В тени горностаевой мантии - Томилин Анатолий Николаевич. Страница 25

Лишь в середине февраля все русские корабли обеих эскадр — Спиридова и Эльфинстона — собрались в порту Витула у Мореи (что находится на Пелопоннесе в Южной Греции). Но в каком виде!.. Больных на обеих эскадрах было до пятисот человек, Эльфинстон не желал подчиняться Спиридову. Орлов писал в Петербург: «командиры между собой в великой ссоре, а подкомандные в унынии и неудовольствии». Затем пришло еще более печальное известие о поражении при Морее. Там греческий легион, составленный из местных жителей, разбежался при виде неприятеля и оставил горсть русских солдат орде янычар. Спаслись всего четверо. Трое солдат вынесли из неравного боя тяжелораненого капитана Баркова, обмотавшего себя знаменем…

Ни весна, ни лето существенных перемен на военном театре не принесли. Ратные неудачи породили уныние в Петербурге. Один за другим вспыхивали раздоры на Совете. Волны всеобщего недовольства докатывались до Царского Села.

Скучно стало при Дворе. Екатерине стал понемногу надоедать Хвостов. Как?то она даже пожаловалась Анне, что кроме лошадей секунд?майор ни о чем другом сведений не имеет, в компании придворных тушуется и чувствует себя не в своей тарелке. Фрейлина поняла намек и стала более внимательно присматриваться к возможным кандидатам на смену секунд?майору. Охладел к случайному фавориту и многоопытный Двор. Завсегдатаи эрмитажных собраний втихомолку бились об заклад, через какой срок последует абшид Хвостову и произойдет смена караула… И тогда, чтобы разрядить обстановку, Екатерина велела по осени назначить соколиную охоту.

В России охота с ловчими птицами была с давних пор любимой потехой князей, бояр и государей. Существовал даже особый сокольничий приказ. Он ведал «помытчиками», которые промышляли ловчих птиц и доставляли их в Москву. Добывали птиц в северных областях: в Заволочье, на Печоре и на Урале, в Перми и в Сибири, но более всего по берегам Белого моря. В помытчики могли входить люди любых сословий. Занимающиеся этим делом освобождались от других повинностей. Но это не означало, что они были просто гулящими людьми. Для присмотра за помытчиками назначались «дети боярские добрые, которым кречатья ловля за обычай». Были при Дворе и специальные чины — «сокольничьи» и «ловчие»…

В особой чести соколиная охота была при царе Алексее Михайловиче. В подмосковных селах Коломенском и Семеновском, на потешных дворах содержали до трех тысяч ловчих птиц. Мастерицы расшивали клобучки яркими шелками, серебром и золотом, шили из дорогого бархата нагрудники и нахвостники, которые также вышивали и низали жемчугом… После кончины Алексея Михайловича охота с ловчими птицами стала при Дворе угасать. Петр Великий охоту никакую не жаловал. Да у него и времени на нее не хватало. При Анне Иоанновне наметилось было оживление, но недолгое. Екатерина пользовалась уже остатками прежнего великолепия.

Утром в пятницу на большом дворе у коновязей с приготовленными лошадьми из императорской конюшни собралось многочисленное общество дам и кавалеров. Люди, в большинстве, молодые, веселые. Все оживленно болтали, шутили, обсуждая наряды.

У Анны для верховой езды был костюм, подаренный императрицей, — женский казакин и юбка из зеленого сукна, отделанные золотым галуном. Его она и надела. Оглядела себя в зеркало и осталась, в общем, довольна, отметив несколько тяжеловатую грудь. Но, вспомнив массивную корпуленцию графини Брюс, улыбнулась, подмигнула своему изображению, шлепнула по бедрам и, повернувшись на каблучках, пошла в покои государыни.

Получив разрешение войти, Аннета открыла дверь и остановилась пораженная. В будуаре, перед большим венецианским зеркалом, стоял маленький изящный офицер: пудреный парик, мундир легкоконной кавалерии. Белые лосины обтягивали стройные ноги в щегольских сапожках. В руках хлыст…

— Ваше величество… Вы ли это? — только и сумела произнести фрейлина.

