В тени горностаевой мантии - Томилин Анатолий Николаевич. Страница 31
— Выходит, в этом мире никому и верить нельзя?..
— Верить можно, только до поры. И не заноситься в мечтах ранее времени. Оловенникова тоже вот токмо излишняя вера да мечтания до каторги довели.
— Как так?
— А он возьми, да расскажи о своем промысле другим капралам, те и согласились. Стали рассуждать, сколь смогут собрать на такое дело людей. Выходило, что человек триста уже хоть сейчас готовы. Возникало сомнение — как тайно вывезти великого князя из Царского Села и согласится ли наследник принять престол таким образом? Тут мнения и разошлися: Оловенников с Селеховым говорили, что ежели Павел Петрович принять престол не согласится, то — убить его вместе с матерью, а в народе сказать, будто умертвила его государыня, не любя, и сама погибла в отмщении. А в цари после того выбрать, кого солдаты захотят…
Оловенников вовсе сдурел, и сам возмечтал о короне. Начались промеж них споры за будущее царство, кому — что. Известное дело — мальчишки… Потом стали думать, как узнать у его высочества, на что он согласен. Один из гренадеров, Филиппов, сказал, что знаком с Борятинским и обещался сходить к нему, разведать о мыслях великого князя. Скоро трое солдат пришли к камергеру, князю Борятинскому. Объявили ему, что де у них в полку мушкатёр Исаков говорит, чтобы великого князя возвести на престол. Они об этом его сиятельству объявляют и чтобы он изволил донесть, где надобно. Борятинский отвечал им, что де, подите на место и Бог с вами… опосля сего и нарядили следствие…
— Господи прости, да ведь дети же… Я и Селехова подпоручика видела. Ему?то годов двадцать, ну чуть более, а остальным…
— Среди офицеров много разговоров последнее время ходит. Я сам слышал, как капитан кавалергардов Панов говорил, что во всех местах неудовольствие чувствуется. Война ведется с вредом, деньги из государства выведены. Мнения дворян государыней презрены, вино отдано откупщикам, они одни и богатятся, а у бедных дворян домы разоряют обысками. При сем все Орловых виноватят, что неладно с Паниным живут… Говорят, сколь надменны нынешние господа, против прежних. А сие множит недовольных. — Он вопросительно заглянул в глаза Анне и спросил: — А правда ли, что у Никиты Ивановича партия превеликая и как его высочество на это дело глядит?..
Ей было приятно, что он спрашивает, признавая ее авторитет в знании придворной жизни. Но что она могла ответить офицеру?
— Орловы?то, конечно… Они изначально против Никиты Иваныча. Только ее величество и сама про то ведает. Фундатора [79] для составления заговора, слава Богу, не имеют. А сами не ведают, как приступить к делу без согласия великого князя?наследника. А он из панинских рук воду пьет… — Анна замолчала, подумала, не зря ли разоткровенничалась, хотя ничего особенного, казалось бы, не сказала. Но привычная осторожность заставила сменить тему. — Тут вот приезжал из академии профессор, забыла, как его… рассказывал что де Венера?планета скоро поперек Солнца пойдет. Государыня весьма любопытствовала: к чему сие? А он отвечал, что ожидаются де в небе великие перемены.
Васильчиков помолчал и как бы, думая о другом, проговорил:
— Венус — планета весьма благожелательная к сильным. Я читал в старой книге, что она делает женщин влюбчивыми и очень страстными, — и затем, глядя в сторону, добавил: — А о любострастии Ее императорского величества ходит немало commerage. [80]
Анна сразу вспомнила непристойный рисунок, переданный ей некогда подпоручиком Высоцким. Ныне она знала, что подобные картинки, привезенные из?за границы, во множестве ходят среди офицеров. Тогда, вернувшись после свидания в саду, она сунула листок в одну из французских книг, стоящих на полке, и забыла о ней. А теперь подумала, не показать ли его Васильчикову?.. Но тут же отогнала эту мысль. Нет, нет, не такой он человек. Да и опасная эта бумажка. Лучше бы ее разорвать. Ну, как кто увидит, донесет…
В Царском Селе зарядили дожди. Облетела листва с деревьев. Похолодало. В галереях и переходах дворца стало сыро и неуютно. Сезон подходил к концу. Все ждали приказания начинать сборы к переезду в столицу, в Зимний дворец.
Пребывая все еще во власти нового чувства, Анна, все?таки не могла не заметить участившиеся совещания императрицы с Прасковьей Брюс. Разговоры носили, видимо, характер сердечный и тайный, потому что обе замолкали, когда она подходила, или переводили беседу на другие темы. Правда, ее величество ни в чем пока не упрекнула наперсницу, просто перестала с нею беседовать на задушевные темы. Но эта потеря доверия была особенно болезненна для фрейлины, искренне любившей свою повелительницу.
