Пленница былой любви - Махмуди Бетти. Страница 17

На следующий день Реза все же не приехал за нами. Было уже десять вечера, и я попросила Муди, чтобы он позволил мне позвонить. Он стоял возле меня, когда я набирала номер.

– Мы ждем тебя, – обратилась я к Резе, – когда ты приедешь?

– Ой, мы были очень заняты. Приедем завтра.

Та'ароф.

– Я не могу ждать до утра. Не могли бы вы приехать еще сегодня?

Реза наконец понял, что его обещание принималось всерьез.

– Хорошо, приедем.

Когда он появился в дверях, я была уже готова к выходу, но он пытался тянуть время. Переодевшись в пижаму, он выпил чай, съел фрукты и завел долгую беседу с Амми Бозорг. Прощальный ритуал с поцелуями, объятиями и разговорами продолжался целый час.

Было уже далеко за полночь, когда мы покинули дом. Спустя несколько минут мы подъехали к двухэтажному дому в боковой улочке, хозяевами которого были Реза и его брат Маммаль. Реза с Эссей, трехлетней Мариам и четырехмесячным Мехди жили на первом этаже. Маммаль, его жена Насерин и сын Амир занимали второй этаж.

Когда мы приехали, Эссей поспешно наводила порядок. Я поняла, почему Реза так тянул время. Они не ожидали гостей, основываясь на принципе та'ароф. Несмотря на это, Эссей встретила нас доброжелательно.

Было так поздно, что я сразу же пошла в спальню и переоделась в ночную рубашку. Деньги и записную книжку с адресами я спрятала под матрас. Уложив Махтаб спать, я стала внедрять в жизнь очередной пункт своего плана.

Пригласив Муди в спальню, я нежно коснулась его плеча.

– Я люблю тебя и благодарна, что ты перевез нас сюда.

Он деликатно обнял меня, ожидая дальнейших признаний. Я прижалась к нему и открыла лицо для поцелуя.

В последующие минуты я делала все, что только было в моих силах, чтобы меня не вытошнило, но все-таки мне как-то удалось симулировать наслаждение. «Я ненавижу его, ненавижу, ненавижу», – повторяла я про себя на протяжении всего этого омерзительного акта.

Но, когда все закончилось, я прошептала:

– Люблю тебя.

Та'ароф!!!

На следующее утро Муди встал пораньше, чтобы принять душ в соответствии с мусульманским законом, предписывающим перед молитвой смыть с себя нечистоту полового сношения. Шум льющейся воды был для Резы, Эссей, Маммаля и Насерин сигналом, что между нами все хорошо. Это, разумеется, было далеко от правды. Сожительство с Муди я расценивала только как одно из многих отвратительных испытаний, которые мне придется пережить на пути к свободе.

В первое утро нашего пребывания в доме Резы Махтаб играла с трехлетней Мариам. У девочки было огромное количество игрушек, присланных ей проживающими в Англии родственниками. Во дворе за домом у нее были даже качели.

Двор представлял собой островок частной собственности в самом центре многолюдного, шумного города. Дом был окружен трехметровой кирпичной стеной. Во дворе росли кедр, гранатовое дерево и несколько кустов роз. По стене вился виноград.

Сам дом был расположен в квартале, застроенном типовыми мрачными зданиями, связанными общими стенами. Все дома были с одинаковыми дворами. За дворами поднимался следующий ряд таких же домов.

Эссей была значительно лучшей хозяйкой, чем Амми Бозорг, но только в сравнении с последней. Хотя весь вчерашний вечер она убиралась, ее дом не был образцом чистоты. Вокруг копошились тараканы. Надевая обувь перед выходом из дома, приходилось вытряхивать из нее насекомых. Везде царил беспорядок, а в довершение стоял запах мочи, потому что Эссей укладывала маленького Мехди без пеленок прямо на ковер. Она быстро убирала за ним, но моча впитывалась в персидские ковры еще быстрее.

Возможно, этот запах был настолько неприятен Муди (хотя он не признавался в этом), что в то первое утро он взял Мариам, Махтаб и меня на прогулку в ближайший парк. Муди был встревожен и явно нервничал, когда мы вышли на узкий тротуар, отделяющий дом от улицы. Он оглядывался вокруг, желая убедиться, что никто за нами не наблюдает.

Я старалась не обращать на него внимания.

