Шах королеве. Пастушка королевского двора - Маурин Евгений Иванович. Страница 38

– Да, это действительно серьезное и нужное дело, – задумчиво произнес королевский брат.

– Теперь другая сторона дела, – снова заговорил Вард. – Вашему высочеству известно, что благодаря родственным связям правителей обеих стран отношения Франции и Англии не оставляли желать ничего лучшего. Прошлые недоразумения забыты, интересы обоих государств пошли рука об руку Еще недавно король Людовик вполне согласился с доводами английского короля, что возвышению Нидерландов должен быть положен конец. Воспользовавшись временным ослаблением Англии под влиянием длительных междоусобиц, Нидерланды, флот которых растет не по дням, а по часам, стали все больше грозить морскому и торговому могуществу Англии. Его величество еще недавно обсуждал план совместных с Англией действий, направленных против нидерландской республики. И вдруг он стал высказывать полное равнодушие к этому делу! Посланник Нидерландов опять в фаворе, все переговоры с Англией умышленно затягиваются. Мы не можем не ставить всего этого в зависимость от момента появления на первом плане д'Арка и Лавальер. Гасконский проходимец открыто дружит с нидерландским посланником, а последний всеми мерами лебезит перед Лавальер…

– Ну, эта сторона меня интересует меньше всего! – пренебрежительно возразил принц. – Война с Нидерландами нужна Англии, а не Франции, и я понимаю, что моя жена Генриетта, как пламенная англичанка, хлопочет тут изо всех сил. Но меня вся эта политика отнюдь не трогает!

– Мне не трудно было бы доказать, что вы, ваше высочество, ошибаетесь и в этом тоже. Прежде всего… Ах, да, чтобы не забыть! Помните ли вы, монсеньор, хорошенькую баронессу Дженни Финч?

– Которая приезжала в свите Генриетты? Господи, да как же мне забыть эту милую, веселую пташку! [34] О, я тогда порядком увлекся этой кокетливой вертушкой, совсем уже начинал терять голову, но с одной стороны – Генриетта, а о другой – барон Финч… Словом– бедовую баронессу убрали обратно в Англию, а она ведь уже явно начинала сдаваться. Забыл ли я ее? Да разве таких забывают? Но почему ты вспомнил о ней, Вард?

– Я недавно был в Лондоне с поручением от ее высочества. Король Карл был высокомилостив и пригласил меня поужинать запросто с ним вдвоем. Его величество – очаровательный собеседник и умеет держать себя так, что, с одной стороны, в нем не чувствуешь короля, а с другой – не забываешь, что он – король. Между прочим, английский король очень интересовался галантной жизнью французского двора, много расспрашивал меня и много рассказывал сам о забавных приключениях лондонской знати. В этих рассказах не последнее место заняло повествование о том, как Джонни Финч выследила мужа с леди Чэлт, накрыла парочку в очень рискованный момент и связала обоих ремнями в самой компрометирующей позе, после чего созвала гостей для обозрения «интересного скульптурного произведения, только что найденного при раскопках в Греции». В числе приглашенных был и старый лорд Чэлт…

Рассказ Варда был прерван взрывом скрипучего смеха принца.

Затем маркиз продолжал:

– В заключение Дженни публично заявила, что она не останется в долгу перед мужем и воздаст ему той же монетой, но с ростовщическими процентами. Конечно, чуть не весь цвет юной аристократии предложил баронессе себя в качестве орудия расплаты. Но пока что Дженни никого не удостоила. Она уверяет, что растерялась от богатого выбора и ни на ком не может остановиться. Когда король Карл рассказал мне все это, я заметил, что готовность лондонцев помочь баронессе меня не удивляет, так как Дженни Финч везде и всегда пользовалась головокружительным успехов. Мимоходом я упомянул, что и ваше высочество далеко не равнодушны к английской пташке. Король вспомнил, что сама Финч тоже проявляла несомненный интерес к герцогу Орлеанскому, и выразил готовность отправить ее ко двору герцогини в Париж.

– Господи, и это ты оставляешь на самый конец? – задыхающимся от волнения голосом произнес герцог. – И об этом-то ты упоминаешь как о чем-то побочном, несущественном? Вард! Я не узнаю тебя, твоей дружбы! И ты не сказал королю Карлу, чтобы он не медлил, чтобы он сейчас же исполнил свое благое намерение? Ну так это сделаю я сам. Я сейчас же напишу королю Карлу…

– Боюсь, что теперь из этого ничего не выйдет, монсеньор!

