В тени горностаевой мантии - Томилин Анатолий Николаевич. Страница 69

Со временем Дмитриев?Мамонов стал вникать и в государственные дела. «Разумен, — говорила о нем императрица, — и будет присутствовать в Совете, чтобы нам иметь там свой глаз». При этом все отмечали, что Мамонов был, пожалуй, первым и единственным из фаворитов, кто с почтением относился к великому князю Павлу Петровичу, несмотря на досадования самой государыни на нелюбимого сына.

Был Александр Матвеевич и довольно молчалив. Это настораживало придворных, давало повод подозревать его человеком себе на уме. А он и был, как убедилась Анна, человеком весьма неглупым. Чтобы это проверить, императрица взяла его с собою в знаменитое путешествие в Тавриду. И, надо отдать должное, Александр Матвеевич показал себя за все время долгой поездки с самой лучшей стороны. Во всяком случае, иностранные спутники государыни с восторгом отзывались о его такте и находчивости.

Милости, сыпавшиеся на Александра Петровича, естественно вызывали зависть в окружающих. Екатерина, казалось, ничего для него не жалела — графское достоинство Священной Римской империи, [128] дорогие подарки, земли с крестьянами. Ордена и к ним — сто тысяч…

По возвращении Екатерина даже как?то спросила Анну, не считает ли та Мамонова способным занять высокую должность в иностранной коллегии? Анна ответила уклончиво. Но разговор их кем?то был услышан. Потому что буквально вечером того же дня и с тем же вопросом подошел к ней вице?канцлер граф Безбородко. Камер?фрейлина хотела промолчать, но, разглядев в маленьких глазках?щелках графа злые тревожные огоньки, попробовала отшутиться. Она сказала, что в случае ежели сие состоится, уж он?то, наверняка, узнает о том первым. Безбородко кивнул и, улыбнувшись весьма многообещающе, отошел к Потемкину, сидевшему в одиночестве у темного окна.

— Ваше величество, — сказала Анна императрице, — я думаю, что скоро нам следует ожидать атаку на Александра Матвеевича…

Екатерина улыбнулась.

— Это интересно. Посмотрим, насколько ты будешь прав, ma cherie…

Анна не ошиблась. Несмотря на все старания Мамонова как можно дольше удержаться в «случае», молодость брала свое. Он заметно выделял из молоденьких фрейлин княжну Дарью Щербатову. И Безбородко в доверительном разговоре намекнул о том Потемкину, которому давно перестало нравиться слишком большое значение, которое приобрел его ставленник. И он нашел способ под рукою донести о том Екатерине.

Императрица, несмотря на предупреждение камер?фрейлины, была страшно разгневана. Она выколола глаза на портрете медальона и вернула его фавориту со слезами. Александр Матвеевич пытался отпираться, лукавил, но куда там… Осыпанный справедливыми упреками своей увядающей пассии, он был тут же помолвлен с негодной фрейлиной, а затем и обвенчан. Богатые свадебные подарки сопровождались категорическим приказом государыни убираться в Москву и никогда более при Дворе не показываться… [129]

В день отъезда новобрачных, государыня из покоев своих не вышла, и Анна застала ее у камина плачущей.

— Ах, ma cherie, я опять одна. Ну почему, почему они все меня покидают? Ты тоже считать, что я слишком старый баба?.. — Она подозрительно посмотрела на фрейлину. Анна, как могла, постаралась разубедить коронованную «брошенку». Но получилось ли это?.. Императрица вытерла слезы и отослала ее.

Глава девятая

Весной 1789 года Екатерина, выехав, как обычно, с внуками Александром и Константином в Царское Село, обратила внимание на то, что сопровождающим ее конногвардейским отрядом командует совсем юный незнакомый ей офицер. Она спросила у старого графа Салтыкова, ехавшего с нею в карете, кто это. Государыня с большим доверием относилась к графу. Находясь с 1773 года при Павле Петровиче, он, конечно, шпионил за великим князем, но делал это столь осторожно и искусно, что тот его почти не подозревал. В 1783 году императрица назначила графа Николая Ивановича воспитателем при великих князьях Александре и Константине.

