В тени горностаевой мантии - Томилин Анатолий Николаевич. Страница 55
Принимая в салоне яхты посетителей, англичанка взахлеб говорила, что предприняла свое путешествие исключительно, чтобы взглянуть на «великую Семирамиду Севера». После таких слов императрице не оставалось ничего иного, как пригласить ее на большой выход.
Боже, правый! Стоило посмотреть на даму, появившуюся при Дворе в назначенный день. Уж на что наши вельможи привыкли к роскоши. Но когда леди Кингстон появилась в зале в герцогской короне, осыпанной бриллиантами, многие ахнули…
Приезжая аристократка пользовалась огромным успехом в русской столице. Приглашения следовали одно за другим. Кому не лестно видеть на своем балу особу, близкую к королевскому дому? Польщенная любезным приемом, ее светлость (многие говорили о ней, как о ее высочестве), как?то намекнула, что готова вообще покинуть туманные берега Альбиона и переселиться на не менее туманные, но согретые теплом человеческих сердец, берега Финского залива. Для окончательного решения ей хотелось бы получить титул статс?дамы Двора Ее императорского величества… Чтобы эта просьба была более весомой, она, по совету людей, наполнивших ее переднюю, купила в Эстляндии имение, которое назвала Чедлейскими мызами.
Екатерина призвала Анну Протасову и поручила ей навести более подробные справки о герцогине. Однако на этот раз фрейлине не повезло. Никто из ее прежних осведомщиков ничего определенного сообщить не смог. Были туманные намеки на какие?то судебные разбирательства в Лондоне. Но все это, как говорится, то ли у нее украли, то ли она… Анна доложила о неудаче, и Екатерина задумалась. Что?то мешало ей в отношениях с льстивой английской герцогиней, чувствовалась в ней какая?то фальшь…
— Пожалуй, что вы прав есть, мой королефф, — сказала она после длительных раздумий, — правы, правы. Конечно, каждый Двор славен свои вельможи. И чем больше среди них знатные люди, тем больше авторитет у Двор. Но и никто так не уронить значение, как слючайный человек, попавший ко Двору. Лучше не торопиться… Передавайте герцогин, что у нас нет в обычай давать титул статс?дама иностранкам. Только осторожно, не надо обидеть. Вы видели, какие превосходные картины она привезла с собой?..
Леди Кингстон отказом императрицы была обескуражена. Доброжелатели намекнули, что вот ежели бы она вышла замуж за кого?либо из русских вельмож… Но и сердечные дела не получились у нее в русской столице. Сухопарая англичанка на возрасте не смогла найти себе подходящего друга сердца, хотя и предпринимала к тому немало усилий. Говорили, правда, что, предложив управителю Потемкина полковнику Михаилу Гарновскому быть ее поверенным в делах, герцогиня утешилась. Но сей шляхтич не являлся той конечной целью, в каковую она метила. Посему, после вежливого абшида, получив прощальную милостивую аудиенцию, герцогиня взошла на борт своей яхты и отбыла во Францию навсегда.
В июле 1782 года в Петербург, после длительной поездки по европейским столицам, возвратилась княгиня Екатерина Романовна Дашкова. Целью ее путешествия считалась необходимость и желание княгини дать европейское образование любимому сыну. Согласимся с этой версией, несмотря на ее весьма приблизительный характер. Императрица была хорошо осведомлена о ее переездах. Обе женщины, несмотря на размолвку, продолжали переписываться. Княгиня хлопотала, чтобы сын был принят в русскую военную службу со всеми возможными льготами. Одновременно она посылала императрице проекты благотворительных учреждений, которые казались ей особенно примечательными. Порою императрица досадовала на нецелесообразные, как ей казалось, встречи бывшей подруги с разными лицами. Но по возвращении приняла ее вполне доброжелательно. Двадцать лет, прошедшие после переворота, успокоили страсти и погасили беспокойство, обуревавшие Екатерину в первые годы восшествия на престол. Шероховатости отношений за время разлуки тоже сгладились, резкость характера княгини пообкаталась. В голову же императрицы запала мысль приспособить Екатерину Романовну к делу.
