Гвиневера: Королева Летних Звезд - Вулли Персия. Страница 41

Я не могла догадаться, для чего Рагнелла использует их, но дар королевы восхищал меня, был мне приятен, и я попросила Гавейна, чтобы он передал ей мою благодарность, если увидит ее снова.

– О, конечно, мы увидимся! – Он закивал головой. – Это замечательная женщина! Такой храброй и остроумной я не встречал на юге… – сказал Гавейн. – Не помню, когда еще я так хорошо проводил время.

Сказав это, он с важным видом вышел из комнаты, покачивая плечами и светясь счастьем.

– Что ты положила в эту гадость? – скривившись, спросила я Вилену.

У отвара, который ежедневно давала мне фрейлина Морганы, был противный вкус.

– Я добавила новую траву, – спокойно ответила повитуха. – После третьего месяца, в отвар нужно класть другие, новые лекарства.

Я внимательно смотрела на нее, в сотый раз убеждаясь, что она мне не нравится, но избавиться от нее, не поссорившись с Артуром, было невозможно. Может быть, я отослала бы ее и сделала вид, что Вилена сама решила, в конце концов, что сейчас я не нуждаюсь в ней, Подумав так, я еще больше разозлилась: кто такая Моргана, чтобы заставить меня запятнать свою честь ложью?

Было чудесное осеннее утро, когда леса звенят от рева оленей-самцов, а белки начинают искать теплые места для зимовки. Утро было прекрасным, и его не могла испортить фрейлина Морганы. Не говоря никому ни слова, я пошла на конюшню и поехала на Тени на обычную прогулку к Крэгу, горной вершине на расстоянии чуть более мили от крепости.

Ветер был свежим и пах снегом, но листья на березах еще трепетали на фоне темно-зеленой лесной чащи, и я улыбалась, несмотря на холод. Моя кобыла была раздраженной, шла рывками, опускала уши, фыркала на каждую тень на дороге, и мне постоянно приходилось успокаивать се.

И только когда мы доехали до вершины Крэга, я увидела, что ветер гонит тучи, низкие и тяжелые. В животе у меня похолодело, и я повернула к дому. Мы могли добраться домой до начала бури, но я начала тревожиться и не хотела тянуть с возвращением. Меня затошнило по дороге домой, и я пустила Тень быстрой рысью, мечтая как можно быстрее добраться до своих комнат. Неважно, что скажет Артур, но я не собиралась больше принимать никаких «особых отваров» Морганы и даже решила отослать Вилену обратно, как только увижу ее.

От ветра поднялась грива Тени и взметнулась вверх целая охапка опавших листьев, оставив без защиты горностая, который помчался искать другого убежища. Глупая кобыла дернулась в сторону, и я впервые за многие годы упала с лошади. Когда я пришла в себя, Тень уже скрылась из виду. Ругаясь, я поднялась на ноги, и тут мое тело пронизала боль. Выворачивающая, пронзительная боль завязывала мое тело в узлы. Я попыталась прислониться к дереву, дожидаясь, пока спазмы ослабнут, и я смогу пойти домой. Но они не утихали, и я, шатаясь, пошла вперед, пока дикая боль не согнула меня надвое и я не упала на землю.

Это было не похоже на обычное падение с лошади, и я заплакала от страха и разочарования.

Как могла я быть такой доверчивой и пить отвары, посланные Морганой? Теперь, когда жизнь ребенка была в опасности, моя глупость казалась невероятной, и я плакала от ярости и отвращения и к себе, и к верховной жрице. Наверное, даже боги услышали мои проклятия, потому что я сильно ругала их, когда была не в силах ползти.

Люди из форта бросились искать меня, как только увидели, что Тень вернулась без седока. Домой меня принесли в паланкине и положили в удобную кровать, но было уже слишком поздно. И после трех часов боли и ярости я лежала измученная, а ребенка больше не существовало.

Энида сидела рядом со мной, пытаясь по-своему утешить меня, но именно Рагнелла помогла мне забыть мое горе и облегчила мое сердце.

Гавейн привел ко мне королеву приднов через боковую дверь, и она стояла, рассматривая меня и плача. Я не знала, когда и как Рагнелла потеряла своего собственного ребенка, но такие подробности были не важны. Она села на кровать рядом со мной и, положив обе руки на мои виски, запела что-то медленно и тихо. Я закрыла глаза и чувствовала, что от ее прикосновений у меня на душе становится легче.