– Но… почему?

– Да потому, что король Карл уже высказывает недовольство Францией в нидерландском вопросе.

Он готов видеть в двусмысленном положили нашего правительства предательство, особенно непонятное после всех прежних переговоров и взаимных уверений. Если Англия начнет войну одна, то наступят такое охлаждение и даже натянутость отношений между парижским и лондонским дворами, при которых будет уже не до таких дружеских услуг. К тому же король Карл едва ли будет склонен оказать такую услугу разузнает от своей сестры, что вы, ваше высочество отказываетесь употребить свое влияние в пользу совместности выступления обеих стран, да и вообще настроены против…

– Но я ровно ни против чего не настроен и ни от чего не отказываюсь! – с досадой воскликнул герцог. – Ты меня не так понял, Вард. Я только сказал, что Англия заинтересована тут больше Франции, но это не значит, что я не хочу оказать содействие интересам короля Карла, которого я очень люблю и ценю…

– Ну, так извиняюсь, что я не так осветил слова вашего высочества! Значит, вы тоже согласны с нами, что на короля Людовика надо повлиять в этом отношений? Великолепно! Значит, вы стоите в своих интересах совершенно на одной плоскости с нами. У вас, так же, как и у нас, имеются свои личные счеты, вы наравне с нами жаждете отстоять права высшей знати и, наконец, разделяете наш взгляд, на необходимость совместного выступления с Англией. Следовательно не только ничто не мешает, но, наоборот, все заставляет вас всецело примкнуть к нашему замыслу и посодействовать в первую голову устранению с пути проходимца-фаворита и выскочки-фаворитки.

– Друг мой, я, конечно, всецело ваш, да и, по правде сказать, ради одной возможности заполучить Дженни Финч уже готов пойти на все. Но не понимаю, чем я могу быть вам полезен в устранении Лавальер и д'Арка? Можно подумать, что ни яды не открыты, ни оружие не изобретено! Уж не готовите ли вы меня на роль наемного убийцы?

– Ваше высочество!

– Ну так будь добр высказаться яснее. Чего от меня ждут, чего от меня требуют и что мне предлагают?

– Ваша супруга, ее высочество герцогиня, предлагает вам взаимно забыть прошлое и объединиться с ней в честном и крепком, но строго политическом союзе, в котором каждая сторона – и вы, и ваша супруга – в отношении личной жизни будет пользоваться полной, бесконтрольной свободой при одном только условии соблюдения внешних приличий.

– Принимаю это предложение с радостью и искренней готовностью!

– Теперь далее. Мы не отказываемся в случае нужды прибегнуть к яду или кинжалу, но в данный момент это было бы и трудно, и рискованно, и бесполезно. Должен вам сказать, что эта Лавальер играет в очень большую и рискованную игру. Представьте себе, ваше высочество, его величество пока еще ровно ничего не добился у этой извращенной ломаки!

– Да что ты говоришь, Вард!

– Невероятную, но сущую истину.

– Но я никогда не предполагал, чтобы Людовик мог согласиться играть такую глупую, унизительную роль!

– Да, и из этого вы можете заключить, насколько велико и опасно для нас влияние Лавальер на короля! Играя в целомудрие и неприступность, Лавальер может довести нашего пылкого короля до такого состояния, когда он готов будет заплатить за обладание ею любую цену. А этой ценой будет полное отстранение от двора всех, кто не лебезит перед фавориткой, и полный захват власти последней. Устранить фаворитку до того, пока надежды короля не будут осуществлены, – значит возбудить в нем адскую бурю страстей. Даже если виновники устранения не будут обнаружены (а это может легко случиться), король все-таки не откажется от подозрений в отношении нас, тем более что как ее высочество герцогиня, так и графиня де Суассон не удержались от открытого и публичного проявления своих чувств по отношению к фаворитке, из-за чего у обеих высоких дам уже были столкновения с его величеством. Вы знаете короля, знаете, что он склонен считаться со своими подозрениями больше, чем с формальными уликами. Его величество всегда решителен, а в гневе уподобляется слепому, бьющему палкой по сторонам, не разбирая ни врагов, ни друзей. Что за толк устранить фаворитку и потерять даже последние остатки того, ради чего предпринято это устранение?