Крысоlоvе - Пунш Ева. Страница 30

XX

В качестве эпиграфа:

Замка не взломав,
Ковра не закапав —
В богатых домах,
Что первое? запах.
Предельный, как вкус,
Нещадный, как тора,
Бесстыдный, как флюс
На роже актера.
Вся плоть вещества, —
(Счета в переплете
Шагреневом!) вся
Вещественность плоти.

Марина Цветаева. Крысолов

До больницы в такси ехали молча, она не проронила ни слова, не охала, не выпытывала подробностей, удовлетворившись его словами про автомобильную аварию.

У Сергея они застали и майора Коломейчука. Майор пришел сообщить, что дело закрыто, бубнил что-то невнятное, насколько Виктор понял – все решили списать на Макса. «Мертвые сраму не имут» – Максиму уже все равно, а милиции так и проще.

Нашлись даже какие-то свидетели, подтвердившие, что видели у него прежде пистолет, правда, вот марку его никто точно назвать не мог. Выдавив эту информацию, Коломейчук пообещал Сергею мелкие неприятности в связи с тем, что автомобиль, попавший в аварию, все же принадлежал ему, хоть за рулем и находился другой человек, после чего пожелал скорейшего выздоровления и откланялся.

Сергей им рад не был. Он будто почувствовал, что Виктор и Ася не просто приехали вместе – навестить его, а что они вообще теперь – вместе.

Поглядывал на них искоса – и будто даже принюхивался.

Перед тем как начать разговор Виктор вдруг с ужасом вспомнил, что сообщил ей только о Сергее, но про Николая и Макса ей необходимо было рассказать.

«А вдруг она заплачет?» – и непонятно было, что его больше тревожит – ее горе или собственная ревность к ее покойникам.

Нет, она не заплакала. Выслушала Сергея молча, взяла у него из рук сигарету, сделала пару коротких быстрых затяжек – вернула.

– Вот так-то, девочка! Все твои бывшие того, фьюить! Оставили тебя.

Она передернула плечами. Тихо, но твердо сказала:

– Сереж, не надо так.

Вынула из сумки три апельсина, положила на тумбочку. Дома Виктор и не заметил, когда она успела их прихватить. Любая еда из ее рук появлялась совершенно неожиданно и безо всяких хлопот.

– Витя, выйди-ка! – попросил вдруг Сергей.

Виктор вышел за дверь, решив, что Сергей хочет побеседовать с Асей без него, но он почему-то вышел вслед.

– Это я с тобой хочу поговорить,– объяснил.– С ней уже не о чем.

– Ну?

– Да что «ну»?! Я и так вижу, ты с ней спал. Ты, дружок, поберегись. Вряд ли она тебе по зубам.

– Я ее есть не собираюсь,– огрызнулся Виктор. Разговор был ему неприятен. Если Сергей сейчас снова начнет говорить про Асю гадости, то по зубам скорее всего достанется ему.

– Она изменилась. Очень. Я просто вижу, что это уже не моя женщина,– объяснил Сергей.– Ты что, сам не замечаешь, она на тебя становится похожа, как щенок у хороших хозяев. Спокойная такая, тихая, молчит. Мне аж страшно.

– Утомил ты со своей мистикой,– ответил Виктор, хотя, конечно, ему приятно слышать, что Ася с ним другая, не такая как прежде, не такая, как была с Сергеем или еще с кем-то.

– Но ты понимаешь, что ее там видели?!

– Да, понимаю. Тебя там тоже, кстати, видели, и ты один из всех остался жив.

– Ты тоже. Пока.

– Это в каком смысле – «пока»?!

– В буквальном. Пока-пока. Разговор окончен.

Сергей вернулся к себе в палату, где его ждала Ася. Но она выскочила оттуда моментально, посмотрела Виктору прямо в глаза, сказала опять с той же интонацией, что и утром:

– Поехали!

– Тебя там видели,– сказал ей Виктор в машине.

