В ожидании Романа - Душа Глафира. Страница 38

Степан схватился за окно, дернул вниз. Окно не поддавалось. Наверно, было задраено.

–?Ты что, братан? – спросил кто-то. – Своих увидел?

–?Слышь, в соседнем купе окно открыто! – подсказал другой.

–?Мужики, пропустите!

Степан рванул в соседнее купе.

Все с пониманием расступились. Поезд тронулся...

Он высунул голову. Даша была рядом. Увидела его. Подбежала, протянула руку. Он успел поймать, потянулся губами... Она уже бежала. Как быстро, оказывается, поезд набирает скорость!

–?Даша! Даша-а-а!

Она бежала по перрону. Сначала медленно, потом быстрее. Бежала долго. Вагон, увозивший Степана, уже ушел далеко вперед. Из проходящих вагонов ей махали, кричали что-то веселое...

А она не успела ничего сказать ему...

Степан так и ехал, высунув голову в окно, долго-долго держа взглядом ее одинокую фигуру на самом краю перрона, и не мог справиться с подступившими слезами. Когда Саньку мертвого нес – не плакал. Когда Санькиной матери о смерти сына рассказывал – не плакал. Когда его мордовали на ринге – не плакал. Да никогда он не плакал. А тут не выдержал.

–?Красивая баба! – сказал кто-то из мужиков.

–?Подружка? – спросил другой.

–?Жена, – сквозь слезы ответил Степан.

Он проснулся не от грохота снарядов. Нет. К этому привыкаешь. Там, наоборот, тишина пугает. Вот если тихо, жди подвоха. Причем непонятно с какой стороны. А когда стреляют, значит, ситуация проявлена... Он проснулся от чего-то другого. Что-то будто толкнуло его изнутри, взбудоражило. Ах, да! Он вспомнил: дата ему приснилась. Бывает же такое. Перед ним огромными буквами сияло: четвертое октября! Что бы это значило? Дашкин день рождения. А сегодня какое? Господи, какое сегодня число? Вроде двадцать пятое сентября. Ну? Степан вздохнул, перевернулся на другой бок и... вскочил! Да, он вспомнил! Четвертое октября две тысячи шестого года. Они когда-то давно, двадцать лет назад, договаривались с Дашкой... Даже клятву давали... Встретиться день в день на Воробьевых горах. Ну, да, правильно. Еще смеялись: «В шесть часов вечера после войны». Ничего смешного, оказывается. Десять дней осталось. А ему до конца контракта – месяц. Эх, отпроситься бы на недельку! Только ни то ни се. Да и как отпросишься? Если бы самолетом, то можно было бы за пару дней обернуться, а поездом – точно неделя нужна. Считай, два дня туда, два дня обратно. Ну, пусть не неделя – пять дней, все равно много.

Утром решился на разговор. Мол, так и так, в Москву надо бы срочно... на денек. Как быть?

Командир роты посмотрел на него как на ненормального.

–?Тебе месяц остался. Дослужи и возвращайся совсем. Что за фокусы?

–?Да поймите! Надо! Вот странно: на похороны отпускают. А к живому человеку – никак!

–?Так похороны – это же последний путь. Понимаешь, последний! Другого не будет. Все! А с живым – ну не сегодня, так завтра встретишься. Что ж тут непонятного?

–?А непонятно то, что мертвому уже все равно, увидит его кто или нет. А живому совсем даже не безразлично.

–?Так, хватит философствовать! Какие у тебя предложения?

–?Предложения такие. Первое: я уезжаю на пять дней. Даже на четыре. Во вторник сажусь на поезд. В среду там. В четверг сажусь, в пятницу здесь. И второе: отблагодарю, не обижу!

–?Ладно! Кого вместо себя оставишь?

–?Можно Ивана. Он парень толковый. Подрывник с опытом. К тому же мы с ним в паре и так работаем...

–?Что еще? – Командир задумался. – А, вот: напиши-ка ты мне бумагу... ну... типа... рапорт, по какой причине отпрашиваешься. Мало ли какая проверка. Я его никому показывать не собираюсь, если только в крайнем случае.

–?Хорошо!

–?Давай, не расслабляйся! И никому! Понял? Молча уехал, молча вернулся. Кто что спросит: спецзадание.

–?Добро! Спасибо!

Даша жила последние несколько месяцев в тихом умиротворении. Домой после работы не спешила, позволяла себе и в кино пойти, и по магазинам спокойно прогуляться. Пусть даже и без покупок, но посещение торговых центров ее странным образом успокаивало. Она могла бродить от прилавка к прилавку, от витрины к витрине, пропитываясь духом богатой жизни... Ей нравилось такое времяпрепровождение. Если уж что-то особенно привлекало интерес, то примеряла, приценялась. Изредка покупала. Фигура у нее сохранилась на редкость стройная. Ей шли молодежные вещи, и рядом со своими взрослыми сыновьями она смотрелась скорее старшей сестрой, чем матерью.

