Иллюзии - Марч Джессика. Страница 13

Когда Вилли вернулась из школы, она застала мать плачущей. Она внимательно слушала маму, пока та пересказывала ей свою беседу с адвокатом, из которой окончательно стало ясно, что у нее нет никакой надежды на развод.

– Это несправедливо, – страстно сказала Вилли. – Отец не заботится о тебе, как дядя Рон о тете Саре. Он даже лишил нас жилья.

– Все это так, – промолвила Джинни, – но таков закон.

– Я думаю, что можно найти какой-нибудь выход, – настаивала Вилли.

Прошло более года. Ренолдз все-таки начал Дело о разводе Джинни и Перри. Он добился еженедельного двадцатидолларового пособия для ребенка. Он также предупредил Джинни:

– Будьте чисты, как снег. Иначе придется распрощаться и с дочерью, и с ее деньгами.

Это разозлило Джинни. И не потому, что ей не нужно было делать такое предупреждение, а просто потому, что это было несправедливо. Перри поступал так, как ему хотелось, и ни один человек в городе не осуждал его. Джинни всегда была о себе неплохого мнения, называя себя „хорошей девушкой“. Сейчас же люди толковали о ней, как о дешевке, с которой можно позабавиться и после этого выбросить.

Ее единственной подругой была Сара, жизнь которой не намного отличалась от жизни Джинни. Имея уже троих детей, она выглядела старше своих лет. Сара вставала в шесть, несмотря на то, что дважды ночью кормила своего младенца. Она приступала к ежедневной работе, однообразной и бесконечной, и оставляла ее на закате. Она благодарила Бога за то, что он послал ей Джинни, которая помогала ей; она радовалась тому, что может поделиться с ней своими проблемами как с сестрой. Джинни старалась не обижать Сару.

Это произошло в начале марта, ранним утром. День начался, как обычно. Джинни приготовила завтрак и помогла детям собраться в школу. Затем она поднялась к себе наверх и заправила большую двуспальную кровать, на которой спали они с Вилли. В ее комнате всегда было чисто и уютно. Вилли тоже была приучена к порядку и аккуратности. Закончив наверху дела, Джинни пошла в ванную. Утро было холодным, и она решила принять теплый душ. Сперва она вымыла свои роскошные, густые вьющиеся волосы и, расчесывая их щеткой, заметила предательский волосок, один-единственный, отличный от всех, серый и жесткий. Она вырвала его и в зеркале стала внимательно разглядывать свое лицо, отыскивая следы, оставленные временем, особенно последним периодом неопределенности положения со всеми сопутствующими ему проблемами. Озабоченная, она встала под душ и направила струю воды себе на плечи. На эти плечи легли все тяготы ее положения, все трудности, связанные с воспитанием дочери, финансовыми проблемами и многими другими вещами. Вся опасность заключалась в том, что если вдруг она снова захочет помечтать и попытается как-то изменить свою жизнь, то она причинит себе еще больший вред.

– Джинни? – позвала ее Сара, войдя в ванную комнату и усаживаясь на унитаз. – Ты закончила? Господи, как у меня устали ноги... а еще гора глажки.

– Оставь ее, – сказала Джинни, – я поглажу, как только вытрусь. – Она шагнула из ванны и потянулась за полотенцем.

– Как ты прекрасна, – заметила Сара, внимательно оглядывая тело своей невестки. – Ты выглядишь еще совсем девочкой... в отличие от меня, – грустно сказала она, опустив глаза на свои раздобревшие формы.

– О, Сара, – заворачиваясь в полотенце, успокаивала ее Джинни, – у тебя трое детей. А последний родился всего два месяца назад. И кстати, как раз вчера вечером Рон сказал, что ты прекрасно выглядишь в платье, которое я тебе сшила.

Джинни улыбнулась, а так как Сара продолжала печально смотреть на нее, то она обхватила ее полотенцем и стала тормошить.

– О, Джинни, – Сара обняла ее. – Я так тебя люблю. – Она стала гладить ее по спине. По телу разлилось приятное тепло, и Джинни еще теснее прижалась к Саре. Ее тело отвечало на ласки Сары, соски ее грудей напряглись, прикасаясь к жесткому хлопчатобумажному халату Сары.

Она не протестовала, когда Сара взяла ее за руки, повела в мансарду и уложила на кровать. Она позволила ей поцелуи и ласки и еще многое другое, что разбудило в ней желание и подарило удовольствие, о котором она почти забыла.

Для Джинни событие, которое произошло этим холодным утром, было большим открытием. Любовь Сары доставила ей огромное удовольствие. Физическая близость с ней напомнила Джинни, что ее тело все еще способно наслаждаться. Но в то же время Джинни не хотела, чтобы это когда-нибудь повторилось, тем более превратилось в норму.

Сара же, напротив, всеми силами стремилась к этому. Оставаясь наедине с Джинни, она только и желала ее. Джинни не хотела обижать Сару. Поэтому вначале она в безобидной форме отклонила ее притязания. Но Сара не сдавалась.

Однажды вечером, когда Рон и дети были внизу на кухне, она задержала Джинни в спальне. – Я хочу тебя, – прошептала она, страстно обнимая свою золовку. – Я просто не могу находиться рядом с тобой и не прикасаться к тебе. Пожалуйста, Джинни, давай снова займемся любовью.

– Мы не можем, – произнесла Джинни тихо, стараясь отстраниться от Сары. – Держи себя в руках, Сара. Кто-нибудь из детей может войти. Мы не должны делать то, что ты хочешь. Это плохо. – Она взяла невестку под руку и вывела ее из спальни. – Умойся, а я пойду собирать ужин.

Джинни взяла себя в руки. Она светло улыбалась, хозяйничая на кухне, стараясь забыть о разговоре, который чуть не породил конфликт. Она поняла, что ей с Вилли придется покинуть этот дом во избежание неприятностей.

Во время ужина она приняла невозмутимый вид и старалась избегать укоризненных взглядов Сары и вопрошающих Вилли. Занятый поглощением картофеля и мяса, Рон, конечно же, не мог заметить напряженность в отношениях между Сарой и Джинни, тогда как Вилли ясно чувствовала ее.

После ужина и вечернего туалета Джинни долгое время не могла заснуть. Куда бы им с Вилли уйти? На что им жить, пока она не выиграет процесс? Она отложила немного денег для мистера Ренолдза, и это было все, что она имела.

Утром она была очень озабоченна, хотя у нее и появилась идея. Сара за завтраком держалась холодно и официально. Потом Джинни поехала за покупками в Главный магазин мистера Лена Шарпа. Она купила какие-то мелочи и, получив счет, достала кошелек, чтобы расплатиться. Но там оказалась одна мелочь, не набиралось даже доллара.

– Вы знаете... у меня не хватает денег, – пробормотала она, и ее щеки ярко вспыхнули.

– Я запишу расходы на счет вашего брата, – сказал хозяин магазина, – я знаю, что вы живете с ним и Сарой.

– Спасибо, Лен, – промолвила она, злясь на его усмешку и покровительственный тон, но не позволяя себе ответить резко, что рассердило бы его.

– Надеюсь, что в следующий раз вы придете со своими деньгами.

Опустив голову, она вышла из магазина, не обращая внимания на мужчину, который следовал за ней.

– Эй, ...молодая женщина, – окликнул он ее.

– Вы зовете меня? – спросила Джинни.

– Да, – ответил он. Ему было около шестидесяти, у него была бородка и густые седые волосы, загорелая кожа и мускулистое тело, привыкшее к тяжелому сельскому труду.

– Вы случайно не Вирджиния, дочь Джона Барбера?

– Да...

– Я Бен Каттоу. Мы с вашим отцом были большими друзьями.

– Я помню, – ответила она. У Бена было ранчо в двадцати милях от города. Но никто не видел его с тех пор, как умерла его жена.

– Надеюсь, что ты, Вирджиния, не хотела, чтобы все так вышло. Я сожалею, что у тебя такие неприятности.

Как и все другие жители Белл Фурша, Каттоу знал о происшедшем с Джинни. Он слышал, как Перри ругал свою жену, представляя ее как своевольную, взбалмошную женщину, которая пренебрегала своими супружескими обязанностями. Но в отличие от других, Каттоу выразил прекрасной молодой женщине, которую вышвырнули из дома, оставив без средств, свое сожаление и понимание.

– Да, это было тяжело, – ответила она, улыбнувшись, благодарная за добрые слова.

– Может, мы сумеем друг другу помочь? Ты, наверно, не слышала, что миссис Ломес на прошлой неделе покинула ранчо. Она уехала в „Пьеррэ“, к сыну. И я остался без хозяйки. Я хотел бы предложить тебе работу, если она устроит тебя.