В ожидании Романа - Душа Глафира. Страница 59

–?Ладно. Оксан... Я перезвоню тебе позже.

Но Оксане сделалось плохо уже после этой информации. Кровь прилила к голове, дыхание сбилось... Как будто ей стало не хватать воздуха. Левая часть тела онемела, притом что сердце колотилось с утроенной силой...

Она физически ощутила боль ревности. Впервые в жизни вот так явственно тело ее среагировало на предательство любимого. Зачем ей знать? Зачем ей нужна эта боль? Что теперь делать? Бросить его, негодяя такого? Отхлестать по щекам, крикнуть, что он предатель, изменник, урод, и расстаться с ним навсегда? Или делать вид, будто ничего не произошло, и спокойно жить дальше?

Она перезвонила подруге, той, которая в ресторане, и попросила:

–?Слушай, спасибо. Считай задачу выполненной. Больше не следи за ними. Отдыхай!

–?Оксанка, они уже вышли из ресторана и сели в его машину...

–?Не надо! Не надо мне больше ничего говорить! Пожалуйста... – И со слезами положила трубку.

Когда через какое-то время он позвонил, Оксана никак не могла понять, кто это говорит, откуда, зачем.

После разговора с подругой она напилась каких-то таблеток успокоительных, задремала, и звонок вырвал ее из тяжелого полусна. Она сначала пыталась вглядеться в циферблат часов, выяснить, который час, вечер ли, утро...

Гена говорил спокойным, нормальным голосом:

–?Привет, Котенок! Как дела?

–?Что? Кто?

–?Оксан, это я, Гена! Ты узнаешь меня?

–?А?

–?Оксана! Что с тобой?

Но вместо ответа она положила трубку и тут же опять провалилась в свой спасительный сон.

Гена заволновался. Звонил еще и еще. Трубку брала мама Оксаны, говорила, что дочка не очень хорошо себя чувствует, напилась лекарств, легла спать пораньше... Ничего себе раньше: половина двенадцатого уже.

–?Ах, да, извините! Я завтра перезвоню. Передайте ей утром, пожалуйста, что я звонил!

–?Хорошо, хорошо, Гена! Спокойной ночи!

Утром Оксана проснулась с твердым намерением прекратить отношения.

Как можно начинать с обмана? Зачем тогда признания в любви, в верности? Зачем восторженные взоры, томление в ожидании встречи, страстные объятия? Если цена всему – грош? Она его, этого Гену, и не заметила сначала, и внимания на него не обратила. Это же он проявил инициативу: ухаживал, звонил, приглашал постоянно куда-то – то на выставки, то в кино, провожал... Это же он фактически влюбил Оксану в себя. А теперь выясняется, что все это – ложь?! Хорошо хоть, выяснилось сейчас, пока она еще не связала с ним свою жизнь, пока не забеременела от него...

Оксана перестала отвечать на звонки, а если и брала трубку, то только для того, чтобы ее положить. Гена сходил с ума. Он же не догадывался о том, что она знает о его свидании с Зиной. Когда он наконец подкараулил ее около дома, то поразился тусклостью ее взора, синевой под глазами, бледностью лица и сухостью губ.

Она поднималась по лестнице, опустив голову, и, когда наткнулась на него, смогла сказать только:

–?О, Господи!

Он, ошеломленный, схватил ее за плечи, прижал к себе:

–?Оксана, милая! Что с тобой? Что происходит?

Она холодно отстранилась и сквозь слезы произнесла:

–?Происходит страшное... Вернее, уже произошло: меня предал любимый!

–?Кто? Как предал? Ты о ком?

–?Я о тебе.

–?Как это предал? Когда? Оксана, объясни все толком!

–?Гена! – Она устало вздохнула. – Что я могу тебе объяснить про тебя самого? Ты хочешь, чтобы я рассказала, как ты встречаешься с Зиной? Даришь ей цветы? Ужинаешь с ней в ресторане? Или как ты одновременно с этим объясняешься мне в любви? Говоришь о нашем будущем? Разве я могу такое объяснить? Разве способна понять?

–?О, Боже! – Гена схватился за голову. Он сразу все понял: и замысел Зины, и ее корысть, и подлую игру, затеянную ею. – Оксана, можно мы поднимемся к тебе и поговорим? Пожалуйста, я очень тебя прошу! Если ты даже после разговора останешься при своем мнении, пусть! Главное – я должен прояснить ситуацию. Я сам только сейчас ее понял.

