меньшие, чем те, которые успел совершить в своей короткой жизни Джошуа. Нет, молиться Берн не мог, его молитва все равно не нашла бы ответа. Но оставалась воля. Он молча, сосредоточенно удерживал мальчика на тонкой ниточке, заставляя дышать и цепляться за жизнь.

Казалось, минуты замерли, остановились.

Боль в измученной ноге разгорелась пожаром.

Он смутно ощущал присутствие Джейн, чувствовал полный сострадания взгляд. Нет, сейчас ни ее доброта, ни ее помощь не годились; принять их Берн не мог — боялся сломаться и потерять связь с миром. Подумать только: еще утром он вспоминал вчерашний поцелуй и мечтал о новом…

Как давно это было!

А потом она куда-то повела Майкла, и он остался наедине с Джошуа и собственной волей.

Как же медленно иногда ползет время…

Сиделка все время что-то делала и говорила, слуги суетливо выполняли распоряжения. И все ждали. Дверь открылась и снова закрылась: Джейн вернулась вместе с Майклом. Берн знал, что чувствует Майкл, понимал и страшный шок, и разъедающее чувство вины. У него тоже был младший брат, и однажды пришлось пережить похожую ситуацию: не уследил, не уберег; вся вина лежала на нем.

— Мистер Уорт? — послышался неуверенный голос Майкла.

Берн поднял глаза.

— Простите за то, что кидались яблоками, — с неподдельным раскаянием прошептал мальчик.

Стрелка часов замерла в неподвижности.

Берн молча кивнул, принимая извинение, и снова повернулся к Джошуа. Джейн опять взяла Майкла за руку.

Даже поворот головы отозвался жуткой болью. Огненные круги ада неумолимо сжимались. Еще чуть-чуть, осталось продержаться совсем немного. Сохранить ясность мысли до…

— Где он?

Доктор Берридж ворвался в гостиную, а следом за ним показались Виктория и Джейсон.

— Родные сейчас приедут, — обратилась мисс Уилтон к Джейн, а доктор немедленно занялся мальчиком.

Он шептал себе под нос какие-то длинные запутанные латинские термины — Берн даже не старался понять, что могут означать странные слова. Все, помощь пришла, и теперь уже ничто не мешало спрятаться в дальнем углу и сдаться перед натиском всепоглощающей боли.

Джейн заметила, как бессильно прислонился к стене Берн. Виктория, должно быть, тоже увидела, что дело плохо, и кивнула, отпуская подругу на помощь. Теперь Майкл перешел под ее защиту.

Берн сидел на полу, стиснув зубы, и тяжело, неровно дышал. Глаза подернулись туманом, а руки судорожно сжимали больную ногу. Одеяло не могло скрыть широкий безобразный шрам — источник страданий. Самодеятельный массаж не приносил облегчения.

Наконец их взгляды встретились.

Сомнений не осталось: боль действительно не знала пощады.

— Уведите меня отсюда, — взмолился Берн сквозь стиснутые зубы.

— Можете встать? — спросила Джейн.

Он на мгновение задумался и коротко, решительно кивнул. Джейн сжала горячую ладонь и потянула. Берн попытался наступить на раненую ногу, однако едва не упал; пришлось принять вес на себя и помочь страдальцу покинуть комнату.

Никто не заметил, что произошло. Как и следовало ожидать, центром всеобщего внимания оставался Джошуа. Джейн провела Берна через холл в пустующую библиотеку, заваленную хозяйственными книгами и бумагами Джейсона, однако безлюдную и спокойную. Уложила на длинный кожаный диван, сняла с плеч одеяло и укрыла, что оказалось непросто: больной продолжал крепко держать за руку, словно нежная ладонь оставалась единственной связью с реальностью.

— Не уходите, — попросил Берн, пытаясь выровнять дыхание.

— Не уйду, — успокоила Джейн и опустилась на пол возле дивана, даже не пытаясь освободить руку. — Может быть, можно чем-нибудь снять боль или хотя бы немного облегчить? Доктор наверняка…

— Нет! — яростно крикнул Берн, напугав неожиданно резкой реакцией. — Ни в коем случае! Не позволяйте ему давать ни капли. Ни единой капли.