В ожидании Романа - Душа Глафира. Страница 49

Игра для Ефима Наумовича стала теперь смыслом существования. В процессе игры он ощущал себя молодым, сильным, уверенным. Ни в одном другом жизненном процессе такого не наблюдалось. Наоборот, в житейских его делах нарастала неловкость, усиливались признаки надвигающейся старости и даже немощи, иной раз подводило здоровье... А у стола, с кием в руках, он был все тем же ловким игроком, уважаемым, вызывающим восхищение, интерес и заслуженное почтение. К нему стремились, но он держал людей на дистанции... Те, кто смог пробиться сквозь его замкнутость и кажущуюся холодность, часто просили дать уроки. Но Ефим Наумович учеников не брал. Только однажды.

Был будний день. Народу в клубе немного. Но Ефим чувствовал: ближе к ночи игра будет. Тем более что колокольчик звонил с утра. Он сидел в баре, пил чай, наблюдая рассеянным взором за происходящим в зале.

На первом столе разминались довольно сильные игроки. Но как-то несерьезно. Нетрезвые, что ли? Ну, да, видимо... Вон из бара их приятели слишком громогласно подбадривают. На втором – двое пожилых. Вечный спор у них: кто кого? Лет двадцать выясняют, кто сильнее. То один выигрывает, то другой. Они, наверное, вполне осознанно удерживают паритет, чтобы был интерес в жизни. Этакая игра в игре получается. А на дальнем столе – отец с сыном. Давно Ефим Наумович наблюдает за этой парой. Отец-то неплохо играет. Ну, как неплохо? Любитель. А сын, видно, запал на бильярд, глаза блестят, а не хватает ни познаний, ни навыков. Неплохой мальчишка.

Вот его Ефим взял. Раз в неделю, строго по времени Глеб – так звали пацана – приходил на урок. Сказать честно, Ефим не торопился поделиться своими сокровенными знаниями. Так, по мелочи. Сначала отрабатывали позу, потом постановку удара, потом немного теории, совсем немного, чтоб усвоилась. Затем снова отработка. Предположительно года на два программа обучения потянет. Долго? А нам торопиться некуда.

Теперь усилий в жизни приходилось делать больше. С одной стороны, это бодрило, с другой – сказывалось на здоровье. Все чаще ломило плечи, все больше уставали руки, все заметнее сутулилась спина.

Он вызвал из поликлиники массажистку. Анечка приходила через день. Занималась с ним не меньше часа. Потом они выпивали коньячку, закусывали красной икрой. Ну, и чай с конфетами. Это обязательно. Анечке было за сорок. Она была крупная, крепко сбитая, с умелыми руками и потухшим взором. Вечная погоня за деньгами, вечная борьба за выживание. Здесь, у Ефима Наумовича, ей удавалось расслабиться, немного отпустить внутреннюю пружину и даже побаловать себя деликатесами. Денег он давал много. Анечка заходила с улыбкой, с улыбкой беседовала с пациентом, с улыбкой покидала его гостеприимный дом. Однажды Ефим Наумович после коньяка, перед чаем, как-то смущаясь и без предисловий, попросил:

–?Анечка, так прилечь захотелось... Пойдемте со мной.

Она не поняла сначала, что от нее требуется. Уложить? Посидеть рядом?

Оказалось, не посидеть, а полежать. Отдохнуть-то неплохо, конечно. Полежать ей завсегда хотелось, но ее ждут другие пациенты. И потом, как лежать? Пациент – человек пожилой, можно сказать, очень даже пожилой. Что делать-то?

Но делать особенно ничего и не пришлось. Ефим Наумович просто гладил ее спину, перебирал волосы, дотрагивался до лица, и она позволила себе закрыть глаза, приобнять слегка его за плечо... И так лежали они недолго. Спокойно, умиротворенно. Он, казалось, задремал, но когда Анечка тихо сказала: «Пойду я, мне пора», – моментально открыл глаза и с недоумением произнес:

–?Как это «пора»? А чай?

Она рассмеялась:

–?Чай в следующий раз. Послезавтра.

–?Анечка, могу я вас попросить? Не могли бы вы так распределять свое время, чтобы не убегать? Я допускаю мысль, что вам это не очень интересно, но вдруг вы не откажетесь лишний часок побыть со мной? А?

–?Ефим Наумович! С вами очень интересно. Вы хоть и немногословны, но... вы же сами понимаете, людей передо мной проходит много, и мне есть с кем сравнить... Вы умный, глубокий человек. И если вы просите, то я перенесу визит к вам на более позднее время, чтобы потом уже не было клиентов.

–?Спасибо, Анечка! – И в ее руки легла, кроме положенной, еще одна бумажка.