И вот, когда все уже, как говорится, сидели на чемоданах и дорожных баулах, произошло событие, подобного которому не помнили придворные хроники. Среди фрейлин пробежал слух о том, что две из них серьезно проштрафились. Заводилой называли юную графиню Лизетту Бутурлину, едва?едва обновившую в этом сезоне свой шифр. Девицу приняли в штат по протекции дяди фельдмаршала, и императрица была довольна ее резвостью и живым, дерзким характером. Бутурлина с легкостью писала язвительные куплеты, осмеивающие вельмож, что по юному возрасту ей сходило с рук, и бойко рисовала сатирические картинки…
Как?то вечером Лизетта со своею подругой графиней Софьей Ивановной Эльмпт, забавляясь, нарисовала несколько очень уж смелых карикатур. Среди них была одна, весьма похоже изображавшая государыню. Екатерина лежала в легкомысленной позе на софе, созерцая прелести графини Брюс, изображенной в еще более непристойном виде. Рисунок пошел по рукам, минуя Анну. Фрейлины украдкой хихикали, передавая листок друг другу. Как вдруг обер?гофмейстерина графиня Анна Карловна Воронцова пригласила всех в ротонду…
Кто донес — неизвестно. Но состоялся суд над провинившимися. Рисунки были торжественно изодраны, а девиц разложили на кожаных диванах и… высекли до крови. После чего с позором объявили об изгнании и отчислении от Двора. [81]
У Анны кровь застыла в жилах. После экзекуции она опрометью бросилась к себе и стала лихорадочно листать томики французских романов в поисках карикатуры, принесенной Высоцким… Она перебирала книги одну за другой, пытаясь вспомнить ту, в которую вложила рисунок. Листка нигде не было…
Фрейлина опустила руки. Некоторое время она сидела неподвижно, вспоминая события последних дней: странный взгляд императрицы и победоносный — графини Брюс. Вспомнила, как дня два тому назад не нашла на месте черепаховый гребень, подаренный Александром Семеновичем, и разбранила до слез горничную, пообещав отправить в деревню. Гребень потом нашелся на полу, и она лаской постаралась загладить свою несправедливость. Но картинка — не гребень. Анна отчетливо помнила, что положила листок в книгу и более не вынимала. Она еще раз пересмотрела книги, открыла запертую на ключ шкатулку с драгоценностями. Но там на самом дне лежала лишь гемма поручика Высоцкого…
— Господи! Зачем я ее храню?.. Дуняша! — кликнула она девку. И когда та появилась на пороге, постаралась говорить с нею без гнева и без дрожи в голосе. — Дуня, вспомни, не заходил ли кто чужой в покои мои дня три назад?..
— Никак нет, ваше высокоблагородие, чего вспоминать… Была токмо ее сиятельство графиня Прасковья Александровна. Я шум услыхала, взошла… А оне тута в будуаре. Говорят: барыню твою ищу. Ласковые такие были, мне рублик пожаловали… А вам разве оне не сказывали? Обещались… Ты, грит, не беспокой барыню?то, я сама с ей как встренусь, скажу, что не застала… — И, заметив, как изменилось лицо Анны, добавила: — Ай случилось чево еще, опосля как вы меня за гребень?то бранивали?
— Нет, нет, милая, ничего не случилось… Ступай к себе.
Все в ней как оборвалось. «Прасковья, это Прасковья, — повторяла она про себя. — Она, змея подколодная, рылась в моих вещах, нашла и унесла листок. Если ее величество узнают, чей он, — всем несдобровать… А через меня и Саше… Зачем, зачем я хранила эту пакость? — В какой?то момент вспомнилась ей сцена жестокого наказания провинившихся фрейлин и она подумала: неужели и ее ждет такой же позор? Нет, лучше утопиться. Но тотчас мысли ее снова перекинулись на судьбу возлюбленного. — Боже, боже, а он?то так радовался производству, так мечтал о дальнейшем продвижении…»
79
Основателя.
80
Сплетни (франц.).
81
Заметим, что ни та, ни другая в глазах придворных не понесли никакого морального ущерба. Графиня Софья Ивановна фон Эльмпт вышла замуж за Петра Ивановича Турчанинова, который стал по рекомендации Потемкина статс?секретарем императрицы по военным делам и получивший чин генерал?поручика. Графиня Елизавета Петровна Бутурлина стала женой камергера и тайного советника Адриана Ивановича Дивова. Она славилась и позже своей красотою, умом, вольностью поведения и склонностью к интриганству. В конце своего царствования Екатерина использовала эти ее качества, повелев отправиться в Стокгольм и там постараться совратить сначала нескольких сенаторов, опасных для прорусской партии, а затем попытаться развести короля с его дядей, чтобы поставить его во главе заговора графа Густава Армфельда. Миссия была успешной и по возвращении в Санкт?Петербург дом госпожи Дивовой, открытый для всех французских эмигрантов, получил название маленького Кобленца (центра французской дворянской эмиграции, где находились братья казненного Людовика XVI).