Счастье приходит в дождь - Домнинг Джоан. Страница 3
– Отлично. А ты?
– И я отлично, – его ответ прозвучал сухо и официально. Шейн попытался за бравадой скрыть глубину волнения, которое испытал, увидев Мэрл. – Как выгляжу, так и живу! – Он улыбнулся широко и белозубо. – Я, конечно, не знал, что здесь увижу, но никак не предполагал застать тебя за лепкой куличей из земли.
Она с удивлением взглянула на Шейна, ошеломленная внезапной встречей с ним, – любимым, обожаемым. Мэрл вспыхнула, глаза ее засияли. И тотчас она вспомнила, что на ней старые испачканные джинсы. И надо же было ему прийти, когда она выглядит не лучшим образом и одета по-домашнему. И ее гордость – ее платиновые волосы – стянуты на затылке. Она растерянно пробормотала:
– Я, наверное, выгляжу, как замарашка…
– Что ты! – Взгляд его ярко-синих лучащихся глаз медленно скользил по ее фигуре. Он снова посмотрел ей в лицо.
– Мэри, а ведь ты совсем не изменилась с той поры, когда мы были детьми.
– Было бы печально для меня, если бы я совсем не изменилась за эти годы. – Она внимательно смотрела на Шейна, отыскивая черты юноши, которого знала и любила. Он был по-прежнему стройным, хотя стал шире в плечах и телом поплотнее, и выглядел еще мужественнее и привлекательнее. Она с ужасом подумала, что он, как прежде, вызывает у нее неодолимое желание. Вот почему ее голос как-то по-особому зазвенел, когда она сказала:
– Я надеюсь, что хоть немного повзрослела за эти двадцать три года.
Он улыбнулся, будто почувствовал, что она снова оказалась под влиянием его чар:
– Тогда почему ты до сих пор играешь с куличами из глины?
Мэрл обрадовалась тому, что он переменил тему разговора.
– Посмотри туда, на склон. Боюсь, что верхушку холма скоро смоет вместе с моим домом. Я хочу покрыть это место пластиком, чтобы дождь совсем не размыл его. Но дело оказалось труднее, чем я предполагала.
Шейн стоял рядом с рулоном пленки, засунув руки в задние карманы джинсов. Взгляд его скользил вниз и вверх по холму.
– Если твой дом съедет вниз, прямо к путям, к самой электричке, представляешь, сколько ты сэкономишь времени на дорогу?
Это была не самая удачная шутка, но Мэрл поддержала ее. Она вскинула голову – во взгляде задор, пальцы рук под поясом джинсов.
– Во-первых, я редко пользуюсь этим убогим видом транспорта; во-вторых, электрички никогда не делают остановок вне расписания, поэтому я, с моим везением, скорее окажусь не около путей, а на них.
– Ты по-прежнему мгновенно превращаешься из тихой послушной девочки в озорницу. – Он рассмеялся, взлохматил волосы рукой. – Тебе помочь?
– Нет, не надо. Я, наверное, найму кого-нибудь. – Ей хотелось, чтобы он ушел поскорее, перестал ворошить прошлое.
– Ну что же, раз мне не чем другим заняться, я помогу тебе. – Шейн снял кожаную куртку, бросил ее на сиденье мотоцикла. Под курткой на нем была светло-голубая майка, она плотно, как перчатка, облегала его мускулистое тело. Обращала на себя внимание надпись большими черными буквами: «Жизнь – это болото!» В низком вырезе майки были видны жесткие черные вьющиеся волосы. «А когда ему было восемнадцать, у него на груди был скромный островок волос», – вспомнилось Мэрл. Она была очень недовольна собой, пыталась отогнать от себя воспоминания и внезапно возникшие по их поводу чувства.
Шейн поднял на плечи рулон пластика и стал взбираться по склону к тому месту, где был смыт большой кусок земли вместе с диким кустарником, травой и цветами.
– Ты держи этот конец, – сказал он Мэрл, когда она подошла к нему.
Мэрл ухватилась за конец пленки, присела на корточки. Ей было видно, как Шейн, разматывая пленку, дошел до самого конца промоины. Здесь он отрезал оставшуюся часть пленки. Когда он возвращался к ней, она заметила, что он хромает.
– Что у тебя с ногой? – участливо спросила она.
Его реакция на ее невинный вопрос была несколько обескураживающей. Все чувства были написаны у него на лице.
