В порыве страсти - Майлз Розалин. Страница 4

Черт возьми, что происходит? Джон переводил удивленный взгляд с отца на дядю. Чарльз явно пытался сдержать гнев.

– Дело не в выдержке, – хрипло произнес он. – Речь идет об очень важном решении, самом важном решении за все время существования компании, и ты это прекрасно знаешь. Это не просто формальность.

Филипп недобро рассмеялся.

– Очень мило.

Пора разобраться, что происходит, подумал Джон.

– Что будем пить, друзья? – Роль радушного хозяина давалась ему с трудом, однако он заставил себя подкатить сервировочный столик, уставленный хрустальными графинами и рюмками, и вот уже каждый из присутствующих сжимал в руке спасительный бокал. – Так что случилось? – спросил Джон как можно более небрежно. – Что не просто формальность?

Филипп насмешливо кивнул в сторону Чарльза.

– Твоего дядю посетила гениальная идея.

– Это не только моя идея, – твердо ответил Чарльз.

– Ты хочешь сказать, это идея Бена? – фыркнул Филипп.

Бен явно струсил.

– Послушай, Филипп, ты же знаешь, я всего лишь служащий, я не принимаю решений.

– Я бы не стал называть одного из самых опытных бухгалтеров в стране «всего лишь служащим», Бен, – спокойно произнес Филипп. – А если учесть, что вот уже сорок лет ты являешься моим финансовым директором, что ты родился на ферме и практически стал членом семьи, можно было бы ожидать, что ты проявишь хоть немного ответственности. Собственно говоря, за то жалование, что я тебе плачу, я вправе ожидать настоящей ответственности!

Джону казалось, что на его глазах разыгрывается теннисный матч, правила которого ему не объяснили. Он с замиранием сердца следил за тремя мужчинами на ковре у камина, Чарльз с Филиппом – явные противники, а в центре, меж двух огней, – Бен. Наконец Джон заговорил, чувствуя, что голос его звучит неестественно громко:

– Погодите, друзья. О чем вы?

Филипп нанес свой удар без промаха:

– О продаже Кёнигсхауса.

Наступила жуткая тишина. Ни Бен, ни Чарльз не могли поднять на юношу глаза.

– Что?! – как во сне переспросил Джон. Филипп мастерски разыграл удивление.

– Разве тебе не сказали? – невинно поинтересовался он. – Твой дядя Чарльз и наш финансовый гений Бен хотят продать Кёнигсхаус.

Только он знал, чего стоила сыну произнесенная им одна-единственная фраза:

– Продать Кёнигсхаус? – Джон так растерялся, что произнес и второе, местное название: – Продать Королевство?

– Да, именно об этом земельном участке мы и говорим. Старый дом должен быть продан. Продан, продан, продан! Ура!

Джон расхохотался; в его смехе прозвучали истерические нотки облегчения:

– Хватит, отец! Шутка не самая удачная. Филипп рассмеялся в ответ.

– Я так и знал, что ты сочтешь это шуткой. Джон все еще отказывался верить собственным ушам.

– Не смешно, отец.

– Я не шучу, сын.

– Ты хочешь сказать?!

Чарльз шагнул вперед, на его лице читалось отвращение.

– Хватит, Фил, – резко произнес он. – Я думал, ты ему скажешь.

– Я сказал.

– Я имел в виду – сегодня!

Филипп ухмыльнулся.

– Я и сказал сегодня – только что. – Он повернулся к Джону: – Что скажешь, сын? Как ты к этому относишься?

Джон мертвенно побледнел.

– Черт возьми, ты прекрасно знаешь, как я к этому отношусь! – выдавил он наконец. – Это невозможно! Отец, ты не можешь так поступить!

– Ах, Боже мой! – насмешливо произнес Филипп. – Похоже, я огорчил бедного мальчика, он не сможет этого пережить. – Он обернулся к Бену: – Ты был прав, когда предупреждал меня, что наш Джонно слегка расстроится. И с чего бы это?

– С чего?! Отец, я… – К своему ужасу и стыду Джон почувствовал, что вот-вот заплачет. Бен неловко бросился ему на помощь.

– Видишь ли, Джонно, компания попала в беду.

Филипп давно уже знал об этом. Мы прикидывали и так и этак, но это единственная возможность свести концы с концами. Чарльз кивнул.

