Пленница былой любви - Махмуди Бетти. Страница 65

– Прошу вас не делать этого.

– А может быть, поехать и привезти эти деньги? Я бы могла привезти деньги, необходимые для побега!

– Я не советую вам ехать. Отец ваш не пожелал бы вашего приезда, зная, что Махтаб останется в Иране.

Он был прав. Я знала, что если покину Иран без Махтаб хотя бы на пять минут, Муди уже навсегда разлучит нас. Хотя наша жизнь в Тегеране в последнее время стала сносной, в глубине души я не сомневалась, что Муди с удовольствием уберет меня из своей жизни. Он будет обольщать меня надеждой, заставит все продать, но получив от меня деньги, сразу же разведется со мной, найдет себе какую-нибудь местную женщину, которая будет воспитывать Махтаб.

Мой разговор с Амалем принял новый оборот.

– Нельзя ли ускорить побег, прежде чем Муди заставит меня поехать?

Амаль беспокойно ерзал на стуле. Он понимал, что вся эта ситуация слишком затянулась. Знал он также, что она стала для меня критической. Но он не был волшебником.

Он объяснил, что мне нужен иранский паспорт. Тот, который есть у нас сейчас и на основании которого мы выехали в Иран, был выписан на троих. Чтобы воспользоваться им, нам нужно было бы путешествовать всей семьей. Без Муди я не могу им воспользоваться. Не могу я также выехать и по американскому паспорту, который Муди где-то спрятал.

– Я не смогу быстро сделать для вас паспорт, – сказал он. – Обычно для этого требуется год. Даже если постараться ускорить процедуру, для этого необходимо шесть—восемь недель. Насколько мне известно, самый короткий период для получения паспорта – шесть недель. До того времени вас уже отсюда вывезут. Потерпите, пожалуйста.

В тот же день я разговаривала с Каролин. Отец перенес операцию. Папа продолжал жить! Сестра говорила, что на пути в операционную он рассказывал врачам и сестрам, что Бетти и Тобби приедут домой. Моя сестра была уверена, что именно надежда на встречу позволила ему выжить. Однако он был очень слаб, и врачи считали, что его жизнь висит на волоске.

Вечером появились Маммаль и Маджид. Они закрылись с Муди в его кабинете, обсуждая детали моего отъезда. Я была на кухне, когда туда вошла Махтаб. По выражению ее лица я поняла, что с ней происходит что-то неладное. Она не плакала, но смотрела на меня со смешанным чувством гнева и боли.

– Это правда, что ты хочешь уехать и оставить меня здесь?

– О чем ты говоришь?

– Папа сказал мне, что ты поедешь в Америку без меня!

Она разрыдалась.

Я подошла, чтобы обнять ее, но она отскочила от меня к самой двери.

– Ты обещала, что никогда не поедешь без меня, – плакала она. – А сейчас хочешь оставить меня.

– Что тебе сказал папа?

– Он сказал, что ты хочешь меня оставить и никогда уже ко мне не вернешься.

– Пойдем поговорим с папой об этом, – предложила я, взяв Махтаб за руку. Во мне все клокотало от гнева.

Я рванула дверь кабинета Муди, где трое мужчин сговаривались против меня.

– Почему ты сказал Махтаб, что я еду без нее в Америку? – закричала я.

В ответ он прокричал тоже:

– Я не вижу смысла скрывать это от нее. Она должна привыкнуть к этой мысли и может начинать это делать уже сейчас.

– Я не поеду без нее!

– Поедешь!

– Ни за что!

Так мы какое-то время кричали друг на друга. Ни один из нас не собирался уступать. Маммаль и Маджид демонстрировали безразличие ко всему происходящему. Их не волновало, как на это реагирует Махтаб.

В конце концов я выбежала из кабинета, и мы с Махтаб пошли наверх в мою спальню. Я крепко обняла ее и повторяла:

– Махтаб, я не уеду без тебя. Я никогда тебя не покину.

Она хотела верить мне, но в ее глазах таилось сомнение. Она знала, какую власть имел ее отец над нами обеими.

Я попыталась еще раз:

– Поверь мне, Махтаб: если папа не изменит своего решения перед отлетом, я заболею так сильно, что не смогу войти в самолет. Только ничего ему об этом не говори.

Я чувствовала, что она по-прежнему не верит мне, но я не осмелилась все-таки сказать ей об Амале. Нет, еще не время.

