Гонки на выживание - Норман Хилари. Страница 28
– Почему, папа? Зачем она это делает? – спросил Андреас отца как-то раз поздно вечером, после длительного дежурства у постели умирающей.
Лицо Роберто осунулось от горя, он ссутулился и постарел в одночасье. Он был не в силах представить себе жизнь без Анны.
– Она наказывает сама себя, Андреас, – тихо объяснил он. – Неужели ты не понимаешь?
– Но почему? Неужели она так сильно меня ненавидит? То молчит, то принимается повторять без конца: «Ты подумал, Андреас?» Все надеется, что я откажусь от гонок ради нее.
– Она женщина, Анди, она мать, ты должен постараться понять ее.
– А почему она не хочет попытаться понять меня? Неужели она не видит, что гонки у меня в крови, что я унаследовал от тебя мечту, в точности как она унаследовала ферму от своих родителей?
– Я думаю, она все понимает, но не может с этим смириться.
– Не хочет смириться.
– Не все ли равно? – вздохнул Роберто.
Анна так ослабела, что почти потеряла способность двигаться. Однажды поздней ночью, когда все в доме уже спали, она с трудом дотянулась до руки Роберто и слабо сжала ее. Губы у нее дрожали.
– Я никогда не умела… не знала, как выразить мою любовь к тебе, Роберто. Я пыталась… я хотела… но мне было так трудно…
– Я знаю, дорогая. Не мучай себя.
– Время шло так быстро… – Воздух хрипел у нее в горле, но она крепче сжала его руку. – А я с ума сходила из-за Андреаса… Роберто, прости меня…
– Мне нечего прощать, Анна. – Он наклонился, поцеловал ее влажный лоб, погладил редкие седые волосы. – Я хочу попросить тебя насчет Анди, Liebchen. Он чувствует, что ты его отвергаешь, он совсем подавлен. Ты могла бы облегчить его боль. Всего несколько слов…
У него за спиной в комнату вошла сиделка, шурша накрахмаленным передником.
– Внизу дожидается священник, герр Алессандро.
Роберто поднялся и посмотрел на жену. Она закрыла глаза, лицо ее было спокойно, словно это не она только что плакала, умоляя его простить ее, словно и не слыхала его просьбы.
Анна умерла три часа спустя. Роберто держал ее за руку, с другой стороны кровати стоял священник. Андреас так и остался в дверях вместе с сиделкой.
Онфлер, Франция. 1983 год
19
«Ровно через год, Бобби, то есть как раз в годовщину смерти его матери, я повстречалась с Андреасом».
Двадцать пять лет. Неужели это было двадцать пять лет тому назад?
Александра посмотрела на свои руки, отыскивая признаки старости, провела пальцем по усеянному камнями кольцу, символизирующему вечную любовь, которое Андреас подарил ей после рождения Роберты. Она сама не знала, зачем все еще носит его. Все ее чувства выгорели дотла, остались одни лишь воспоминания, подобные безобразным шрамам. Ей не требовалось кольцо, чтобы воскресить в себе ощущения того дня, возвращавшиеся с ослепительной ясностью даже помимо ее воли. Но и снять кольцо она тоже не могла.
Все, что она написала в письме до этой минуты, было всего лишь предысторией, легкой грунтовкой, покрывавшей холст, на котором основные фигуры лишь едва намечены контуром, основными цветами без перспективы и объема, без деталировки и полутонов: их еще предстояло добавить. В сотый раз она спросила себя, есть ли у нее право продолжать. Оправданны ли ее усилия?
Александра снова взялась за перо. Больше никаких колебаний, она была полна решимости. Она положила перед собой чистый лист бумаги.
«Я вернулась в Англию после короткой остановки в Реймсе, где делала наброски в надежде собрать материал для триптиха, который намеревалась сделать центральной картиной моей следующей выставки. Мое увлечение автогонками было тогда в зародыше, оно началось после гонки в Монако…»
ЧАСТЬ III
20
– Кто дал вам разрешение меня рисовать?