– Я знаю,– ответила она.

– Ты там была?

– Да, конечно, ты же сам говоришь, что меня там видели.

Они подъехали к ее дому. Она вышла и молча отправилась к двери. Виктор плелся за ней, не зная сам – зачем, но повернуться и уйти – он не мог.

Поднялись в квартиру, и вот только тут – в своем доме – Ася вдруг расплакалась, даже не расплакалась, а разревелась. Слезы ливнем хлынули.

– Все умерли, все умерли, все умерли...– твердила она. А маленькая андалузская собачка, запрыгнув к ней на колени – слизывала слезы.

Виктор себя чувствовал лишним, совсем лишним, но и уйти он не мог.

Он переминался с ноги на ногу в прихожей и ждал, когда закончится этот ливень.

Потом она обернулась к нему и тихо сказала:

– Останься, пожалуйста! – и добавила виновато.– Я больше так не буду.

И он остался.

– Но все-таки, тебя видели там.– Продолжить этот разговор он решился только на следующий день, и только после завтрака.

Его удивляло, что она сама не заговаривает о погибших.

– Да, у меня там дом, я там часто бываю.

– Дача? – переспросил Виктор.

– Ну почему же дача, я говорю – дом. Обычная такая деревенская изба. Я тебя отвезу туда, потом.

Само словечко «потом» – зацепило Виктора, ему хотелось думать и верить, что у них много еще будет этого «потом», тем не менее – тяжелый разговор стоило довести до конца. Выяснить сейчас все и сразу.

– И что ты там делала?

– Гуляла с Цахесом,– кратко ответила Ася.

– Просто гуляла?

– Виктор, ты хочешь узнать, виновата ли я в смерти Николая и Макса?

– Ты не виновата,– быстро перебил он ее.

– Виновата,– она смотрела ему в глаза.– Я желала им смерти, потому что они бросили меня. Но я не убивала их. Если они сами ушли от меня – то для меня они уже умерли. Они дали мне все, что могли, а потом бросили. И взяли, что могли.

– Но Сергей говорил...

Ася не дала ему закончить фразу.

– Что говорил Сергей – я могу представить. Роковая женщина, инфернальная шлюха, меняет мужчин как перчатки, спокойно пройдет по трупам и не оглянется. Ревнивая, мстительная, злобная, взбаломошная.

– Это не так...– Виктор и сам не понял своей интонации, что-то полувопросительное, скорее, чем утверждение, но ему хотелось, чтобы Ася сама ему сказала, что нет, это не так, что Сергей придумывает, наговаривает, очерняет. Если Ася это скажет сама – ей он поверит, он вообще всему поверит, что она скажет.

– Нет, это не так. Я скорее теряю мужчин, как перчатки. Они все бросили меня,– тут Виктор понял, что она сейчас опять расплачется, растечется весенним ливнем, бросился к ней, обнял, начал утешать, умывать, убаюкивать и слушать, слушать, слушать – ее сбивчивую историю – историю маленькой детдомовской девочки, которую все бросили и никто не любит.

**/**/2008 lina write:

вместо живота – впадина, а под ним вообще – пропасть, щель, бесформенная дыра без краев.

ты таешь от мужских прикосновений – и это не метафора. таешь, растекаешься, становишься податливой на краткий миг, когда тебя можно начинать лепить. если упустить этот миг, совсем растечешься, как прошлогодний снег, как вчерашнее мороженое.

для тебя любовь – означает единственное желание – полностью раствориться и исчезнуть.

не владеть, не обладать, не созидать, не созерцать.

чтобы просто тебя не стало.

любовь для тебя крайне разрушительное чувство.

не дает ничего. так ведь и не берет.

не брать и не отдавать.

ты хочешь только, чтобы тебя не стало. ты охотно принимаешь всё – любую позу и любую форму. без метафор.

никакие человеческие отношения с объектом любви невозможны.

русалочка превращается в морскую пену,

снегурочка растекается грязной лужицей.