Платье от Фортуни - Лейкер Розалинда. Страница 55

– Но каждое утро я работаю в Палаццо Орфей. Это же совершенно аморально – разрабатывать модели для одного ателье, оставаясь сотрудницей другого.

– Твоя сестра все это прекрасно понимает, но сейчас она в очень сложном положении. Никогда не видела ее такой подавленной. Мне кажется, ее привычная страсть к работе исчезла после того происшествия.

Жюльетт резко повернулась к Люсиль и взглянула ей в глаза.

– Что случилось?

– Ее автомобиль потерял управление на скользком шоссе и врезался в стену. У Денизы переломы обеих ног, она все еще ходит на костылях.

– Но почему же ты мне сразу не сказала?

– Когда я приехала во Францию, Дениза была еще в больнице. Я сразу навестила ее, и с тех пор, как ее выписали, жила с ней, а не в отеле «Бристоль». Вот почему так долго не приезжала в Венецию и отложила возвращение домой. Отсюда снова поеду в Париж.

Жюльетт молчала, уставившись на перстни, нервно теребя их на пальцах. Наконец заговорила.

– Чего же ждет от меня Дениза?

– Она хочет новую коллекцию к следующей весне и ждет от тебя рисунков и идей.

– Ничего не могу ответить, не поговорив с Фортуни.

– А как насчет Марко? Он отпустит тебя со мной во Францию?

Брови Жюльетт поднялись.

– Я делаю для Марко все, что в моих силах, но не являюсь его собственностью. Если решусь приняться за эту работу, то, конечно, поеду в Париж, – она улыбнулась. – Тем временем, хочу показать тебе Венецию, хотя нужно провести здесь много лет, чтобы увидеть хотя бы четверть всех сокровищ.

Когда Жюльетт рассказала Фортуни о просьбе сестры, тот внимательно выслушал, отложив в сторону палитру и кисти, – он как раз работал над новой картиной.

– Я не считаю себя частью парижского мира моды, – сказал Фортуни вполне дружелюбно, – поэтому не рассматриваю вашу сестру, как конкурента, и не нахожу ничего дурного в том, что вы примете ее предложение. Главное – ваше желание. Если вы хотите работать на ателье Ландель – почему бы и нет. Я не желаю быть помехой в ваших отношениях с сестрой.

– Вы очень добры, – Жюльетт вспомнила Марко, воспринявшего ее новое предприятие с явной неохотой.

– У вас уже появились какие-нибудь идеи для новой коллекции ателье Ландель?

– Да, – лицо Жюльетт осветилось радостью. – Естественно, мои модели будут совершенно отличаться от ваших, но, наверное, на них неизбежно будет чувствоваться ваше влияние.

– О, для меня это несомненный комплимент. Жюльетт знала, что может доверять ему, и что ее слова не выйдут за пределы мастерской.

– Я уже несколько раз бывала на острове Бурано, там, где производят кружева, и теперь хочу захватить с собой Люсиль. Нужно изучить некоторые методы изготовления кружев, так как у меня появилась идея создать коллекцию дневных и вечерних кружевных туалетов. Кроме того, хотелось бы воспользоваться чудесными оттенками венецианского стекла для зимних шерстяных тканей и бархата. Я думаю о насыщенном синем и густом красном!

Фортуни улыбнулся.

– Понимаете вы или нет, но это возвращение к вашему истинному предназначению в жизни. Такому творческому уму, как ваш, нельзя застаиваться.

– Это не грозит человеку, работающему у вас.

– Но, конечно же, вас должно было угнетать, что туалеты, с которыми вы работаете, не ваши творения.

– Отнюдь. Ведь я счастлива уже от того, что продаю женщинам вещи, делающие их красивее и счастливее.

– Всегда буду рад видеть вас, Жюльетт, в Палаццо Орфей. Надеюсь, мы с Генриеттой будем встречать вас и Марко не реже, чем прежде. И помните, если при разработке моделей потребуется какой-нибудь совет, я всегда к вашим услугам.

– Вы – настоящий друг, дон Мариано.

Люсиль получила огромное удовольствие от посещения Бурано. Оно началось с краткого путешествия по каналам и заливу с водой, голубизна и чистота которой могла сравниться лишь с голубизной и чистотой неба. Женщины на острове занимались плетением кружев, а их дочери и внучки учились этому прихотливому мастерству в школах кружевниц.

