Сбывшиеся мечты - Гордон Этель. Страница 15

— Но вы не всегда можете защитить ее.

— Софи не потревожит ее. Пусть себе выкидывает свои безумные штучки, как вчера. Она может выкинуть такую штуку — порезать платья. Но что-нибудь посерьезнее ей и в голову не придет.

— А может быть, это сделал кто-нибудь еще? А вовсе не Софи?

— Не беспокойтесь, Керри. Я обещаю вам, что, пока я здесь, она будет в полной безопасности.

Что я могла ответить?

— Послушайте, — продолжал он, явно стараясь разрядить обстановку. — Мария едет со мной в Белан. Как насчет того, чтобы поехать с нами? Арман просил меня вставить его картину в рамку. В городке есть чудесный столяр.

Я была готова выкинуть из головы вчерашний инцидент и поэтому отложила в сторону мои рисунки. Мария уже ждала нас в прихожей, где висели плащи. Ярко-желтого плаща Конора не было на месте — видимо, он работал снаружи, несмотря на непогоду. Эган взял свое пальто, и мы побежали к машине.

Вести машину было трудно. Дорога превратилась в такую же реку грязи, как и тогда, когда мы впервые приехали сюда. А при дневном свете смотреть на бездонную пропасть у края дороги было еще страшнее. Однако — возможно, это была реакция на испорченное прошлым вечером настроение — мы ощущали душевный подъем. Мы весело смеялись, когда машину заносило, не чувствуя опасности, и тем не менее доехали до Белана без происшествий. Пока Эган парковал машину, Мария перебежала через улицу к булочной. Ей очень понравились маленькие булочки, и Эган купил нам по одной. Мы под дождем поспешили в мастерскую столяра.

Здесь стоял запах свежего дерева и древесных опилок и раздавалось знакомое, режущее слух завывание электрической пилы. Старик столяр сам принес нам посмотреть несколько рам. Они были массивные, с резьбой. Оставалось только нанести позолоту. Я взяла одну из рам в руки, и она показалась мне неожиданно легкой.

— Дешевле пересылать, — сказал Эган. — Нравятся?

— Очень красивые. Мне кажется, эти рамы сделают картину более значительной, чем она есть на самом деле.

Я заказала две такие же рамы, они оказались как раз нужного размера и хорошо подходили к моим холстам.

К моменту, когда мы добрались до «Фермы», дождь уже кончился. Настроение у нас поднялось, и все эти порезанные платья отодвинулись куда-то в дальний уголок нашего сознания.

Мария воспользовалась тем, что постояльцев нет, и решила занять ванную. Я видела, как она прошла туда с банкой ароматической соли для купания, большим куском туалетного мыла, которое мы купили вместо тех тоненьких пластинок, которыми нас снабжала мадемуазель Софи.

— Вы уверены, что вам не нужна сейчас ванная? — спросила она меня.

— Нет, я пойду туда прямо перед обедом.

И я снова вернулась к своим полотнам. Ходить по склонам гор после такого дождя было нельзя. И я увлеклась композицией, которую начала перед тем, как поехать за рамами. Не знаю, сколько прошло времени… Вдруг я услышала пронзительный крик.

Целую секунду, объятая ужасом, я не могла двинуться с места. Потом бросила свои кисти и кинулась к двери. Эган уже бежал из кухни. Он подбежал к дверям ванной, как только я начала исступленно крутить ручку двери.

— Мария!

Она сама открыла дверь. У нее на шее висело банное полотенце, конец его был в крови.

— Я в порядке, — прошептала она. — Вот только рука.

Я быстро закутала ее в другое полотенце, и мы отвели Марию в комнату. Эган схватил ее за запястье. Ее ладонь была глубоко разрезана. Он забинтовал ей руку льняным полотенцем, висевшим около раковины в ее комнате, а я пошла к себе за йодом и марлей — врач мисс Уолдрон снабдил нас набором лекарств.

Когда мы закончили перевязку, румянец возвратился на лицо Марии. Я нашла ее халат, помогла надеть его и обернула полотенцем ее мокрые волосы.

— Не понимаю, что случилось, — сказала Мария. — Я только включила воду и начала намыливаться, как почувствовала под пальцами что-то острое. Я даже не успела сильно пораниться. Я закричала, когда увидела эту кровь…

Я оставила с ней Эгана и вернулась в ванную комнату. Вода в ванне была розовой от крови. Борясь с подступающей тошнотой, я сунула руку в эту воду, сама не зная, что там обнаружу. Я осторожно нащупала мыло, а в нем что-то острое. В розовое мыло было вставлено тонкое как волос лезвие бритвы.