– Ничего нового. Прошу выражать восхищение по поводу моего честного выполнения долга во Вьетнаме. Я получил там осколок в бедро.
Ответ Шейна ранил ее, но вместе с тем она испытывала искреннее сочувствие.
– Прости меня, пожалуйста.
– Не проси прощения, это было так давно.
Они спускались рядом. Шейн был так близко, что Мэрл почувствовала лимонный запах его лосьона.
– Боль от раны была ничтожной по сравнению с моими переживаниями, когда я понял, что ты меня бросила. Это проклятое время, пережитое мною после возвращения из армии, мне никогда не забыть. – Он сказал это с болью, но тихим ровным голосом.
От удивления у нее поднялись брови. В карих глазах застыл вопрос.
– О чем ты говоришь?
– Я говорю, что когда уходил, я думал, что у нас любовь. Если бы я тогда знал, что это мне только казалось. Ты хотя бы написала письмо, что покидаешь меня.
Мэрл подпрыгнула от негодования, с яростью взглянула на него.
– Послушай, Шейн Хэллоран! Как ты умело перекраиваешь прошлое, чтобы показать себя в выгодном свете. Я не переставала тебе писать. Я писала, писала и писала, даже после того, как ты перестал отвечать на мои письма.
– Но я никогда не получал твоих писем! – сказал он резко, глаза его сверкали от гнева. – А когда я приехал в первый отпуск, я обнаружил, что тебя нет. Ты уехала.
Мэрл в сердцах сложила руки на груди.
– Я уехала, когда мои родители узнали, что я беременна. Они отослали меня на восток, к тете и дяде.
– В таком случае как получилось, что я не получил письма с такой важной вестью, как эта?
– Я послала не одно, а много писем.
Шейн стиснул зубы. Лицо его исказилось от боли.
– Зачем же дьявол сыграл такую злую шутку с двумя несчастными детьми?
– У меня есть смутное подозрение. – Мэрл отвернулась, долго смотрела вдаль, пока не взяла себя в руки. Затем она снова посмотрела ему прямо в глаза. – Если каждый из нас писал другому письма, то выходит, что мы жертвы злого умысла каких-то потусторонних сил или, напротив, земных.
– Нет, нет, этого не может быть. Мы просто жертвы почты. – Шейн сжал губы. – Значит, письмо все-таки было… тогда что? Тогда нам повезло, что мы не поженились, если даже в сорок лет мы ведем себя, как дети.
Мэрл недовольно сморщила нос.
– Это тебе сорок, мне еще нет.
– Ты что же, пытаешься затеять новое сражение? – Он улыбнулся, ласково обнял ее за плечи.
Шейн продолжил работу, Мэрл с любопытством поглядывала на него. Он разворачивал рулон, закатывал конец пластика, предоставляя ей прекрасную возможность любоваться его внушительной мужественной фигурой. Все чувства, которые она безжалостно подавляла в себе, внезапно возродились. Шейн в одно мгновение превратил ее в страстную женщину, горящую желанием. Она себя не узнавала.
Прихрамывая, он ходил вдоль развернутой пленки, устанавливал колышки. Когда он забивал их деревянным молотком, мускулы его играли.
– Совершенно не могу себя представить отцом взрослой дочери, – сказал он, подходя к ней.
Мэрл повязала свитер вокруг по-девичьи стройных бедер.
– Ты имеешь в виду, что дитя, которому почти четверть века, заставило тебя почувствовать свой возраст?
– Тебе обязательно нужно говорить это именно так? – Он провел рукой по волосам. – Да, заставляет вспомнить о каждом седом волосе. – Он присел на корточки и снизу разглядывал Мэрл. – А что было потом в твоей жизни, после рождения дочери?
Мэрл быстро отвернулась. Поезд медленно огибал подножье холма. Сверху он был похож на большую белую змею. Она сделала вид, что наблюдает за электричкой, чтобы не дать Шейну возможность заметить на ее лице печаль от вновь испытанной боли. Когда она обернулась к нему, то была почти спокойна.
– Я получила образование там, на востоке. Закончила частную школу, затем женский колледж. Потом вернулась сюда. Несколько лет работала репортером в «Сан-Франциско кроникл» и вот уже пятнадцать лет тружусь в журнале «Сестричка».
Шейн поставил локти на согнутые колени, уперся подбородком в сжатые кулаки. Он по-прежнему смотрел на нее снизу вверх и улыбался.