Так Анечка стала бывать у Ефима Наумовича подолгу. К массажу и чаепитию прибавился отдых в спальне, который потихоньку превращался в своего рода сексуальные игры. Оказалось, что умелые руки и искренний порыв способны творить чудеса. А если принять во внимание и воспользоваться новейшими достижениями медицины, то даже удивительно, как такое возможно... Но возможно же!

Теперь у Анечки изменился взгляд. Она, утомленная и замученная жизнью с ненавистным мужем-алкоголиком и не очень-то благополучными сыновьями, вдруг ощутила себя желанной женщиной, которой говорят ласковые слова, которой делают подарки и которая может наконец-то за долгие-долгие годы позволить себе работать чуть меньше, а отдыхать чуть больше.

Ефим Наумович поймал себя на том, что стал игнорировать колокольчики. Особенно в дни Анечкиных посещений. А они, эти звоночки, недоумевали. Они звучали все чаще, а он прислушивался все реже. На уроки ходил. Но уроки они с Глебом назначали на дневное время. А вот вечера, иногда переходящие в ночь, он теперь уже жалел тратить на игру.

Анечка продолжала называть его на «вы». Относилась с огромным уважением и как медик не могла не волноваться за его здоровье, повторяя то и дело:

–?Ефим Наумович! Вы бы отказались от стимулирующих препаратов. Нельзя же так надрывать сердце!

–?Анечка, детка! Знаешь, сколько мне лет? А ты всего лишь вторая женщина в моей жизни. Неужели ты думаешь, что я откажусь от тебя?

–?И не надо отказываться. Я и так буду приходить!

–?Приходи! Приходи, милая! – говорил он, якобы соглашаясь, но не отказываясь от препаратов, обещающих сладостный восторг.

Однажды во время урока с Глебом услышал Ефим Наумович где-то в стороне разговор о себе. Говорил администратор зала с каким-то незнакомым мужчиной:

–?Не знаю, что и придумать. Если только с Однолюбом сыграть. Но он давно отошел. В последнее время что-то редко играет.

–?Так ты скажи ему, какие бабки на кону.

–?Да он на деньги-то не падкий.

–?Ну, давай, попробуй! Тебе же тоже обломится, как организатору.

–?Ой, не знаю... Не подступиться никак к Фиме.

За долгие годы в бильярдном клубе Ефима Наумовича называли по-разному. По молодости, когда еще приходил с дедом – Внучок. Потом Бухгалтер. Затем на какое-то время после возвращения из колонии к нему приклеилось прозвище Отелло. И последние годы – прочно и неизменно – Однолюб. Ну и Фима, естественно. Имен-то никто не отменял.

Администратор, дождавшись перерыва в уроке, подошел и изложил суть вопроса:

–?Ребята хотят чемпионат организовать внутриклубный.

–?И что?

–?Тебя просят выступить в показательных играх.

–?Что это значит?

–?Сеанс одновременной игры на нескольких столах.

–?Понятно. Какие условия?

–?Ты один против трех игроков. Победишь – весь банк твой. Ну, а если один или два проигрыша – тебе все равно что-то... Главное, самому не платить. Ты в любом случае не внакладе.

–?Когда играть?

–?Они скажут позже. Все зависит от твоего решения. Как только расписание составят. Наверное, через неделю—полторы.

–?Ладно. Мы с Глебом здесь ежедневно. Подойдешь тогда, скажешь.

В день игры колокольчик не звонил. Ефим Наумович не удивился. Он расстроился. Не удивился, потому что у звоночка свои законы, неведомые ни ему самому, ни кому-то другому. А расстроился, потому что дал согласие играть. Но раз слово дал – выполняй. Он же раньше никогда не играл по предварительной договоренности, а только по внутреннему желанию. А сегодня предстояло. «Ладно, плевать, в конце концов, я же ничего не теряю. А потом, там ребята, наверное, молодые, норовистые... Мне и не стыдно в моем возрасте уступить... Пора, видно, из большой-то игры уходить. Вон Глеба на путь поставлю, и на покой бы...» С такими мыслями, не слишком оптимистическими, не очень жизнеутверждающими и совершенно недопустимыми перед игрой, он собирался в клуб. Анечка придет завтра. Милая, милая Анечка! Как хорошо, что ты у меня есть. Пусть не постоянно, от случая к случаю, пусть всегда с ощущением недосказанности, недолюбленности, с привкусом расставания и прощания. Но есть... И если бы в нашей с тобой истории был только один эпизод – тот, самый первый, – когда мы просто лежали рядом, я гладил тебя по спине, а ты обняла меня за плечо... только один эпизод... я был бы тебе бесконечно благодарен и ощущал бы себя счастливым. А то, что сейчас происходит между нами, это предел моей мечты! Спасибо, что ты есть!