Авантюристы - Крючкова Ольга Евгеньевна. Страница 6
В дверь постучали.
– Войдите… – вяло, чуть слышно сказал гувернёр, но, видимо, достаточно внятно для того, чтобы его услышали за дверью.
Дверь распахнулась, на пороге появилась миловидная горничная средних лет в форменном зелёном платье:
– Доброе утро, сударь, – она вкатила в комнату двухъярусный сервировочный столик. На нижнем ярусе стоял кувшин с водой и чаша для умывания, на верхнем – завтрак.
Серж почувствовал себя неловко. Он спал обнажённым и от смущения натянул одеяло почти до подбородка. Горничная улыбнулась, слегла поклонилась и ушла, оставив молодого человека в смятении чувств. Почти сразу же он ощутил острый голод – ночь выдалась бурной, неуёмный любовный пыл хозяйки потребовал от него огромных физических затрат.
Молодой человек встал, накинул стёганый халат, умылся, причесался, побрился и приступил к утренней трапезе. За чаем со свежевыпеченными булочками он, наконец, осознал всю сложность своего положения и безумие мероприятия, в которое он имел неосторожность ввязаться.
* * *
Когда Серж вошёл в детскую, Митя уже во всю бодрствовал и сразу же, завидев своего воспитателя, озадачил его:
– Пошли в сад гулять.
Стояло начало сентября. Солнце светило, на небе не было ни облачка. Трава ещё сохраняла сочный зелёный цвет, но вот листья уже прихватила желтизна. Воздух был насыщен ароматом астр, столь любимых хозяйкой, перемежавшимся со множеством трав, потому как за господским домом и садом простирался огромный луг.
Митя бегал как заводной, постоянно дёргая воспитателя и засыпая его множеством вопросов. Примерно через час у Сержа закружилась голова от этого маленького почемучки. Он внимательно выслушивал мальчика, стараясь дать максимально доступный для него ответ. Митя был удовлетворён прогулкой: воспитатель не одёргивал его, позволяя резвиться вволю. Да и сам Серж с удовольствием пробежался по саду на перегонки с воспитанником, разумеется, не догнав его, и, объявив победителем.
Когда, наконец, мальчик устал и изрядно проголодался, растущий организм требовал постоянной подпитки, они направились к дому. По дороге, а заняла она продолжительное время – гувернёр и его воспитанник достаточно углубились в сад, почти достигнув луга, – Серж задумался над своими профессиональными обязанностями. Ведь воспитание ребёнка – задача не из лёгких.
Он пытался вспомнить, как поступала его матушка. Получалось, что родительница никогда на него не ругалась, не выговаривала за шалости, на ночь читала сказки, подолгу гуляла с ним, стараясь отвечать на многочисленные вопросы, порождаемые пытливым детским умом.
Серж решил, что будет вести себя также, другого примера воспитания детей у него просто не было. И он, недолго думая, решил взять пример своей матушки за эталон детского воспитания.
Глава 5
Перед глазами Сержа постоянно стоял образ кареглазой Марии, затмевающий все прелести Елены Леонидовны. Он не знал, отчего приходит в неописуемое волнение при воспоминании о ней, ведь их встреча продлилась всего лишь миг.
Мария в свою очередь, наглядевшаяся на кучеров, истопников, кузнецов и прочую прислугу мужского пола в доме Горюновых, также думала о молодом красавце-французе, будоражащем её девичье воображение. Что и говорить, вид у Сержа был представительным, серьёзным, в нём угадывался человек утончённой души и незаурядного ума. Мария, получив приличное начальное образование и некоторое светское воспитание от первой жены Виктора Петровича, могла по достоинству оценить нового гувернёра. Она была достаточно проницательна, несмотря на свои восемнадцать лет, для того чтобы определить: какой именно человек стоит перед ней.
По внешнему виду Сержа девушка решила, что молодой человек достоин её внимания. Мария никогда не забывала, какая кровь течёт в её жилах! Она и словом не обмолвилась о необычной судьбе своей бабушки – её мать достаточно натерпелась насмешек! Девушка свято верила: золотой луидор, который она носила на шее, как медальон, действительно принадлежал самому Бонапарту. И она – его внучка!
