Мой милый шпион - Борн Джоанна. Страница 18

– Со мной она в безопасности, – заявил Себастьян.

– Очень на тебя надеюсь. Но все-таки ей не следует забывать про пистолет.

Себастьян продолжал изучать книги. Они были на французском, немецком и итальянском языках. И как оказалось, повествовали о чьих-то путешествиях по Греции, Аравии и Македонии – пешком, на верблюдах или ослах. Но никаких бухгалтерских книг. Никаких расчетов и кодов. Не было даже пометок на страницах. И конечно же, никаких секретов.

Он стал снимать книги со следующей полки. Проводил пальцем по корешкам и мысленно говорил: «Ну, расскажите мне о Джесс…» И книги рассказывали. Рассказывали то, что могли рассказать.

Утром, когда он уходил, она была бледная и потерянная. Держалась из последних сил. И эта ее смелость, ее отвага привлекали его в ней не меньше, чем красота.

А затем ему вспомнился один эпизод. Когда он приложил ладонь к ее щеке, она взглянула на него так, что не оставалось ни малейших сомнений: он мог бы без труда соблазнить ее в тот момент, если бы только захотел.

Но при всей своей красоте, при всех своих достоинствах она могла быть соучастницей мерзких делишек своего отца.

Вспомнив об этом, он вышел из комнаты. А мог бы уложить ее в постель.

Да, трогать эту женщину крайне неразумно. Он прекрасно это понимал, однако ничего не мог с собой поделать – его все сильнее к ней влекло.

А вот «Путешествие через Крым в Константинополь». Даже не полистав книгу, Себастьян отправил ее обратно на полку. Теперь – перевод Попа «Одиссеи». Единственная поэтическая книжка во всем книжном шкафу. Четкая надпись на фронтисписе гласила: «Найди время прочитать это, пока меня не будет. Нед». Страницы были не разрезаны. Она хранила книгу, но ни разу не раскрыла ее.

Кто этот Нед? Нужно узнать.

– Я хочу выдворить эту женщину из своего дома.

Эйдриан пожал плечами:

– А я хочу надежную почтовую связь с Санкт-Петербургом в зимнее время. Так что придется нам обоим испытать разочарование.

– Если девчонка тебе небезразлична, ты заберешь ее из моего дома. Может, я собрал не все доказательства, но кое-что я все-таки представил. И этого вполне достаточно, чтобы ее отца осудили. Когда же его повесят, она обязательно узнает, что я к тому причастен. Ее будет воротить от одной мысли о том, что сидела со мной за одним столом.

«Что мои руки к ней прикасались».

– Если Джосайю повесят, Джесс этого не перенесет. Я намерен сделать все, чтобы такого не случилось. – Эйдриан выдвинул очередной ящик и тут же его задвинул. – Опять ничего. Совершенно пустой. Что ж, проверим следующий…

Из самого нижнего ящика Эйдриан вытащил лакированную шкатулку с письмами. Вынув сразу всю пачку, он быстро, но внимательно просмотрел конверты.

Даже со своего места Себастьян видел, что это была частная переписка, причем довольно старая.

– Вряд ли она станет хранить государственные секреты, перевязанные голубой ленточкой.

– Очень верное замечание. – Эйдриан ухмыльнулся. – Теперь я всегда буду брать тебя с собой, когда возникнет нужда производить обыск в ее спальне. – Он уселся на стул и принялся читать первое послание.

– Тогда зачем читаешь ее письма? – проворчал Себастьян.

– Неизлечимое любопытство. Не мешай, дай сосредоточиться.

Себастьяну оставалось лишь продолжить поиски. Последняя полка. Но по-прежнему никаких секретных бумаг, похищенных из военного ведомства.

На подставке рядом с книжным шкафом стояла проволочная клетка с блюдечком, а рядом с водой – подстилка. Однако клетка была пуста. Вероятно, Джесс держала в ней какого-то маленького зверька. Ведь глупо держать в клетке собаку или кошку…

Над клеткой висела небольшая картина, довольно старая. На ней была изображена девушка в саду. Ее рука покоилась на изогнутой шее единорога, а у ног лежала белая собака. На ветках вокруг прыгали яркие, как драгоценные камни, птицы. А по плечам девушки струились золотистой рекой распущенные волосы.

– Я не знал, что ее вывезли из Франции, – пробормотал Себастьян.

– Вывезли?..