Боковым зрением я увидела, как кто-то в темном остановился возле меня, и почувствовала слабый запах фиалок. В дверях ванной появилась мадемуазель Софи. Она смотрела на ванну и яркие пятна крови на коврике. Ее глаза сузились, и она, ничего не сказав, двинулась по коридору с тем удивительным проворством, которое она демонстрировала, когда хотела.

Я выскочила в коридор и окликнула ее:

— Мадемуазель Софи!

Эган тоже выскочил в коридор, только для того, чтобы увидеть, как она исчезает на лестнице, ведущей в башенку. Он было бросился за ней, но я остановила его и показала мыло, которое держала в руке.

— Вот и все, что мы можем от нее получить, — спокойно сказал он. — Она должна уйти.

На лестнице появился Конор и спросил:

— Что случилось?

Я обо всем рассказала ему со всей объективностью, на которую была способна. Показала ему мыло. Рассказала ему о порезанных платьях Марии. Пока я говорила все это, Мария сама показалась в дверях своей комнаты.

— Я в порядке, Керри, — сказала она. — Пожалуйста, не поднимайте шума.

— Где Эган? — отрывисто спросил Конор.

— Пошел к Софи.

Конор тоже направился к башенке. Мария схватила меня за руку:

— Идите с ним, Керри. Они не должны прогонять Софи.

— Но если она так опасна…

— Она умрет, если оставит это место. Я не хочу, чтобы они отсылали ее из-за меня.

Я колебалась. Но мне захотелось уважить желание Марии; ее хорошенькое, все еще бледное лицо стало вдруг совсем взрослым. Я побежала за Конором.

Мадемуазель Софи стояла в своей комнате, прижавшись спиной к стене, будто ей уже некуда было отступать. Ее голова тряслась так сильно, что седые волосы совсем растрепались.

Ее глаза отыскали меня, будто это я была ее главным обвинителем.

— Но это не я, — прошипела она глухо. — В этом доме бродит убийца, но не я это сделала. — Она посмотрела на Конора и Эгана, и ее голос возвысился: — И они осмеливаются обвинять свою кузину в таких делах. И это меня, которая так много работает и боится Бога и которая служила им, когда они еще были детьми! И они смеют обвинять ни в чем не повинную старую женщину в таких делах!

Она пошатнулась, и я подхватила ее. Ее косточки под моими руками были тонкими, словно птичьи.

— Никто не знает, кто это сделал, мадемуазель Софи, — сказала я. — Никто не знает точно.

Эган помог мне поддержать старуху. Мы уложили ее в постель.

Конор сказал:

— Все в порядке, Софи. Мария не пострадала. Почему бы тебе не вздремнуть перед обедом?

Мы оставили ее. Может быть, это и в самом деле не Софи? Я смотрела то на Конора, то на Эгана. Они были потрясены, то ли тем, что случилось, то ли реакцией Софи на обвинение. Может быть, я слишком доверчива? Я поверила ей, когда она сказала, что не виновата, хотя и не могла представить, кто бы еще мог сделать такое.

Глава 10

После этого случая мадемуазель Софи сильно изменилась. Она стала еще более болезненной, словно увяла и потеряла свою горделивую осанку. Во вторник Эган возил ее к ее врачу в Ниццу. Я запомнила этот день, потому что именно тогда в «Ферме» появилась туристическая группа «Форин Джанкетс» — любители пикников. Мария поехала за покупками, следовало восстановить испорченный гардероб. Ее отношение к Софи осталось таким же доброжелательным, как прежде.

Кто-то должен был остаться наблюдать за отелем, и я предложила свои услуги. Эган был благодарен, а мадемуазель Софи — по-прежнему угрюма. В своем опрятном черном платье и белых перчатках, она открыла кладовую, где хранилось льняное столовое белье, выдала необходимое Камилле и снова аккуратно заперла дверь.

Тем утром я узнала от Эгана, что Софи несколько лет назад перенесла удар. Если это повлияло на ее рассудок, то как она могла отвечать за свои поступки? Если только она виновата. Но кто еще? Конечно, это мог быть любой гость, в том числе Лаура или Абдикяны, у которых было время и возможность, чтобы вставить бритву в мыло. Но с какой целью, если только они не сумасшедшие?