Почти всё время Мария проводила в светёлке за шитьём, а ночью уединялась в своей крошечной комнатке, предоставленной Еленой Леонидовной, таким образом чтившей материнскую привязанность предыдущей хозяйки. Молодая барыня ни в чем не ущемляла, но в то же время не выделяла девушку среди многочисленных белошвеек.
Пробило девять вечера, Маша отложила наволочку, которую со всем тщанием расшивала вензелями четы Горюновых. Она мало общалась со своими товарками, те же памятуя о благосклонности покойной хозяйки, посмеивались над ней, а то и вовсе не преминули уколоть побольнее.
– Чаво Машка, гувернёр-то красавчик и вдобавок француз! Могёт быть, твоего дедули тоже внучок?
Девки прыснули со смеху. Маша бросила на них презрительных взгляд и коротко отрезала:
– Дуры!
– А ты глазками – то не сверкай, а то не ровён час…
Маша не выдержала и начала наступать прямо на обидчицу:
– Тебе чего от меня надобно? Чего лезешь ко мне с подковырками? Ну, договаривай: чего не ровён час?
Девка стушевалась, не ожидав такого отпора. Обычно Мария пропускала колкости мимо ушей, тем самым, позволяя злобной товарке разрядиться после утомительной работы.
– Ты чаво… Ты чаво? – обидчица отступила назад под решительным натиском Марии.
– Того! Ещё раз услышу – всю рожу расцарапаю и Елене Леонидовне доложу, что, мол, мешаешь мне работать. А не для кого не секрет, что шитью меня покойная барыня сама обучала, и владею я им получше вас всех вместе взятых!
Девки сгрудились в кучку, окончательно оторопев от яростного натиска ранее бессловесной Машки. Та же гордо развернулась и, хлопнув дверью, ушла.
«Надоели все! Шипят, как гадины по углам… Господи, когда только всё это закончиться?» – она, с трудом сдерживая слёзы, вышла на задний двор и решила перед сном прогуляться по саду, ведь завтра ровно в восемь утра опять приниматься за шитьё.
Мария углубилась в сад, сентябрьские вечера были ещё длинными и достаточно тёплыми. Девушка расположилась под яблоней и задумалась о своей несчастной жизни, о том, что она должна волочить в доме Горюнова жалкое существование белошвейки, несмотря на своё происхождение.
Девушка расплакалась, извлекла из кармана тёмно-коричневого платья (она всеми фибрами души ненавидела этот мрачный цвет) носовой платок и смачно высморкалась.
Неожиданно она услышала лёгкие шаги, быстро смахнула слезинки несвежим платком, и уже намеревалась покинуть своё временное убежище, как перед ней появился тот самый француз-гувернёр.
Маша не растерялась:
– Месье Серж, если не ошибаюсь?!
Молодого человека удивил мягкий тембр её голоса и та светская интонация, с которой была произнесена фраза.
– Да, сударыня, это я. А вы – Мария, я видел вас в светёлке за шитьём.
Девушка кинула. Серж протянул ей руку:
– Вставайте, не то можете простудиться. Сидеть на земле не безопасно.
Мария, поражённая предупредительностью и галантностью собеседника, протянула ему руку. Он нежно сжал её ладонь и, поддерживая под локоть, помог подняться.
– Благодарю, вы очень любезны.
– Право, сударыня, вы меня удивляете правильностью своей речи, вовсе не соответствующей простой белошвейке, – удивился гувернёр.
– Да, покойная жена Виктора Петровича была бездетна и занималась со мной как с воспитанницей. Когда она умерла, барин женился на Елене Леонидовне, и всё резко изменилось. Сначала меня никто не замечал, я тогда хотела, чтобы это продолжалось как можно дольше, а потом меня отправили к девкам – расшивать вензелями бельё, скатерти и носовые платки. Вот и вся моя история. Так из барской воспитанницы я превратилась в белошвейку.
Серж внимательно изучал на собеседницу: она была хороша, даже, несмотря на то, что глаза её несколько припухли от слёз. Он не сдержался и, следуя безумному внутреннему порыву, привлёк девушку к себе и страстно поцеловал. Поцелуй был страстным и долгим, Серж несколько поднаторел в любви с Еленой Леонидовной, да и ранее у него были увлечения, правда, не заходившие столь далеко как с хозяйкой дома.