Она долго плакала, пока не заснула, прижавшись ко мне в ту бесконечно длинную ночь.

Муди отправился в паспортный стол и, проведя там целый день, вернулся возмущенный бесконечной очередью и тупостью бюрократов. Как и предполагал Амаль, он пришел ни с чем.

– Ты должна идти туда сама. Пойдешь завтра. И я пойду с тобой, – заявил муж.

– А как же Махтаб? – спросила я, лихорадочно ища какой-нибудь предлог. – Ты провел там целый день. Дома никого не будет, когда она вернется из школы.

Он задумался.

– Значит, поедешь одна, – наконец произнес он. – Я тебе объясню, а сам останусь дома и подожду Махтаб.

Вечером Муди заполнил паспортную анкету и написал заявление. Он рассказал мне, как добраться до паспортного стола, и назвал фамилию сотрудника, который должен ждать меня.

«Я должна туда идти, – решила я». Однако я была убеждена, что вернусь с пачкой анкет для заполнения и с многочисленными извинениями за задержку.

После изнурительного плутания по коридорам я увидела длинные очереди женщин и мужчин, пытавшихся справиться с невероятно трудной задачей получения разрешения на выезд из Ирана.

Наконец я нашла нужного мне человека. Он встретил меня приветливо, а потом повел меня через ряд комнат, пользуясь своим авторитетом и локтями.

Мы очутились в огромном зале. Какое-то время всматриваясь в толпу, он в конце концов увидел того, кого искал, – молодого иранца.

– Я знаю английский, – сказал молодой человек. – Здесь отдел для мужчин.

Это было понятно и без объяснений.

– Он хочет, чтобы вы подождали в этой очереди. Возможно, через час или два он вернется и решит ваш вопрос.

– А что это значит?

– Вам выдадут паспорт.

– Сегодня?

– Да. Здесь, в этой очереди.

Они оставили меня одну совершенно растерянной. Возможно ли это? Муди так долго ждал разрешения на ведение врачебной практики. Несмотря на хвастовство, ни он, ни его родственники не имели большого влияния на бюрократию в здравоохранении. Неужели мы с Амалем недооценили знакомства Муди в этой сфере? А может быть, это работа Маммаля? Или Маджида? Или Баба Наджи, у которого столь обширные связи в бизнесе? Я вспомнила, что Хия Хаким первым встретил нас в аэропорту, и именно он свободно обошел сотрудников таможенной службы.

Я все поняла и испугалась. В толпе галдевших иранцев я чувствовала себя безвольной, обнаженной, одинокой женщиной. Неужели Муди удастся этот сатанинский план?

Мне хотелось отсюда бежать. Но куда? Впереди были только улицы Тегерана. Посольство? Полиция? Амаль? Но там нигде не было Махтаб. Она дома, в руках врага.

Очередь двигалась невероятно быстро. Я часами ждала буханки хлеба, куска мяса или десятка яиц. Неужели получение паспорта не должно занять больше времени? Неужели сейчас я встретилась с исключительной оперативностью учреждения?

Подошла моя очередь. Я вручила хмурому чиновнику свои документы. Взамен он подал мне паспорт. Я смотрела на него точно в шоке, не зная, что делать дальше.

Был только первый час. Муди не мог знать, что я так быстро получу этот проклятый документ.

Надо немедленно действовать! Надо найти какой-то выход из этого тупика! Прежде всего я поймала такси и отправилась к Амалю.

Первый раз я пришла к нему без предупреждения. Его лицо выражало озабоченность и беспокойство. Он понял, что случилось что-то чрезвычайное.

– Я не могу поверить, – сказал он, рассматривая паспорт. – Это невероятно. У него такие связи, о которых я и мечтать не могу. У меня есть тоже свои лазейки, но мне еще ни разу не удавалось организовать что-либо подобное.

– Что же делать?

Амаль внимательно изучал паспорт.

– Здесь написано, что вы родились в Германии, – заметил он. – Откуда это взялось? Где вы родились?

– В Альмане, в штате Мичиган. Амаль задумался.

– Все ясно. Альман – по-персидски означает «Германия». Это очень хорошо для нас. Вы скажете Муди, что нужно вернуть паспорт для исправления ошибки. По этому паспорту вас не выпустят. Утром поезжайте в паспортный стол. Оставьте документ у них, а сами уйдите. Мужу скажете, что паспорт задержали. Думаю, выяснение займет какое-то время.