Пока Жюльетт изучала процесс изготовления кружев, обсуждала цены и проблемы поставки продукции с владельцами мастерских, Люсиль успела приобрести кружевные шали, вуали, манжеты, платочки – подарки для друзей и близких. В конце концов она решилась на покупку фаты для подвенечного платья своей внучки. Фата была длиной три метра, со сказочным узором в виде переплетенных роз.

– Я рада, что в твоей жизни все так хорошо устроилось, – Люсиль и Жюльетт сидели рядом на деревянной скамье на палубе парохода, возвращавшегося в Венецию. – Марко – прекрасный человек, и у тебя очаровательный сынишка. Скоро вы с Денизой помиритесь, и это тоже меня очень радует, – она по-матерински сжала руку Жюльетт. – Знаешь ли, дорогая, граф Карсавин никогда не сделал бы тебя счастливой, – тут ей пришлось отдернуть руку, потому что Жюльетт резко повернулась и посмотрела на нее глазами, полными тоски и боли.

– Неужели ты полагаешь, что я могу быть счастливой без него?

– Но ведь твоя жизнь полна всем, что может сделать женщину по-настоящему счастливой, – неуверенно произнесла Люсиль.

– О да, я это прекрасно понимаю и благодарна судьбе за все, что она подарила, но то счастье, которое я познала с Николаем, приходит только раз в жизни и никогда не повторяется, – голос Жюльетт смягчился, она сделала попытку улыбнуться. – Извини. Не хотела тебя расстраивать после такого чудесного дня. Мне не следовало говорить об этом.

Наступила пауза, прежде чем Люсиль ответила:

– Напротив, я очень рада, что ты сказала это. Когда-то, кажется, я рассказывала, как в юности полюбила человека, буквально перевернувшего всю мою жизнь. Но позже поняла, что никогда бы не смогла удержать его рядом с собой, даже выйдя за него замуж.

– Ты встречалась с ним во время визитов в Париж?

– Нет, он умер, когда ты была совсем маленькой девочкой.

Наступила неловкая пауза.

– Ты любила моего отца? – недоверчиво спросила Жюльетт.

Люсиль устало кивнула.

– В юности он был совершеннейшим донжуаном. А я буквально обезумела от любви к нему. У нас был бурный роман, но в один роковой день я познакомила его со своей лучшей подругой. О нет, нет, твоя мать никогда ничего не подозревала, и не имела ни малейшего представления о моих чувствах. Они обменялись только одним взглядом, и с того мгновения все другие женщины перестали для него существовать. Я видела, как на глазах рушились мои мечты, надежды.

– Ты ведь была подружкой невесты на их свадьбе.

– О да, это оказался самый тяжелый день в моей жизни. В тот же вечер Родольф во второй раз сделал мне предложение, и я приняла его.

– Но любовь к моему отцу все-таки прошла?

– Нет, но это вовсе не значит, что я не стремилась сделать Родольфа по-настоящему счастливым человеком. Если это способно утешить тебя, то могу сказать, что со временем такая любовь растворяется в повседневной жизни, заботах и теряет остроту, а годы залечивают любую тоску и боль.

Жюльетт глубоко тронул этот рассказ.

– Я всегда ощущала особое родство душ между нами несмотря на разделяющий нас возраст, но до сих пор не понимала, почему ты так боялась, что я полюблю Николая.

– Ну что ж, значит, сегодняшний день оказался очень полезным для нас обеих. И настало время сказать тебе, дорогая, чтобы ты перестала называть меня «ma tante». [20] Когда ты так говоришь, кажется, что мне сто лет! Впредь зови меня по имени.

Женщины рассмеялись, настроение у обеих улучшилось. Гудок парохода сообщил о прибытии в Венецию.

Жюльетт решила взять с собой в Париж Мишеля. Марко на это же время уезжал по делам, и ей не хотелось оставлять ребенка одного на попечение прислуги. Но Марко решительно воспротивился.

– Дорогая, изменение обстановки может неблагоприятно отразиться на здоровье Мишеля. Это совершенно бессмысленно и опасно, а кроме того, он отнимет у тебя массу времени.