– И слабое звено в этой цепи – Кёнигсхаус, ферма. Во всем мире падает спрос на говядину, с каждым годом мы продаем все меньше и меньше…

– И работаем мы по старинке, – подхватил Филипп, – так что если верить Чарльзу и Бену, от Кёнигсхауса нужно избавиться! Придется нам его продать, мой мальчик. И королей пинком выгонят из их королевства! – Он оглушительно рассмеялся.

Похоже, ему все это нравится, подумал Джон. Нужно что-то делать.

– Послушай, отец…

Гостиную от холла и лестницы отделяла изящная арка. В тот самый момент, когда Джон обратился к Филиппу под аркой появились женщины. Элен, чей повседневный наряд составляли рубашка и джинсы, скрывавшие фигуру, была сейчас на редкость хороша в простом, классического покроя крепдешиновом платье цвета морской волны, которое удивительно шло ей, гармонируя с серебристым оттенком светлых волос. В мягком свете ламп она теряла по крайней мере лет десять из своих сорока с небольшим, а легкая походка и благородная осанка позволяли присутствующим мысленно скинуть еще лет десять. И только собственная застенчивость мешала ей понять, какое впечатление она производит на всех без исключения мужчин. И все-таки их взоры обратились на ее спутницу. В жилах девушки текла кровь аборигенов, к тому же она унаследовала все самое лучшее от обоих родителей. Тонкие черты лица, большие светло-карие глаза, золотистый цвет кожи выдавали в ней уязвимость, присущую детям буша, но хорошо вылепленный нос и волевой подбородок говорили о силе характера. Ей было чуть больше двадцати; легкая и стройная в своем бело-мраморном шелковом одеянии, она двигалась, как балерина. Ощущая столь пристальное внимание к своей персоне, она несмело вошла в комнату.

Мужчины хором приветствовали Элен и Джину. Один Джон молчал.

– Джон, – пришла ему на помощь мать, – ты, конечно же, помнишь Джину?

Помнит ли он ее?

Конечно, помнит! Они вместе ходили в школу, только она была на три-четыре года моложе. А лет пять назад, когда компания настолько расширилась, что Бену пришлось переехать в Сидней, она уехала с семьей в город. Он знал, что несколько лет назад у нее умерла мать и что теперь они живут вдвоем с Беном. Из отдельных разговоров он понял, что она поступила в колледж и вскоре должна его закончить. Впрочем, все это его совершенно не интересовало.

Он помнит Джину – страшненькую, тощую, с ногами как спички, с непропорционально большими глазами. Ее мать-аборигенка (кто бы мог подумать, что Бен выберет себе такую жену) буквально тряслась над ней, никого из мальчишек близко не подпускала.

Он помнил…

Но только не эту девушку!

Невидимая рука в холле ударила в гонг, и в гостиной появились Рози с Элли. Филипп рассмеялся, громко хлопнул в ладоши и взревел, сверкая глазами:

– Обед! Господи, как я проголодался! Просто удивительно, до чего же разговоры о делах возбуждают аппетит! Разве не так, други мои?

4

Элен лежала на широкой дубовой кровати, привезенной из Саксонии первыми Кёнигами, прислушивалась к шумному дыханию мужа и тщетно пыталась уснуть. Если бы мысли могли превратиться в поступки, кричало ее сердце, каждая вторая женщина убила бы своего мужа тут же, сию же секунду!

Ее била дрожь, она беспокойно металась в постели. Перед глазами всплыло лицо Джона, каким она увидела его вечером в гостиной: синяки под глазами, словно у молодого боксера, а выражение глаз – как у бычка, которого ведут на бойню.

Когда речь шла о деле, решения всегда принимал Филипп, ей и в голову не приходило высказывать свое мнение, не станет она делать этого и сейчас.

И тем не менее, все то время, что она исполняла роль хозяйки, потчевала гостей и весело улыбалась, она пыталась заставить себя произнести: «Послушай, Филипп, если вся компания поддерживает ферму, то нельзя ли избавиться от чего-то другого, чтобы Кёнигсхаус остался для… для…»

«Для Джона, – хотела она сказать. – Для моего сына. Твоего сына. Твоего наследника. Единственного оставшегося у тебя наследника, ты помнишь об этом? Или теперь, после исчезновения Алекса, тебе наплевать? Неужели Джон навсегда останется для тебя на втором месте?»