На кухне особо не задерживалась. Сыновьям, конечно, готовила. Но они росли неприхотливыми. Ни в еде, ни в быту. К одежде относились более привередливо: то модно, это устарело. А к еде спокойно. Сосиски? Не вопрос. Пельмени? Запросто. А уж если мать макароны приготовит, да обжарит их до золотистой корочки, да еще с тертым сыром и острым кетчупом! Это вообще праздник. Так что никаких бытовых проблем у Даши с сыновьями не было. А что касается их учебы, то тут она имела свое принципиальное мнение.

–?Я бы очень вам рекомендовала, – назидательно внушала она ребятам, – поднапрячься и поступить в этом году. Хоть и не получилось пока репетиторов нанять, думаю, сумеем мы с отцом выйти из этой ситуации. За несколько месяцев до поступления обязательно найдем вам учителей, чтобы как следует подготовились. Отец с деньгами вернется, оплатит. А пока учитесь на курсах. Они тоже много дают.

–?Да все понятно, ма! – отмахивались сыновья.

–?Не перебивайте мать! Дослушайте! Вы видите, как отца армия покалечила? А он, между прочим, зрелым человеком туда пошел. А вы, если не поступите, через год отправитесь служить. Хотите?

–?Мам, у папы так вопрос не стоит: хотите – не хотите! Пойдете! И все! И дедушка ему вторит.

–?Пойти можно сейчас, а можно через пять лет. Есть разница?

–?Ну, есть, конечно!

–?А потом, кто знает, сколько воды за это время утечет. Может, поменяется что. Короче, дело за вами. Как сейчас себя организуете, как станете заниматься, таков и результат будет. Я лично – только за учебу. И вообще против армии.

–?Мам, ладно, успокойся! Мы всё понимаем! Мы учимся.

–?Давайте, ребята! Выпускной класс остался. Поднажмите.

Ребята и правда взялись за ум, занимались, вечера проводили в основном дома, за редким исключением, мать не волновали.

Отец звонил периодически. Мобильный взял с собой, но звонками семью не баловал. Раз в семь-десять дней позвонит: все нормально, служу без особых проблем, жив-здоров, скучаю... Последнее слово обычно комкал, то шептал, то проглатывал... Ему всегда слова любви трудно давались. Он и не произносил их почти. Разве что лет двадцать назад...

Ого! Неужели двадцать лет прошло, как они вместе? Вот это да! Даша порылась в памяти...

Многое стерлось за эти годы... Но тот день, когда они договаривались встретиться на Воробьевых горах... тот день она помнила отлично. Так-так-так... А сегодня какое число? Начало октября. Значит, буквально через несколько дней назначена их встреча... Надо же, двадцать лет! Когда-то эта цифра казалась немыслимой. А они вот – уже пролетели!

Понятное дело, муж не приедет. Она, наверное, пойдет. За них обоих. Как и договаривались, с шести до девяти вечера. И хотя темнеет уже рано, ничего страшного. Освещение там есть. Лавочек полно. Посидит, повспоминает свои счастливые времена. Немного у нее счастья было в жизни. Немного... А самый счастливый день – семнадцатилетие... Она опять достала ту незабвенную фотографию, долго смотрела на нее. Потом подумала: а почему бы не оформить ее в рамку и не поставить перед глазами? Пусть всегда радует душу. Пусть энергетика счастья лучится из нее, пусть она постоянно напоминает о том, что такое прекрасное состояние – не иллюзия, не утопия, не пустая мечта. Что такое бывает. Да что там бывает?! Такое было в ее собственной жизни!

День выдался по-осеннему прохладный, ветреный. Хорошо хоть без дождя... Даша прошлась по смотровой площадке, посмотрела на город, готовый укутаться в сумерки... Красивый город Москва! Любимый город! Лучший город на свете! Хотя можно подумать, она другие видела. Не очень-то случалось ей путешествовать в жизни, немногие места она успела посмотреть. Но все равно ей казалось, что, сколько бы она ни ездила по миру, Москва осталась бы самым любимым местом на земле. Это как... как любовь к собственному ребенку. У него могут быть неровные зубки или ушки лопушком... Может быть далеко не ангельский характер... Возможно, он заикается или картавит... Но любимей этого человечка нет на всем белом свете! Вот так и Москва для Даши: да, пробки, да, огромное количество людей, да, не очень хорошие дороги, но... Какой же прекрасный город! Любимый город! Несмотря ни на что! До мурашек, до слез, до внезапного резкого сердцебиения!