Преобладающая страсть. том 2 - Майкл Джудит. Страница 38

– Валери! – позвала Розмари. – Куда подевался кувшинчик для сливок?

– Сейчас покажу, – сказала Валери.

Внезапно она переполнилась энергией. Предстояло так много сделать. Как только получится взять отпуск или спланировать выходные дни, выкроив время для себя, она займется собственным расследованием. Больше она не станет полагаться на других; она займется сама. И на этот раз она получит ответы на свои вопросы и не остановится до тех пор, пока не доведет дело до конца.

ГЛАВА 22

Сибилла стояла у боковой двери Храма Радости, наблюдая, как поток прихожан заполнял теплый, залитый светом храм, вливаясь в него из сумрачного ноябрьского дня и моросящего дождя. Музыка органа смешивалась с шумом голосов сотен людей. Сибилла взглянула на часы, отмечая с точностью до минуты действия Лили, находившейся в небольшом помещении позади алтаря. Она стояла неподвижно, пока ассистентка помогала ей просунуть голову и застегнуть на спине белое шелковое, с кружевами платье, доходившее до щиколоток. Платье было куплено с помощью личного специалиста по покупкам Сибиллы в магазине Сакса на 5-й Авеню. Лили нагнулась, надела белые, без каблуков, туфли; присела перед зеркалом, чтобы специалист по макияжу, нанятый Сибиллой, повязав ей на грудь огромный, похожий на детский, фартук, привел в порядок ее лицо. Сначала Лили считала эту процедуру излишней. Однако увидев, какой болезненно-бледной выглядит на экране телевизора без косметики, безоговорочно согласилась гримироваться. Помощница расчесывала ей волосы, пока они не заструились по плечам подобно шелковой вуали, отражающей свет телевизионных софитов. Тем временем Лили перечитывала записи утренней службы, повторяя фразы, чтобы удостовериться, что они звучат, как того хотела и как учила Сибилла. За одну минуту до десяти часов она покинет это помещение, пройдет по коридору через массивную дверь, расположенную сбоку от алтаря, и подождет там, пока людей в Храме не пригласят садиться. Съемка началась пять минут назад. Затем запись программы «Час Милосердия» будет транслироваться на всю страну.

Точно в десять часов утра, когда орган набрал крещендо, массивная дверь распахнулась и появилась Лили.

Прихожане, сидевшие в передних рядах, заметили ее первыми. Они вытягивали шеи, стараясь рассмотреть получше. Их движения взволновали сидевших сзади. Некоторые из них, чтобы лучше видеть, встали на цыпочки. Лили медленно начала подниматься по мраморным ступеням на мраморный алтарь и затем к мраморной кафедре, украшенной изящными резными линиями, устремленными вверх, словно стремящимися обнять ее, когда она стояла там с опущенной головой, закрытыми глазами, ожидая, когда усядутся собравшиеся в храме и умолкнут звуки музыки.

Не видимая аудитории и с кафедры, Сибилла удовлетворенно кивнула головой: все было проделано с точностью до мелочей. Вот оно – лучшее ее творение: чистая, бесхитростная драма, когда ничто не отвлекало внимания аудитории от Лили Грейс. Подобные сцепы оказывали большой психологический эффект повсюду, особенно на маленьких экранах телевизоров. Отчасти в этом крылась одна из немаловажных причин, делавших программу «Час Милосердия» поистине золотой жилой.

– Какая прелестная девушка, – проговорил Флойд Бассингтон, подходя вплотную к Сибилле. – Никогда не видел, чтобы кто-то обращался к Богу более возвышенно.

«Моя работа», – подумала Сибилла. Она посмотрела вверх под купол храма; цветные стекла, подсвеченные сзади, создавали впечатление, что солнечный свет ниспадал на Лили Грейс. Она взглянула на Лили, внимательно контролировавшую свои жесты, поскольку все камеры и взоры прихожан, подавшихся вперед, были обращены к ней, на звук ее высокого мелодичного голоса. Сибилла посмотрела назад, на город Грейсвилль, поднявшийся на богатой земле Вирджинии. «И все это благодаря мне, – торжествовала она, – благодаря мне».