Екатерина рассмеялась, довольная произведенным эффектом.

— Что, не узнавайт? — Разговаривая с Анной императрица не заботилась следить за речью и в ее произношении особенно резко пробивался немецкий акцент. — Ест еще патрон в лядунка?..

Аннета захлопала в ладоши.

— Есть, есть, еще как есть!.. А я?то, дура, вырядилась, господи прости…

— И правильно делать, а то ви, мой королефф, so hochgewachsen undanziehend, [62] что я не устоял бы, имея в виду, ну… sich verlocken lassen?.. Как это сказать — прельститься, да? Что, все есть готовы?..

— Собрались и ждут.

— Тогда en avant! [63]

Езда верхом была одним из любимых развлечений российской знати, особенно, когда намечались большие кавалькады, и потому все с нетерпением ожидали выхода главной персоны. Бурный возглас восторга встретил появление императрицы в мужском костюме. Она засмеялась, замахала руками.

— Едемте, господа, едем! Нам надо уже давно быть на месте. — Она подошла к своей любимой лошади и, показывая пример остальным, вскочила в седло.

Рассаживались без суеты, потому что каждый заранее знал своего коня. Большинство придворных в седле держались ловко. Правда, тучный обер?шталмейстер [64] Лев Александрович Нарышкин, известный шутник, подвел свою полукровку к ступенькам лестницы и, подпрыгнув, лег животом на седло. Все засмеялись. Но и он вскоре угнездился и принял правильную посадку.

Анна протянула коню приготовленный заранее ломтик хлеба, натертый солью, и без посторонней помощи поднялась в седло. Она бывала с Екатериной в манеже и хорошо знала своего добродушного гентера [65] — невысокого, спокойного коня доброго нрава, подобранного ей самим Хвостовым… Конь имел крепкие ноги, позволял садиться и не был ни ленивым, ни тугоуздым.

Наконец старший ловчий махнул платком, и вся кавалькада поскакала, вытянувшись пестрой лентой по дороге к Старой мызе, возле которой на озере собирались перелетные птицы.

Дорога заняла около часа. Солнце, скрытое до той поры за облаками, выглянуло, когда пестрая кавалькада доскакала до озера. Небольшая стайка гусей, опустившихся на кормежку, с тревожным гоготом отплыла на середину.

— Сокола, — крикнула Екатерина.

Старший сокольничий снял с «клетки» [66] крупного полярного кречета, отстегнул ногавку и посадил птицу на правую руку императрицы. Лицо государыни раскраснелось, глаза блестели азартом.

— Поднимайте, — приказала она.

Один из ловчих выстрелил из ружья. Гуси шарахнулись и стали подыматься на крыло.

— Пускай! — закричал старший сокольничий.

«Пускайте, пускайте», — загомонили придворные.

— Пусть поднимутся. У каждого должен быть свой шанс, — ответила Екатерина, придерживая левой рукой беспокоящуюся птицу.

— Пускай в нагон, уйдут!.. — волновался сокольничий.

Гуси с каждой минутой набирали скорость, поднимаясь все выше и выше.

— Гей?гей, — крикнула императрица. Быстрым движением она ловко сняла клобучок с кречета и подбросила правую руку вверх, как бы давая ему направление полета.

— Гей?гей, — закричали окружающие, словно подбадривая крылатого охотника.

Кречет, ослепленный на мгновение светом, прянул в сторону, но после нескольких взмахов острых крыльев был уже в воздухе и увидел цель!

— Гей?гей, — кричали уже все. Но он и не нуждался в подбадривании. Опытный охотник, кречет, часто взмахивая крыльями и набирая скорость, понесся вслед за гусями. Тяжелые птицы успели уже за это время подняться и, построившись клином, найдя подходящее воздушное течение, быстро удалялись в сторону.

Анну также захватил азарт, и она кричала вместе со всеми, не спуская глаз со стаи.