Стоял ясный, солнечный день. Сентябрь подходил к концу. В воздухе пахло осенью. Парк оказался приятным местом отдыха. Он занимал обширную территорию, заросшую травой, с прекрасными клумбами цветов и хорошо ухоженными деревьями. Здесь было несколько декоративных фонтанов, но, к сожалению, они не действовали. Электроэнергии не хватало для квартир, и власти не могли расходовать ее на подачу неиспользуемой воды.

Махтаб и Мариам весело качались на качелях, спускались с горки. Но это продолжалось недолго, потому что Муди нетерпеливо заявил, что мы должны возвращаться домой.

– Почему? – спросила я. – Здесь гораздо приятнее.

– Нужно идти, – сказал он бесцеремонно. Помня о своем плане, я спокойно согласилась.

Мне хотелось исключить самые незначительные конфликты.

Со временем я привыкла к атмосфере этого жилища и к шуму соседей. Целый день через открытые окна врывались голоса кочующих продавцов.

«Ашхали, ашхали, ашхали!» – кричал мусорщик, приближающийся со скрипящей тележкой. Хозяйки выбегали из домов и оставляли мусор на тротуаре. Иногда растянутые котами и крысами зловонные остатки он просто сметал во влажные водостоки, которые, видимо, никто никогда не чистил.

«Намаки!» – выкрикивал продавец соли, подталкивая тележку, на которой возвышалась горка мокрой слежавшейся соли. По его сигналу женщины выносили остатки сухого хлеба, который меняли на соль. Торговец, в свою очередь, продавал этот хлеб на корм скоту.

«Сабзи!» – на высокой ноте зазывал другой торговец, медленно продвигаясь на полугрузовой машине, предлагая шпинат, петрушку, базилик и прочую сезонную зелень, которую он взвешивал на весах. Иногда он объявлял о своем прибытии с помощью мегафона. Если он появлялся неожиданно, Эссей, прежде чем выбежать на улицу, поспешно надевала чадру.

Приход овчара оповещался испуганным блеянием бегущей отары из десяти—двенадцати овец, курдюки которых свисали, как коровье вымя.

Изредка приезжал на велосипеде мужчина в истрепанной одежде, который точил ножи.

Эссей объяснила мне, что все эти люди были очень бедными и жили, вероятно, в жалких мазанках.

Если на улице появлялись женщины, то это были преимущественно истощенные нищенки, которые звонили в дверь и просили немного еды или несколько риалов. Держа порванную чадру у самого лица так, что виден был только один глаз, они умоляли о помощи. Эссей всегда находила что-нибудь для них, но Насерин умела отказать даже в самой отчаянной просьбе.

В общей сложности это была странная мозаика отверженных людей – мужчин и женщин, борющихся за выживание.

Мы подружились с Эссей так, как могут сделать это люди, оказавшиеся в таких необычных условиях. По крайней мере, мы могли разговаривать друг с другом. Для меня было большим облегчением оказаться в доме, где все говорили по-английски. В отличие от Амми Бозорг, Эссей была благодарна, когда я предлагала свою помощь по хозяйству.

В доме у нее был беспорядок, но кухня – радовала глаз. Помогая ей готовить, я сразу же отметила, что холодильник был заполнен наилучшим образом: мясо и овощи, очищенные, порезанные, готовые к употреблению, были старательно упакованы в пластмассовые коробки. Эссей планировала меню на месяц вперед и вывешивала его на кухне. Блюда были продуманы и приготовлены в соответствии с требованиями гигиены. Много времени мы проводили за очисткой риса.

Как это было странно, что возможность выбрать насекомых из крупы пробуждала во мне такую энергию! На протяжении двух месяцев я поняла, как была избалована, как терзалась из-за каких-то пустяков. Здесь все было иначе. Я объяснила себе, что нельзя допустить, чтобы мелочи повседневной жизни одержали верх над важнейшими делами. Если в рисе были черви, следовало его перебрать. Если ребенок испачкал ковер, следует ковер почистить. Если муж пожелал раньше уйти из парка, следует пойти с ним.

Зухра привезла Амми Бозорг к нам в гости. У нее был для нас подарок – подушка, и это сразу же испортило Муди настроение. Он объяснил, что такой подарок вручается тому, кто уезжает. Намек был явным. Амми Бозорг не считала наше пребывание у Резы и Эссей временным. Она была оскорблена тем, что мы пренебрегли ее гостеприимством.