Время Мечтаний - Вуд Барбара. Страница 63
Она шла навстречу солнцу уверенным размашистым шагом, устремив взгляд вперед. Ей надо было найти укромное место, вдали от жилья и пасущихся стад. По дороге она пела песенную линию Прародителя Морского Котика – песенную линию ее матери и ее предшественниц. Наконец она нашла место, защищенное от посторонних глаз деревьями и валунами. Она медленно и внимательно огляделась: нигде не видно было ни фермы, ни изгородей, ни всадников. Сара знала, что белые люди боялись магии аборигенов. Как-то раз мистер Симмз запер ее на три дня без еды и воды за то, что она, как он сказал, «совершала языческий обряд». А она всего-навсего старалась вызвать дождь, потому что посевы на полях миссии гибли от засухи.
Сара медленно разделась, сложила одежду аккуратной стопкой и начала доставать один за другим предметы из узелка. Она пела шепотом песню каждого, прежде чем положить на землю: охра, жир, перья, волосяной шнурок, туфли. Затем она вошла в реку, искупалась в ее холодной воде, после чего собрала камни и траву и разожгла на берегу небольшой костер. Раздувая пламя, она пела, призывая дух Матери Всего напитать силой огонь. Дальше она принялась готовить краску из клея с охрой. Когда краска была готова, Сара смазала всю себя жиром эму и начала втирать его в кожу до блеска. Она втерла жир в волосы и смешала его с золой костра, напевая песни Матери Всего.
Затем Сара начала разрисовывать свое обнаженное тело. Сначала она обозначила контуры красной и черной краской и при этом призывала дать силу узорам, обращаясь к Мечтаниям Диких Ягод, из которых была получена черная краска, и Мечтаниям Речной Глины, давшей красную краску. Белой краской с помощью палочки она провела полосы от плеч по рукам, сделала круги на груди, а на животе нарисовала точки. На бедрах появились звезды и солнца, и большие океанские волны, а также знаки, обозначающие скалистый берег, лежавший далеко к югу, где была родина морского котика. Свою работу она сопровождала песней, придавая силу краскам и знакам. Она пела песенную линию своей матери. Сара сознавала, что песенный ряд ограничен, так как ее тайное посвящение в миссии прервали, но она была уверена, что ее знаний ритуала достаточно, чтобы направить в себя силу.
Закончив рисовать, она повязала голову волосяным шнурком и села лицом к заходящему солнцу. Она вдыхала дым костра, чувствуя запах, обугливавшейся темеды – кенгуриной травы, золы, смешанной с жиром, сгоревших перьев. Это был магический дым, обладавший духами могущественных Мечтаний Кенгуру, Эму и Какаду. Сара раскачивалась в такт пению, закрыв глаза, и чувствовала, как тело ее пронизывают солнечные лучи. Перед ее мысленным взором происходило движение цвета и фигур. Затем она встала и начала танец, отражающий долгое путешествие морского котика из холодных антарктических вод в теплые моря.
Тело ее менялось. Она ощущала движение могучего океана вокруг себя, вкус соленой воды, видела, как сквозь лес бурых водорослей струится зеленоватый солнечный свет. Сара чувствовала растекающуюся по телу силу, ощущала, как по жилам движется магия и сила. Она пела и танцевала Мечтания своего рода и своим пением и танцем продолжала песенную линию, как делали матери до нее, каждая в свое время. Она не должна была проходить через это одна. Закон ее народа предписывал ее матери находиться рядом, вести ее сквозь череду священных обрядов, передавая дочери песенную линию. Но у Сары не было матери, она была одна.
Джоанне снился сон. Она смотрела на вход в пещеру и видела себя ребенком. Кто-то держал ее на руках. Из пещеры выходили женщины, и маленькую Джоанну радовало их появление. Потом она увидела красивую белую женщину, которая шла и пела вместе со всеми, должно быть, это ее мать, но она ее не узнавала. И в этот момент Джоанне во сне пришла мысль: «Наверное, я вижу сон моей матери». Ребенок спросил у державшей ее женщины: «Можно мне войти в пещеру?» Ей ответили, что нельзя. Туда разрешалось входить только девушкам, ставшим женщинами. И они должны идти со своими матерями.
– А папам туда можно? – спросила Джоанна.
– Нет, для пап вход закрыт. Мужчин там ждет злая магия.
Потом Джоанна увидела, как из пещеры после женщин вышел мужчина и пошел, прячась среди камней. Тогда она закричала: «Он там! Там папа!» И потянулась к нему. Но тут сон начал меняться. Потемнело небо. Приобрели зловещие очертания окрестности. Люди разгневались и стали преследовать мужчину, вышедшего из горы. Вдруг появились собаки. Джоанна бежала к мужчине, о котором она думала, как об «отце», однако не узнавала его. А собаки приближались. Мужчина как будто протянул к ней руки. И она готова была броситься к нему, но тут он начал менять форму. Он стал очень высоким и упал на землю.
Его тело, казалось, расплывается по красному песку. Он извивался среди теней, а потом на глазах у Джоанны превратился в громадную радужную змею.
Джоанна пыталась кричать, но у нее пропал голос. Она хотела бежать, но ее не слушались ноги. Змея медленно подползала к ней. Вдруг появилась леди Эмили. Оцепенев от ужаса, Джоанна смотрела, как огромная змея приближается к ним, не сводя с нее узкого золотистого глаза. Теперь собаки бежали к леди Эмили. Они бросились на нее, но в этот момент змея разинула пасть и проглотила леди Эмили живьем. Джоанна видела, как она исчезла в змеиной утробе, и закричала. Змея накинулась на нее и, обвившись вокруг талии, начала ее давить. Джоанну пронзила внезапная боль.
Она резко проснулась и лежала, не шевелясь. Наступила ночь. Поодаль чернела река. Лежа среди объятого ночной тьмой леса, все еще во власти сна, она ощущала острые боли в животе. Джоанна думала о странности сна. Неужели ей на самом деле мог присниться сон матери? Она попыталась восстановить его в памяти, постичь значение. Ей вспомнилось, что мать всю жизнь очень боялась собак. И она гадала теперь, не был ли этот сон воспоминанием о каком-то случае, свидетелем которого мать стала в далеком детстве. Связана ли как-то с собаками песня-отрава? Было ли это своеобразным проклятием, наложенным на чету Мейкписов и их потомков, проклятием, где собакам отводилась определенная роль?
Внезапно в ее памяти всплыло еще одно воспоминание. Два года назад они с Хью встретили по дороге к Эму-Крик семейство аборигенов, и старая женщина предсказала ей будущее: «Я вижу тень собаки, следующей за тобой». Джоанна подумала, что старуха говорила о прошлом, но Хью сказал, что женщина, как ему показалось, имела в виду будущее. Вызывало ли проклятие смерть от собак как воображаемых, так и настоящих? «Но почему?» – спрашивала Джоанна речную тьму. Что могли совершить ее дед с бабушкой, чтобы навлечь на себя и своих потомков такую ужасную кару? В своем дневнике леди Эмили описывала сон, в котором видела отца выходящим из пещеры. Было ли такое на самом деле? В другом месте она писала: «Что-то погребено и забыто, а я должна это вернуть на свет. Меня что-то принуждает отправиться в Карра-Карра и заявить права на наследство». Какое наследство? Что это значило?
Джоанна огляделась и почувствовала сохранявшуюся в этом месте силу аборигенов. Пусть эти люди его покинули, но присутствие их продолжало ощущаться, здесь остались их духи, энергия, пыл их чувств. Ей стало понятно, откуда взялось беспокойство, не оставляющее ее на протяжении всей беременности. В глубине души она боялась, что ее нерожденного ребенка дожидается наследство страха, передающееся от матери к дочери. Джоанна попыталась подняться, но ее опоясала резкая боль: ее душит Змея-Радуга.
– Нет, – сказала она себе со страхом. – Это до срока просится на свет ребенок.
Сара искупалась в реке. Она смыла с себя священные знаки вместе с жиром эму и предала их воде, наблюдая, как она уносит их в священное место. Она стерла начертанные на земле знаки, загасила костер и песней вернула Мечтания земле. Ритуал завершился. Она совершила обряд своего посвящения, и сделала это сама. Мать не вела ее по пути тайн, не научила секретам. Не было с ней бабушки, чтобы передать мудрость предков, не было рядом ни сестер, ни других родственников, которые бы праздновали ее посвящение, и не было рода, готового встретить ее с любовью. И так Сара в одиночестве прошла обряд посвящения и узнала, что так это теперь должно быть. Знала она также и то, что это был, возможно, последний ритуал ее народа, который она совершала.