Грустный напев Рагнеллы был для нас спасением, убаюкивающей колыбельной песней, которую могла спеть каждая мать, когда-либо пережившая горе. Мы вместе оплакивали человечество, рожденное, чтобы думать над вечными истинами и медленно приближаться к смерти. Постепенно мои душевные и физические муки сливались с переживаниями наших предков, и чувство единения смягчало боль моей утраты.

Уже почти засыпая, я взяла руку Рагнеллы, благодарно поцеловала ее и положила снова на свой висок. Она сострадала мне, и она заслужила благодарность.

Я проспала день и ночь, и когда вернулся Артур, ни Рагнеллы, ни Вилены уже не было. Взволнованный, он вбежал в комнату и громко закричал.

– Ради всего святого, Гвен, зачем ты поехала верхом, когда у тебя такой большой срок?

– Поехала верхом? – разозлилась я, садясь на кровати и поражаясь, что он ругает меня в такое время. – Я ездила верхом каждый день с тех пор, как научилась ходить! Это случилось не потому, что я ездила верхом, а из-за этого отвратительного отвара, который прислала Моргана. Я знала, что не должна была пить эти отвары!

– Перестань. – Артур бросил на стол перчатки и приказал Эниде принести ему чего-нибудь горячего. Я никогда не видела его таким раздраженным. Он набросился на меня. – У Морганы нет причин желать нам зла, и твое постоянное подозрение постыдно, моей жене не пристало вести себя подобным образом.

– А не стыдно ли тебе приходить сюда и бросаться обвинениями вместо того, чтобы горевать о том, что мы только что потеряли, ребенка, Артур… ребенка!

Я разразилась рыданиями и торопливо отвернулась. Передо мной открывалась необъятная бездна, грозящая поглотить меня.

Артур замолчал, подошел ко мне, сел рядом и положил руки мне на плечи.

– Я, конечно, огорчен… мне сказали, что ты можешь не выжить…

Глядя на Артура, я думала о том, как мало я знаю этого человека: умер его ребенок, а он злится, вместо того чтобы горевать.

– Гвен, – сказал он решительно, все еще держа меня за плечи, – ты должна кое-что понять. Мне безразлично, будут у нас дети, или нет, но мне совсем не все равно, будешь ли ты жить, или умрешь.

Его слова заставили меня онеметь.

– Меня устраивает наша жизнь, и мне кажется, что ребенок не принесет ничего, кроме беспокойства. Я был доволен, что ты забеременела только потому, что это так радовало тебя, но поскольку короли выбираются не по родству, мне безразлично, будет у нас ребенок или нет, детей и без того слишком много.

Артур говорил холодно и резко, и на его лице появилось выражение явного отвращения, сделав его таким непохожим на человека, которого я так хорошо знала.

Я непонимающе смотрела на него. Неистовствовать от волнения и вдруг превратиться в лед – впервые я по-настоящему почувствовала, что это сын Утера.

Артур убрал руки с моих, плеч, поднялся и стал ходить по комнате. Лицо его смягчилось, но мы оба молчали. Я не могла ничего произнести, а он, похоже, предпочитал молчание.

Хотя я была слаба и ноги у меня немного дрожали, кровотечение прекратилось, и, когда Энида вернулась с подносом, я встала и села за стол вместе с мужем, желая примириться с ним.

Поев, он принялся рассказывать мне о недоброжелательных западных соседях. Свирепые и спесивые военные вожди, они считали выгодным пойти на союзничество с Пендрагоном, если он не будет посягать на их независимость.

– Единственными, кто не захотел встретиться с нами, были воины Хуэля, и, если бы Ланс не склонил их на нашу сторону, нам бы пришлось отказаться от мысли встретиться с ними этой зимой и вернуться домой.

Я кивала, все еще не зная, что ответить этому человеку, который час назад стал мне чужим.

– Я думаю, что мне лучше вернуться в лагерь, – признался Артур, вставая и глядя на меня. – Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

Мне страстно хотелось укрыться в его объятиях, чтобы он заслонил меня от холодной, тоскливой пустоты, но он не проявил никакого желания к этому, поэтому я сидела молча, не в силах пошевелиться, а он похлопал меня по плечу.