Она нахмурилась, но продолжала делать набросок: ее правая рука так и летала над бумагой.
– Может, вы меня не расслышали? – Его тень закрыла рисунок.
Угольный грифель у нее в руке сломался надвое, она опустила альбом для эскизов на колени.
– Вы заслоняете мне свет!
Он стоял подбоченившись, сверля ее возмущенным взглядом. Руки у него были перепачканы машинным маслом, обнаженная потная грудь поблескивала на солнце.
И тут он разглядел сделанный ею набросок.
Она рисовала его машину.
Александра приехала в Сильверстоун, чтобы понаблюдать за Алессандро с близкого расстояния. Ей случалось встречать красивых мужчин и раньше, в школе искусств они бродили толпами, но обладателя более привлекательной внешности ей в жизни видеть не приходилось. Эти глаза, казавшиеся на фотографиях просто темными пятнами, в действительности оказались горящими угольями, светлые, почти белые волосы, которые она презрительно считала крашеными, как выяснилось, были натуральными и сияли на солнце чистейшим серебром, кроме того, он был необыкновенно грациозен в движениях, у него была легкая, как будто звериная походка, его жесты отличались текучей плавностью.
Он, безусловно, был хорош собой. И при этом наделен чудовищным самомнением.
– Ваш автомобиль хорошо сочетается с вами, – правдиво заметила она, и не думая ему льстить.
Он перевел взгляд с рисунка на нее.
– Вы собираетесь вышвырнуть меня отсюда? – спросила Александра.
– С какой стати мне это делать? Как вас зовут? А то вы меня знаете, а я вас нет. Неудобно как-то.
Александра соскользнула с изгороди, на которой примостилась как воробушек, и протянула ему руку.
– Я Александра Крэйг.
Даже в сандалиях без каблуков она была почти с него ростом. Несколько секунд они смотрели друг другу глаза в глаза, потом он вдруг отрывисто бросил:
– Подождите здесь.
Алессандро вернулся к красной «Мазератти», над которой трудился вместе с Сальвадори и еще тремя механиками.
– Справитесь сегодня без меня?
Сальвадори удивленно поднял голову.
– Я думал, тебя беспокоит трансмиссия.
– Я хочу поговорить с этой леди.
Итальянец усмехнулся. Такой мотив был ему понятен.
– Иди, – великодушно согласился он. – А что это за красотка?
Андреас подобрал с земли свою рубашку.
– Понятия не имею. Но она рисует машины.
– Ладно, – сказал Сальвадори и вновь нырнул под машину.
Перебросив рубашку через плечо, Андреас вернулся к девушке.
– Поужинаете со мной сегодня, мисс Крэйг?
– Нет. Я вас не знаю.
Она наклонилась, подобрала куски сломанного угольного грифеля и подняла с земли большую плетеную сумку со своими принадлежностями, которую таскала с собой повсюду.
– Так ведь и я вас не знаю, но тем не менее хочу с вами поужинать.
Он вытащил альбом из сумки и начал его листать.
– Не стесняйтесь, – саркастически заметила она. – Смотрите на здоровье.
Он взглянул на нее с любопытством.
– Вы американка?
– Да.
– Я плохо разбираюсь в акцентах, – улыбнулся Андреас. – Ирландский и американский выговор кажутся мне почти одинаковыми.
Она отняла у него альбом и спрятала в сумку.
Андреас продолжал смотреть на нее не отрываясь. Сальвадори не зря назвал ее красоткой, но этого было мало. Андреас так и поедал ее взглядом, любуясь тонкими чертами. Все линии ее тела были удлиненными и вытянутыми, но в то же время плавно закругленными. Черные, как эбеновое дерево, волосы свободно падали ей на плечи, нос казался чуть длинноватым, но он ее не портил и лишь подчеркивал живой блеск глаз и четко очерченные скулы. Плотно сжатые губы хранили капризное выражение.
– Не пойму, глаза у тебя серые или зеленые? – вдруг спросил Андреас, пристально вглядываясь в них.
– И те и другие, – ответила она. – По очереди.
– И что заставляет их менять цвет?