Они поднялись к Оксане. Она провела его в гостиную, предложила сесть на диван. Сама села в кресло, поджав ноги и прижав к себе любимого кота по кличке Барон. Барон всегда успокаивал Оксану. Он был ее спасением, лекарством, панацеей. Ей даже казалось порой, что без этого создания жизнь у нее сложилась бы по-другому. Слезы быстро высохли, и она произнесла почти спокойно:

–?Говори!

Он объяснил, что Зина пообещала после этого прощального свидания оставить Гену в покое. Он поверил, так как устал от ее назойливости, навязчивости и давления. Ему казалось, вот наконец-то Зина одумалась, приняла серьезное решение, и теперь они мирно закончат отношения и разойдутся. Но, видимо, такое представление совсем не соответствовало Зининому бойцовскому характеру и данная уловка являлась лишь очередным звеном в цепи продуманных мероприятий по «приручению» и «удержанию около себя» вожделенного мужчины.

Оксана слушала, веря и не веря. С одной стороны, вполне возможна подобная ситуация: женщины еще и не такое выдумывают в борьбе за мужчину. С другой стороны, она прекрасно понимала: парни ради своего оправдания способны придумать Бог знает что, лишь бы выйти сухими из воды. Она смотрела на Гену одновременно и с сомнением, и с надеждой, гладила Барона, который урчал под ее ладонью, жмуря глаза, и... оттаивала.

Гена заметил, как расслабляются ее губы, как медленно расправляется складка между бровями, как теплеют глаза...

–?Оксаночка, ну, что мне сделать, чтобы ты поверила? Ты пойми: мне легче было согласиться на этот вечер с условием расставания, чем отбиваться от нее долгие месяцы. Ну, не хочет понимать человек объяснений!

–?Значит, плохо объяснял.

–?То есть как «плохо»? Я ей говорил, что наши отношения себя изжили, что я полюбил другую девушку... тебя... что расставание неизбежно. Как еще объяснять?

Оксана молчала. Генина искренность и желание примирения были очевидны, и она не сдержалась и улыбнулась. Эта ее улыбка стала для него сигналом к активным действиям. Он так стремительно бросился к Оксаниным ногам, обхватил ее колени, что внезапно потревоженный Барон стрелой метнулся прочь из хозяйкиных рук и, толком ничего не поняв, тряся головой, обиженный и испуганный, отправился на кухню.

...Когда Оксанина мама вошла в квартиру, то ее взору открылась удивительная картина: Оксана с Геной, обнявшись, спали на ковре, а сверху лежал Барон, растянувшись поперек их тел...

Вскоре они поженились. Зина вроде бы больше не донимала Гену, хотя лично я не очень-то в это верила. Мне казалось, что либо она временно затаилась, либо – и это было бы для меня крайне неприятно – они тайком встречаются. Хотя спустя год примерно я случайно встретила ее на улице. Беременную. Она оживленно меня приветствовала, покрутила обручальным кольцом перед моими глазами, сказала, что очень удачно вышла замуж, что собирается в декрет и что абсолютно счастлива и в своем замужестве, и в своем интересном положении.

Я порадовалась за нее, пожелала здоровья ей и малышу и уже собралась было прощаться, как она спросила:

–?А Гена как?

–?Тоже хорошо. Спасибо.

–?Живет с Оксаной-то?

–?Они поженились. Разве ты не знала?

–?Знала, конечно. Но жить по-разному можно. Кто-то радуется, кто-то мучается.

–?Нормально живут. Дружно, – спокойно ответила я.

–?Ну и хорошо, – казалось бы, искренне отреагировала она.

Не очень-то я поверила в Зинину искренность. Хотя кто знает? Может, замужество изменило ее.

Гене я ничего не сказала про эту встречу. Зачем? К чему бередить прошлое? Тем более, кто его знает, может, он чувствует вину перед ней, может, не забыл ее... А вдруг ревность проснется к другому мужчине...

Никогда я с ним больше Зинину тему не поднимала. Наоборот, все время нахваливала Оксану, причем от чистого сердца.

Так... Про что я говорила? Про сына и невестку – это лирическое отступление... Ах, да, про Сашу, про молодого моего неудавшегося любовника. Вернее, не так. Как любовник он скорее всего удался, но ни о каком продолжении, ни о каком развитии отношений с ним я и мысли не допускала. А он, видимо, совсем иначе оценил нашу с ним встречу. Звонил, приглашал на новые свидания. Я поняла, что нельзя поддерживать в нем иллюзии, это попросту нечестно... Но и сказать в открытую: «Ты мне не понравился» – тоже не считала возможным. И вот, когда он уже назначал время встречи, я тихо-тихо, со вздохом, чуть ли не всхлипывая в трубку, призналась ему: