Опасный маскарад - Грегг Элизабет. Страница 10

Оставалось лишь одно место, куда Бен мог обратиться с просьбой позаботиться о Дессе, – салун «Золотое солнце», а вернее – Роуз Лэнг, чье доброе сердце не раз спасало бездомных сирот, в том числе и его самого. Роуз и Мэгги должны знать, как помочь убитой горем девушке. Он уверенно зашагал по пыльной улице мимо лошадей, телег, повозок и любопытных зевак, сухо кивая знакомым ковбоям и не вступая ни в какие разговоры.

Придя в себя, Десса обнаружила, что ее окружают тишина и мягкий полумрак. В другом конце незнакомой комнаты, в которой она оказалась, горела свеча. Света она давала мало, зато ее чуть подрагивающее пламя успокаивало и наводило на мысль о тепле и домашнем уюте.

Девушка лежала на пуховой перине, под настоящим одеялом. Более того, вместо грязного изодранного платья на ней была чистая ночная рубашка из тонкой ткани, издававшая приятный аромат лаванды. Когда сознание вернулось полностью и рассеялся туман в голове, Десса расслышала далекую музыку и голоса, мужские и женские, то и дело перемежающиеся взрывами смеха.

Она повернула голову и застонала. Затылок нещадно ломило, и пульсирующая боль отдавалась в висках. Она облизала губы, которые были так сухи, что к ним прилипал язык. Заметив на стоящем рядом столике графин и стакан, Десса, вопреки собственному телу, каждый мускул которого, казалось, протестовал против любого движения, с трудом приподнялась на локте и налила себе воды.

Какое-то время она ничего не могла вспомнить. Ей казалось, что голова набита ватой, что вся информация о ее прошлой жизни сокрыта за тяжелым темным занавесом, отодвинуть который не хватало сил. Реальными были лишь прохладная живительная влага, мягкая постель да боль в измученном теле. Чужая комната, чужое тело, чужая голова…

Когда память обо всем происшедшем вернулась к ней, вернулась внезапно и грубо, подобно прорвавшему туман локомотиву, она едва не закричала. Ограбление дилижанса, бегство от бандитов, Бен Пул и Вилли Мосс, пепелище, слова шерифа…

Неужели все это действительно было? А если да, то почему она до сих пор жива? Зачем? Она отчаянно дерется за свою жизнь и честь, а, добравшись наконец до этого жуткого городка, обнаруживает, что ее родители мертвы. Разве это справедливо? Ее душа и сердце разрывались на части, мозг отказывался что-либо соображать. Слишком много вопросов, на которые нет ответа.

Она допила воду и снова упала на подушку. Мягкие темные крылья спасительного забытья снова сомкнулись над ней.

Сидя за столиком, Бен заканчивал рассказывать Роуз печальную повесть о нападении на почтовый дилижанс, хладнокровном убийстве кучера и охранника и прочих злоключениях девушки по имени Десса Фоллон. Подняв глаза от кружки с пивом, он встретил испытующий взгляд.

– В чем дело, Роуз?

Она отвела глаза, потом снова посмотрела на него.

– Дорогой мой Бен, ты еще простодушнее, чем я ожидала. Стоит какой-нибудь смазливой мордашке угостить тебя душераздирающей историей, и ты уже таешь, как воск на солнце.

– Дорогая моя Роуз, – невесело усмехнувшись, в тон ей ответил Бен, – ты еще подозрительнее, чем я думал. Неужели ты и впрямь считаешь все это выдумкой?

Она покачала головой, и россыпи белокурых локонов, составлявших неотъемлемую часть ее высокой замысловатой прически, заколыхались, подобно маленьким золотистым пружинкам.

– Ой, только не заставляй меня снова кого-то спасать! Однажды я уже попалась на эту удочку, выходила умирающего от голода мальчишку, и чем все это кончилось? Передо мной сидит здоровенный детина, который готов распускать нюни по любому поводу, забывая, сколько раз его доброта ему же выходила боком. Когда ты наконец начнешь думать о себе, Бен Пул?

– Черт, Роуз, снова ты об этом… Ты же сама знаешь, что людям надо помогать. Вот, например, Мэгги: ей все время что-то требуется, а денег у нее, скажем прямо, негусто. Или Сэра и ее близняшки… Когда ее муж… погиб, вся семья осталась ни с чем.

Роуз протянула руку и ласково накрыла ладонью его пальцы, выстукивающие на грубой деревянной поверхности стола нервную дробь.

– Не казни себя, Бен. Пойми же наконец, это была просто шальная пуля. Ты сделал все, как надо, и не твоя вина, что он сам полез под выстрел.

Бен упрямо мотнул головой:

– Мне следовало быть осторожнее, Роуз. Мужчина обязан уметь отвечать за свои поступки – это святая истина, и никуда от нее не деться. Поверь мне, на свете нет ничего хуже, чем убить человека. Мне было страшно плохо, Роуз, так плохо, что даже не хотелось жить.

Она вздохнула и встала.

– Пойду посмотрю, как там твоя бедная маленькая сиротка. Выпей еще пива и уходи. Снова забирайся под свою чертову повозку, спи на жесткой земле… Быть может, все же настанет день, когда ты перестанешь наконец винить себя во всех грехах этого мира!

– Не надо так переживать, Роуз, я в полном порядке, – улыбнулся ей Бен. – Вы с Мэгги вырастили меня и научили разбираться в том, что хорошо, а что плохо, и я усвоил это накрепко. Не волнуйся, я со всем справлюсь. Что ж, пожалуй, от пива я откажусь и лучше отправлюсь спать. Завтра утром, прежде чем уехать из города, мы с Вилли заскочим проведать Дессу.

С этими словами он тоже встал и вышел из салуна. Роуз молча проводила его взглядом.

Если бы не Бен, она бы неминуемо сошла с ума, когда Джеррад Линкольншир привез свою жену и уединился с ней в особняке, построенном им на холме, и совершенно забыл о ее, Роуз, существовании, словно они никогда не любили друг друга. Впоследствии ей так и не удалось полюбить никого другого, но тогда она была воистину на грани помешательства, и лишь забота о Бене, полумертвом от голода и горя, почти одичавшем мальчишке, которого она из жалости приютила, спасла ее рассудок.

С тех пор он стал для нее кем-то вроде сына. Благодаря ему теперь она могла остановиться посреди улицы и спокойно взглянуть на каменную громаду особняка, ничего при этом не испытывая. Вернее, почти ничего… В прошлом году англичанин умер, его жена и дети вернулись на родину, а особняк продолжал стоять, высокомерно взирая на город пустыми глазницами своих подслеповатых окон.

Роуз вздрогнула, как от озноба, и отогнала непрошеные воспоминания. Не стоило ворошить прошлое. Что было, то было. Придерживая подол пышного платья, она стала подниматься по лестнице в комнату своей новой подопечной.

Когда Десса проснулась, ее встретил яркий солнечный свет, щедро льющийся сквозь раздвинутые шелковые шторы, и, прежде чем память вернулась к ней окончательно, она впервые за последнее время почувствовала прилив сил и душевный подъем. Чудесная комната, задрапированная шелком и атласом, дорогие шторы, складки которых, чуть колышимые утренним ветром, были то розовыми, то темно-багровыми. Кто же живет в такой роскоши? И как она здесь оказалась?

Поток горьких воспоминаний снова подхватил ее и понес по рекам слез, которые, будто только того и ожидая, немедленно вырвались на волю. Смерть родителей вытеснила в ее сознании все остальное, и Десса не сразу вспомнила о том, как приехала в город с Беном Пулом и как они ходили вместе к шерифу. Когда же это наконец произошло, она заставила себя успокоиться, вытерла глаза и встала с кровати.

На другом конце комнаты стояло то, чего она никак не ожидала в такой глуши: ванна, самая настоящая ванна во всем своем великолепии! Так куда же она попала? Что это за сказочный дом? Кто принес ее сюда? Бен Пул? А кто раздел? Неужели тоже он?!

Десса бесшумно прокралась к двери, быстро открыла ее и прислушалась. Тишина. Тогда она осмелилась сделать шаг вперед и осмотреться. Прямо перед ней распахнутые стеклянные двери вели на широкую галерею. Она подошла к перилам. Внизу был отделанный красным деревом бар, стены которого украшали овальные зеркала и картины; у одной из стен стояло фортепьяно, и в нем наметанный глаз девушки с изумлением узнал великолепный образчик изделий знаменитых кремонских мастеров. В самом деле, она же слышала музыку! О, сколько ночей напролет она протанцевала в объятиях кавалеров под ту же мелодию, что наигрывал тогда незримый пианист! Кто бы мог подумать, что она услышит ее здесь, в этом забытом богом городишке!