Золотое дерево - Лейкер Розалинда. Страница 6

Помахав рукой из окна всем собравшимся на ступенях храма, Габриэль повернулась лицом к своему супругу, садившемуся рядом с ней в экипаж. Он в этот момент не смотрел на Габриэль, тонкий профиль Эмиля четко вырисовывался на фоне окна, в которое били солнечные лучи, и был похож на портрет, вычеканенный на золотой монете. Она с удовольствием поговорила бы с ним сейчас, однако Габриэль чувствовала, что муж благодарен за ее молчаливую сдержанность, поскольку ему предстоял праздничный обед и несколько часов болтовни за столом. Впрочем, Габриэль успокаивала себя тем, что у нее еще будет масса возможностей поговорить со своим супругом, обсудить с ним волнующие проблемы, а может быть, даже и поспорить — особенно когда речь зайдет о Консуле и Мадам Жозефине, которых Габриэль очень уважала и всегда восхваляла за то, что благодаря их стремлению восстановить интерьеры дворцов Франции производство шелка в Лионе оживилось. Эмиль, со своей стороны, не питал никаких симпатий к Наполеону Бонапарту, хотя всегда с готовностью выслушивал мнение Габриэль о нем. В этом смысле муж был очень похож на Жюля с одной лишь разницей, что брат весело выслушивал ее речи, а Эмиль — с присущей ему серьезностью. Это и явилось главной причиной того, что в течение считанных месяцев Эмиль постепенно завоевал расположение Габриэль, заслужив ее уважение и доверие. Однако в его характере было много загадочного для девушки, в нем чувствовались такие глубины, которые она не могла постичь — хотя, может быть, это впечатление являлось результатом того, что они до сих пор никогда не оставались наедине, поскольку при их свиданиях всегда присутствовала Элен в качестве сопровождающего лица. Лишь в тот вечер, когда он сделал ей предложение, они были совершенно одни.

Габриэль вновь взглянула на Эмиля, который все так же рассеянно смотрел в окно. И опять у нее мелькнула мысль о том, что этот человек страстно любит ее, хотя он ни разу не произнес слово «любовь». Габриэль вдруг очень захотелось, чтобы он взял ее руку в свою так, как это было во время церемонии бракосочетания. Чтобы ободрить его и привлечь внимание, она положила свою руку с поблескивающим новым золотым колечком на пальце на сиденье рядом с ним. Однако он, казалось, не заметил этого.

Вскоре они прибыли к дому отца Габриэль на улице Клемон. Это был просторный особняк, расположенный недалеко от площади Терро, он представлял собой не просто жилой дом, но и являлся резиденцией фирмы, где велись деловые переговоры. Вход в помещения фирмы, руководимой Домиником и Анри, был отдельным и располагался со двора, там находились кабинеты, а также приемные для посетителей. Комнаты, расположенные наверху, были обиты шелком производства фирмы Рошей, причем расцветки и качество были разными; некоторые образцы могли бы служить экспонатами на выставке, в то время как в небольших гостиных особняка можно было увидеть шелк приглушенных тонов с изображением роз и сирени на лазурном фоне — это был любимый узор матери Габриэль, в комнатах со дня ее смерти не меняли ни обивку, ни мебель.

В тот год, когда Лион подвергся разрушению, Роши вынуждены были покинуть свой дом и искать спасения. Они нашли убежище в средневековом квартале города, называвшемся Трабуль, в домах которого имелись глубокие подвалы и сеть тайных ходов, к счастью, их дом уцелел и даже почти не пострадал, в нем были выбиты несколько оконных стекол, которые вскоре вставили, и семья вновь смогла вернуться к своему очагу. Сразу после возвращения Рошей домой Анри женился на Ивон и привел ее жить в дом отца. Затем в доме свекра появилась еще одна невестка — Элен. Жюль не мог создать собственный семейный очаг, поскольку постоянно находился в действующей армии.

Доминик Рош собрал гостей в Большой Гостиной и ждал прибытия новобрачных. Стены этой комнаты сияли яркими тонами чудесного шелка с изображением золотых павлинов с распущенными веером хвостами, вписанных в узорные ромбы переплетений трав и цветов — весь этот роскошный рисунок шел по алому фону. Занавески на окнах, портьеры на дверях и покрывала на диванах были выполнены из шелка того же узора, но с некоторыми вариациями. В целом Большая Гостиная в доме Рошей поражала воображение своим великолепием и была самой роскошной гостиной в Лионе.

Сам Доминик, хотя и изрядно привык к этой зале, все же каждый раз, когда принимал в ней гостей, испытывал гордость. Каждому посетителю, который переступал порог гостиной, приходила в голову мысль, что фирма Рошей вполне конкурентоспособна — более того, она может легко обойти своих конкурентов. Ткацкие станки, работавшие на Рошей, выпускали самые роскошные ткани. Камка, муар переливались, словно ручей, тронутый рябью; бархат был Мягким на ощупь, как кошачья шерсть; атлас, шелк броше, самые изысканные ткани, вытканные из золотых серебряных нитей… И все это многообразие и богатство называлось лионским шелком, делавшим Францию законодательницей мод в области производства изысканных тканей.

Доминик Рош опустился в свое огромное резное кресло, сделанное на заказ специально для его тучной фигуры. Три года назад он упал с лошади и сильно повредил бедро; вынужденная малоподвижность и пристрастие к хорошему столу сделали свое дело — месье Рош стал еще более толстым и неуклюжим. Кроме того, он привык заглушать постоянную ноющую боль в бедре бокалом доброго вина, которое всегда было у него под рукой. Однако его голова оставалась по-прежнему ясной, а ум, пожалуй, даже обострился вследствие перенесенных им страданий. Несмотря на то, что он большую часть дня был прикован к своему креслу, Доминик Рош не упускал ничего из того, что происходило в его доме или в фирме. Если ему необходимо было подучить справку о состоянии дел или собрать какую-либо информацию, он нанимал сыщиков, не доверяя Анри, который — как знал отец — сообщит ему то, что он хочет услышать, а не то, что есть на самом деле. Доминик Рош чувствовал, что преимущества молодости и здоровья находятся сейчас на стороне его старшего сына, и поэтому опасался его интриг, напрягая все силы ума, чтобы не дать Анри перехитрить себя и завладеть фирмой, объявив, что отец впал в старческое слабоумие. В результате его постоянной сосредоточенности в последнее время не только оживился ум старика, но и его реакции, хотя по натуре он был довольно флегматичным человеком.

— Эмиль и Габриэль наконец-то прибыли! — сообщила Элен с улыбкой, наклоняясь над креслом свекра.

— Вот и чудесно, голубушка, — кивнул он.

И старик пожал руки невестке, опустившиеся на мгновение на подлокотник его кресла, с отеческой лаской. Он мог полностью положиться на нее во всем, что касалось различных событий, происходящих в доме, — Элен всегда сообщала о них старику, зная о его живом интересе и стремлении получить исчерпывающую информацию о жизни семьи. Свекор питал к ней нежные чувства еще и потому, что она являлась женой его любимого сына; старик был по-своему привязан к младшей невестке, насколько вообще мог испытывать привязанность к кому-либо или чему-либо, кроме своего дела, ставшего, казалось, его плотью и кровью. Ивон завидовала Элен черной завистью. Доминик Рош видел это и старался при каждом удобном случае подшутить над своей старшей невесткой, постоянно дразня и раздражая ее. Ивон ненавидела бы старика еще больше, если бы каким-нибудь образом проведала, что его шпионы докладывают ему о всех ее амурных похождениях. И уж, конечно, в таком случае она чувствовала бы себя очень неуютно на супружеском ложе.

Доминик Рош взглянул в ту сторону, где стоял ого старший сын, унаследовавший черты лица своего отца — его густые брови, широкие скулы, мощный подбородок, а также склонность к полноте, проявившуюся довольно рано — еще до достижения сорокалетнего возраста. Анри стоял рядом с женой, ом выглядел очень импозантно — как респектабельный состоятельный человек, столп и опора общества. На нем был прекрасно сшитый сюртук, батистовая рубашка с белоснежным жабо — мода, введенная Первым Консулом для парадного официального платья. Анри, как и все гости, с выражением ожидания на лице смотрел на большую двустворчатую дверь гостиной, из которой с минуты на минуту должны были появиться новобрачные.