Какое-то мгновение Сибилла испытывала удовлетворенность. Все произошло благодаря ее усилиям. Она создала все это, не выходя на передний план. Было время, когда она мечтала, чтобы каждый знал о ее существовании, о ее присутствии. Теперь она хотела оставаться незамеченной, чтобы люди не знали, кто имеет власть над ними, пользуется этой властью и манипулирует ими. Никто не знал, что все, что находилось здесь – и многое из того, чего не было видно, – существовало исключительно благодаря ей и никому больше. Все вокруг было ее!

– Здесь находятся Арч и Монт, – сказал Бассингтон.

Его рука стиснула ей руку выше локтя; Сибилла отодвинулась.

– Не будем заставлять их ждать, – проговорила она и двинулась впереди него по примятой траве к двухэтажному дому с широким крыльцом. Этот дом уже стоял здесь, когда правление приобрело участок земли за тринадцать миллионов долларов, принадлежавших Карлу. Вместо того, чтобы снести и построить другой, в нем разместили штаб-квартиру Фонда «Час Милосердия». Бассингтон превратил жилую комнату в фешенебельный офис, отделанный черным деревом, замшей; другие комнаты занимали секретари, клерки и бухгалтеры – в общей сложности двенадцать человек. Реконструкция помещения была завершена в сентябре. Финансовые операции между Фейрфаксом и Кальпепером теперь совершались в Грейсвилле.

Сибилла застала двух других членов правления в кабинете Бассингтона. Монт Джеймс, казначей Фонда «Час Милосердия», президент компании «Джеймс Траст и Сейвингс» был высокого роста, сутулый, с мешками под глазами, огромным носом, нависшим над полными губами, и с большим, выступающим вперед животом, будто перерезанным пополам ковбойским ремнем. На нем были украшенные орнаментом ковбойские ботинки на высоком каблуке, которые он носил всегда – был ли он в смокинге или в джинсовом костюме. Он был выше Арча Бормана, вице-президента и секретаря Фонда «Час Милосердия», президента строительной компании «Борман Девелоперс и Контракторс», однако Арч был шире и походил на яйцо из-за покатых плеч и обширных бедер. У него были маленькие ступни и ладони, моргающие глазки, расположенные за квадратными стеклами очков в черной оправе. Он красил волосы в черный цвет, оставляя нетронутыми посеребренные сединой виски, поскольку полагал, что так выглядит благороднее. Оба сидели на софе, отделанной замшей. Рядом, на кофейном столике из черного дерева, стояли бутылка шотландского виски, кувшин с водой, тарелка с жареными пирожками и термос с кофе.

– А, завтракаете, – с нескрываемым удовольствием произнес Бассингтон.

– Сибилла! Кофе?

Она положила портфель на стол около тарелки с пирожками, но не открыла его.

– Начинай, – сказала она Бассингтону.

Он передал ей чашку кофе и заговорил:

– Джим и Тамми Беккеры засветились. Парни из новостей провели у них целый день. Какого черта не позабудут про эту историю? О многих уже позабыли; а этот скандал, судя по всему, разрастается.

– Алчность, секс, деньги, – сказал Арч Борман. – С какой стати забывать? Об этом мечтает послушать практически каждый.

– Да, но они едва ли захотят услышать о нас, – проговорил Монт Джеймс.

– Я размышлял над этим; мы не слишком интересны для прессы. Нет алчности, нет секса; только честный бизнес.

– Честный, – со смехом сказал Борман.

Бассингтон разглядывал ногти.

– Должна признать, вы были весьма осторожны, – заметила Сибилла. – Я не обнаружила ни одного следа, ведущего к вам, даже если информационные компании и натравят своих ищеек.

– Может, стоит отказаться от некоторых из наших привилегий, – задумчиво проговорил Борман. – Хочу сказать, что одна из тележурналисток интересовалась нами и разузнала, что мы летаем на самолете, принадлежащем Фонду, разъезжаем на престижных автомобилях: Монт на «порше», я – на «БМВ», а Флойд – на «мерседесе». Черт ее подери, она может заинтересоваться, во сколько правлению религиозной организации обходится красивая жизнь и откуда мы черпаем для этого средства.

– Вам ни от чего не следует отказываться, – сказала Сибилла. – Это законные расходы. Разве они интересуются всеми религиозными организациями?