Услыхав обращенный к нему вопрос, Николай Иванович, суетливо похихикивая, сообщил, что сие есть его дальний родственник — Платон Зубов, упросивший назначить его в столь ответственный караул. Государыня пригласила секунд?ротмистра отобедать (как это бывало и ранее с командирами караульных отрядов) и за столом отметила, что молодой человек очень хорош собою — среднего роста, строен, гибок и отлично сложен. Высокий и умный лоб, красивые глаза с пушистыми ресницами и яркие губы придавали юному лицу Зубова истинное очарование… Он неплохо владел живою речью и умел поддержать разговор.

В тот же вечер императрица велела фрейлине Протасовой узнать подробности о Зубове.

«Господи, — пробурчала про себя фрейлина, выходя от Екатерины, — да он же во внуки нам годится…» Но приказ есть — приказ. Annet’а прежде всего обратилась к Нарышкиной.

— Зубовы, Анна Степановна, сродники Салтыковых, и я думаю граф Николай Иванович просветит вас лучше других, — уклончиво ответила Анна Никитична.

Камер?фрейлина знала о тесном союзе Нарышкиной с Салтыковым и потому сразу поняла, что без Николая Ивановича та не проронит лишнего слова. Тем более что, как ей доложила Дуняша, Платона Зубова не раз видели выходящим по утрам из покоев статс?дамы…

Утром, часов в девять, до того как появятся первые посетители, Анна прошла через знаменитую Царскосельскую галерею на половину молодых великих князей. Она миновала переднюю графа Салтыкова, и в просторной гостиной, выходившей окнами в парк, встретилась с супругой Николая Ивановича — графиней Натальей Владимировной, урожденной Долгоруковой. Обе, конечно, знали друг друга, но не более. Сухая и желчная Салтыкова завидовала близости Протасовой к императрице и при случае не упускала возможность пройтись на тему «шутихи?сводни», как прозвал Анну «Красный кафтанчик». В своих разговорах Наталья Владимировна притворно вздыхала и сетовала на несложившуюся судьбу камер?фрейлины, на ее бедность и непривлекательность по причине слишком большого роста и громоздкости фигуры.

«Счастье Анны Степановны, — говорила она в кругу таких же ханжей, — что сердце ее величества мягкое, как воск. Из жалости держит Протасиху при себе. Из жалости к ней и к ее племянницам. Ну и конечно… — Тут она понижала голос до шепота. — Конечно, вы же знаете madame, о ее обязанностях. А уж горда?то, горда… Истинно — «черномазая королева острова Таити»».

Но тем любезнее встретила она камер?фрейлину. Слава Богу, Анна знала этому цену. О графине Салтыковой ходила молва при Дворе как о женщине бессовестной, вздорной и бранчливой. «Халда» [130] — одним словом охарактеризовала ее Анна, когда императрица передала ей часть разговоров Салтыковой. Однако сейчас ей нужен был супруг этой халды и Анна решила вести себя вполне светски. Она первой присела в вежливом реверансе. Салтыкова протянула руки, словно желая поднять неожиданную гостью.

— Любезная Анна Степановна, мы всегда рады вас видеть. Небось по делу. Нет того, чтобы просто зайти, выпить кофею, а вы все в бегах да в хлопотах. Истинно… — посланник богов. Позволю себе надеяться, что ваши вести окажутся добрыми…

Она нарочно сравнила камер?фрейлину с Меркурием, считая, что той не додуматься до ее тонкого намека. [131] Однако Анна поняла. У нее даже засвербело, так хотелось должным образом ответить этой сушеной стерве. Но тогда путь к выполнению поручения императрицы значительно бы удлинился. И она сказала кротко:

— На сей раз, ваша светлость, не я вестница, а, напротив, — к Николаю Ивановичу, аки к оракулу Дельфийскому, за советом.

— Опасаюсь, недосужно ему в сей?то момент, занят… Не смогу ли я пособить?