– Я видел копии. А это – оригинал. – Осторожно взявшись за края рамы, Себастьян перевернул полотно, чтобы изучить обратную сторону. – Да, все верно. Это тринадцатый век. Из Арля. Уитби невероятно богаты, раз повесили нечто подобное в девичьей спальне. А другая, та, что рядом с тобой, – Бартоломео Венето. Продав эти две картины, мы с тобой могли бы до самой смерти жить безбедно.

– Что ж, действуй, приятель. – Эйдриан принялся читать второе письмо.

Себастьян приблизился к изящному комоду красного дерева. Выдвинув нижний ящик, он узнал, что Джесс отдавала предпочтение нижнему белью из тонкого батиста – шелковистому и теплому на ощупь. Ее сорочки были украшены яркими фривольными лентами и дорогим кружевом. Но с ее сорочками он уже имел возможность ознакомиться, не так ли? А вот похищенные документы или гроссбухи она явно не держала среди нижнего белья.

На комоде, рядом со свечой, стояла шкатулка с драгоценностями. Шкатулка из акации, отделанная слоновой костью, уже сама по себе являлась произведением искусства. Себастьян перенес вещицу на кровать. Взглянув на друга, пробормотал:

– Почему она не запирает свои драгоценности?

– Чтобы избавить нас от труда подбирать отмычки.

В своей спальне Джесс ничего не запирала. Если вор заберется сюда, то его уже не остановят никакие запоры.

Себастьян открыл шкатулку. Десятки колец и ожерелий покоились в маленьких, отделанных голубым бархатом отделениях. Камни чистой воды и ярких тонов были оправлены в золото. Джесс любила броские украшения с ярким блеском. В отдельном лотке хранились серьги и браслеты. Старина и экзотика. Балтийский янтарь в русском стиле, персидская бирюза, старинная турецкая эмаль, браслет из мелких цитринов в виде кабошонов. Все это богатство красок должно было подчеркивать золотисто-пастельную красоту Джесс. Самым великолепным украшением являлся голубой звездный сапфир в пятнадцать каратов. Все остальное – прекрасные драгоценности, но в целом – ничего примечательного. Примерно такие же он каждый год продавал сотнями.

Себастьян приподнял еще один лоток и внизу, на самом дне шкатулки, обнаружил настоящее чудо.

В черном бархатном гнезде сияли дюжины бледных лун нежного золотисто-розового цвета. Жемчужины цвета зари. Персидский жемчуг. Самая крупная была величиной с ноготь большого пальца. Он положил жемчужины на ладонь. Они казались почти невесомыми. Нужно хорошо разбираться в жемчуге, чтобы понять, сколь удивительным было это ожерелье. Его следовало бы держать в сейфе, за семью замками.

– Что-то еще интересное? – спросил Эйдриан, не поднимая головы.

– Это просто чудо, а не жемчуг. За него можно было бы купить весь Йоркшир.

Себастьян вернул жемчужины на место. Кроме восхитительного ожерелья, тут лежала обычная бурая раковина, а также – букетик засохших маргариток. И то и другое было завернуто для сохранности в белый шелк.

«Вероятно, что-то личное. Тайна ее сердца. Мне должно быть неловко, что подглядел».

– Зачем мне твой Йоркшир? – Эйдриан сложил письма вместе и, перевязав голубой ленточкой, добавил: – Боже, я никогда не был по-настоящему молодым, но рад, что Джесс была.

– Кажется, ты неправильно их перевязал, – заметил Себастьян.

– Я сделал это специально, чтобы она поняла: здесь кто-то побывал. – Эйдриан аккуратно сложил письма в коробку и закрыл крышкой. – Не слишком блестящий корреспондент, этот молодой Нед, но вряд ли она это замечала.

«То же самое имя написано на "Одиссее"», – вспомнил Себастьян. Помолчав, спросил:

– Кто он, этот Нед?

Эйдриан встал и прошелся по комнате. У камина остановился и проговорил:

– Это Эдвард Харрингтон, третий сын лорда Харрингтона. Нед. Ей тогда было пятнадцать. Умный, милый, немного тщеславный, он был безумно влюблен в нее.

– Неужели безумно?

– Думаю, что так. И Джесс в него – тоже. На соломе в хлеву она отдала этому мальчику свою девственность. – Эйдриан поправил каминный экран. – Знаешь, у него было лицо юного Аполлона.