К этому времени пришла в упадок Санкт-Петербургская императорская академия наук. После не слишком?то рачительного управления графа Владимира Григорьевича Орлова по его протекции на должность директора был назначен Сергей Герасимович Домашнев. Некогда он учился в Московском университете, затем служил в Измайловском полку и во время турецкой войны командовал албанскими войсками. Годы его правления академией ничем, кроме яростных гонений на букву «ъ», описанных в ядовитом акафисте, не прославились. Зато злоупотребления и полнейший беспорядок в делах вынудил господ профессоров подать рапорт в Сенат. Вот тогда?то государыня и подумала: «А почему бы не назначить на пост директора злополучной Академии княгиню Дашкову?». Она велела фрейлине Протасовой постараться добиться расположения княгини и вызнать, как она отнесется к такому предложению.
Задание было трудным. Во?первых, положение Анны при Дворе и ее слава «degustatrice», вряд ли могли способствовать сближению с княгиней, которая после смерти мужа вела едва ли не монашеский образ жизни. Но недаром Анна столько времени прожила при Дворе. За две недели она собрала все сведения, все сплетни о княгине, узнала и тайну давней размолвки между бывшими подругами, когда Екатерина Романовна пыталась присвоить себе главную роль в перевороте и открыто считала, что троном Екатерина II обязана именно ей. Рассказали Анне и о дурном характере княгини, об отсутствии по этой причине у нее друзей, и о страстной привязанности к детям — к сыну и дочери, которые платят матери полным пренебрежением. Скоро фрейлина смогла составить себе полный портрет Екатерины Романовны, одинокой и несчастливой женщины, ведущей чрезвычайно скучную жизнь…
И тогда, будучи представлена княгине, Анна проявила такой интерес к ее впечатлениям от путешествия по Европе, что сумела растопить лед недоверия. Она даже получила приглашение навестить Дашкову и воспользовалась им…
Обе женщины много говорили о загранице. Анну действительно интересовали живые впечатления княгини. А той более некому было особенно?то и рассказывать. Кстати, Екатерина Романовна поведала Анне довольно много интересных подробностей о герцогине Кингстон, о которой все никак не утихали разговоры при Дворе. Рассказ княгини оказался полным неожиданностей и довольно забавным для характеристики английской аристократки.
— Прежде всего, ma cherie, никакой герцогини Кингстон не существует. При Дворе принцессы Уэльской, матери его величества короля Георга II, была юная фрейлина мисс Элизабет Чедлей. Красивая, как все юные особы, но, в отличие от большинства английских девиц, умна и с пламенным темпераментом. Среди многочисленных поклонников она выбрала самого неудачного — молодого повесу герцога Гамильтона. А результат вам должен быть понятным. Воспользовавшись ее неопытностью, герцог обольстил девицу и, оставив все свои обещания и клятвы, покинул ее. Правда, нужно отдать должное его деликатности. Их связь не была афиширована. Английский Двор — не наша деревня. С этого начались тайны, окутавшие мисс Чедлей, как покрывалом.
Через несколько лет она вышла замуж за королевского капитана по имени Гарвей, бывшего младшим братом графа Бристоля. Обвенчались тайно, понеже родители были против. Их брак с ее стороны был заключен без любви, и жизнь тайных супругов скоро превратилась в сущий ад. В результате они расстались. И мисс Элизабет Чедлей, она так и не приняла имени мужа, с разрешения принцессы Уэльской, отправилась путешествовать. В Дрездене ей оказывал чрезвычайное внимание курфюрст Саксонии и польский король Август Третий. В Берлине какое?то время ею был увлечен король Фридрих. Однако недостаток в средствах заставил ее вернуться в Англию.
Здесь она, несмотря на противодействия супруга, не желавшего давать ей свободы, уничтожила церковные записи о своем браке и вышла вторично замуж за старого герцога Кингстона, потерявшего голову при встрече с юной aventuriere <Авантюристки (франц.).>. Старик, как и полагалось, вскоре умер, оставив по завещанию все свое громадное состояние молодой вдове.